Меценаты зла - Павел Данилов

В дверном проеме мелькнул силуэт, и Громов нажал спуск. Темно-зеленая пуля врезалась в солнечное сплетение противника и взорвалась. От удара шарика у врага сперло дыхание, но бронированная ткань лишь едва заметно потемнела от микровзрыва. А голова, скрытая маской с прозрачным забралом, и вовсе осталась невредимой. Рядом с Кириллом разорвалась такая же пуля, а затем дверной проем снова посветлел.

Громов попятился вглубь номера, и опустился на одно колено. Сердце бешено колотилось, гоняя кровь по возбужденному телу. Несмотря на пистолет в руке, страх усилился, словно он оказался на корабле с неисправным компьютером. Броня противников его обескуражила.

Однако они медлили, удивленные прытью жертвы. По ощущениям Кирилла в коридоре было четыре человека, один из которых лежал оглушенный.

В номер ворвались сразу двое, поливая Кирилла огнем. Один микровзрыв слегка обжег ногу выше колена, другой – левую ключицу и подбородок. Воздух наполнился запахом паленых волос – отросшая за три дня щетина сгорела напрочь.

Громов выстрелил в ответ четырежды. Он целил в оружие. И один из шариков достиг цели. От пули Кирилла весь заряд пистолета взорвался одновременно. Громов с наслаждением, словно маньяк-садист, увидел брызнувшую из разорванных пальцев кровь. Красные ручейки текли под оглушающий, на одной ноте крик. «Видимо, он почувствовал настоящую боль впервые в жизни», – заметил Кирилл и трижды выстрелил в другого противника, шокированного воплем товарища. Но пуля вылетела всего одна.

Времени на размышления не было. Кирилл, словно разжавшаяся пружина, полетел к противнику и сбил его с ног. Тот с размаху пропечатал темечком дверь и потерял сознание. Отгораживаясь его телом от дверного проема, Громов толкнул в живот перешедшего на всхлипы врага. Мужчина, баюкавший раненные пальцы, мешком вывалился в коридор. В момент, когда Кирилл захлопнул дверь, с улицы донесся приглушенный звукоизоляцией вой сирен. Впервые в жизни Громов по-настоящему обрадовался приезду полицейских.

Кирилл услышал быстро удаляющийся топот. Первым порывом звездолетчика было выскочить и обезвредить последнего противника, но здравый смысл подсказывал, что и его удача может когда-нибудь кончиться.

Громов стащил маску с начавшего приходить в себя врага. Под ней оказался мужчина лет пятидесяти с сальными волосами грязно-желтого цвета. Он открыл глаза, но увидев над собой Кирилла, даже не стал пытаться шевелиться. Подошел Жак, из ванной выбрался Поэт и приподнял брови. Пол рядом с Громовым покрывали брызги крови и выжженные пятна.

– С автоматом я был бы куда увереннее. А так… – сказал Кирилл, чтобы хоть как-то снять напряжение.

– А так тумбочка оказалась лучшим оружием, – усмехнулся француз.

– Ты молодец, что ударил дверь. Иначе вряд ли бы мы отделались так легко. Похоже, им приказали работать на поражение, – сказал Кирилл и с напором добавил, глядя на лежащего мужчину: – Ведь так?

Тот кивнул.

– Лучше всех сработал Поэт, – перевел свою заслугу в шутку Жак, – досыпал в ванной, никому не мешал.

Вид у Ивана и, правда, был такой, словно он еще минуту назад спал.

В коридоре раздался топот целого взвода. В комнату вошли четверо полицейских, остальные заняли позиции в коридоре.

– Всем поднять руки! – проорал первый вошедший. Полицейские, в отличие от террористов, предпочитали работать вначале голосом.

Друзья отошли вглубь номера и послушно подняли руки. Сальноволосый, как окрестил про себя тайльского пса Громов, встал на колени и под дулом автомата показал пустые ладони.

– Выше! – рыкнул на него полицейский.

Вскоре в номер вошел человек, в котором Кирилл без труда признал начальника. Людей, привыкших приказывать, выдает каждое движение, каждая мышца лица.

– Вы постояльцы, – сказал он. В голосе не было и намека на вопрос. – Опустите руки и покажите документы.

Громов показал удостоверение космолетчика. Руководитель операции кивнул и спросил:

– А ваши?

Жак протянул тайльский паспорт левой рукой. Металлический каркас пальцев блеснул в свете ламп, но лицо полицейского не дрогнуло. С равнодушием осмотрев пластиковую карточку с обеих сторон, он вернул ее французу.

