Перебежчик - Алексей Вячеславович Зубков

неуставной длины? — серьезным тоном спросил Степанов.

— Ноги прошли медкомиссию и годны без ограничений!

— Подождите в коридоре.

— Есть!

Степанов вздохнул и повернулся к Виктору Петровичу.

— Это что?

— Что просил. Напарница. Радистка.

Степанов вздохнул еще раз.

— Ты где видел шпионов такого роста? Тем более, баб-шпионов? Это же амазонка какая-то.

— Амазонки у греков. У шведов валькирии. Спорим, их контрразведка тоже таких не видела.

— Теперь увидит.

— Вряд ли. Согласись, не похожа на шпионку.

— Шпион должен быть скромный и незаметный, как Смит.

— Да? С его произношением и манерами? У него на лбу написано «джентльмен».

— Ему можно