Поэт жалобно посмотрел на Кирилла, словно преданный пес, взглядом спрашивающий хозяина как поступить. Громов показал на Ивана и сказал:

– У него нет документов, но я полностью за него ручаюсь, и как раз собирался решать вопрос о документах…

– Вам придется поехать с нами, – обращаясь к Поэту, сказал руководитель операции. – Это чистая формальность. Вы целы?

– Я поеду с ним, это во-первых, – медленно проговорил Громов. – Во-вторых, я требую, чтобы вы разрешили нам носить оружие. – Не дождавшись реакции, Кирилл добавил: – Раз вы не можете обеспечить нам безопасность!

– В общественных местах это исключено.

– Позвольте его хотя бы распаковать! – показывая на оружие в спецмешках, воскликнул Кирилл. – Следующей же ночью, если не сегодня днем, наши враги попытаются снова добраться до нас! А им, как я посмотрю, вы разрешили носить оружие где угодно и когда угодно.

– Мы не разрешали…

– А что же это у них было? Детские пистолетики?

– Однако вы неплохо справились, – впервые позволил себе улыбнуться руководитель операции. – Решим все вопросы в участке. Сколько их было?

– Думаю, что четверо, – уже спокойнее ответил Громов.

Начальник кивнул. В этот момент в номер вошло еще двое полицейских.

– Мы обыскали весь отель – его нигде нет, – сказал один из них.

– Наверное, убежал на крышу, – предположил Громов. – А оттуда улетел на флаере.

Полицейский посмотрел на него с нескрываемым скепсисом. И через секунду объяснил свой взгляд:

– Здание оцеплено. Никакой воздушный или наземный транспорт от гостиницы не отходил.

– Значит, подземный отъехал, – пожал плечами Кирилл. – У этих крыс с Тайлы в каждом доме есть нора. Они вообще там любители подземелий. Особенно тайных.

На последние слова Жак нервно рассмеялся.

– Мы проверим подвал, – пообещал руководитель операции. – Самым тщательным образом… а сейчас – пойдемте.

Кирилл подхватил рюкзак и пакет с оружием. Жестом указал друзьям сделать то же самое.

– Не хочу сюда больше возвращаться, – объяснил он.

Они вышли в холл в сопровождении десятка полицейских. Громов сдал ключ испуганному портье, поблагодарил его за хороший номер и пожелал более удачных постояльцев.

Троих террористов сажали в большую бронированную машину. У одного рука была перевязана от кончиков пальцев до сгиба локтя. Кирилл снова усмехнулся, вспомнив, как попал прямо в дуло пистолета этого неудачника.

Их посадили на средний диванчик восьмиместного полицейского флаера. Сзади расположились трое полицейских, впереди – водитель и начальник операции.

– В участок, – сказал он.

Рюкзаки друзья поставили в ноги, пакеты с оружием легли на колени. Флаер поднялся на вторую высоту дороги, предназначенную для служебного транспорта, и ракетой понесся над машинами обычных граждан.

Кирилл с интересом наблюдал за водителем, державшим в руке рычаг с четырьмя кнопками. Он не управлял машиной в прямом смысле. Водитель только отдавал команды: ехать, остановиться, развернуться, повернуть влево или вправо. А вот под каким углом, и с какой скоростью поворачивать решал компьютер.

До участка они добрались минут за семь. Громов отметил, что к ним на помощь полицейские приехали и того быстрее. Когда флаер опустился на землю, Кирилл вышел сразу же после руководителя. Жак и Поэт выбрались следом и стали озираться по сторонам – на улицу они вышли впервые за два дня.

Полицейский участок находился в центре города и занимал три восьмиэтажных здания. Архитектура была далека от утонченной. Видимо, при строительстве руководствовались только жестким прагматизмом. Окна смешивались с круглыми и прямоугольными шлюзами. Иногда по три этажа подряд тянулась голая стена, а в некоторых местах балконы выступали на добрых десять метров.

– Красивое здание, – заметил Поэт.

– Я бы сказал необычное, – уточнил Громов.

– А красота и не бывает обычной! – распахнув глаза и тряхнув золотой копной, воскликнул Иван. – Чем может поразить сухая прозаичность?

– Но не всегда необычное – красиво, – ответил Громов.

Иван развел руками, как бы говоря, о чем тут спорить? Потухал он так же быстро, как и вспыхивал.

– Для тебя нет ничего красивее солнца и неба, а для некоторых это – обыденность, – вступил в разговор Жак.

Но Поэт уже потерял интерес к спору и ответил самым многосмысленным жестом – пожал плечами. Руководитель, шедший в двух метрах впереди, обернулся. Теперь на его лице была искренняя улыбка.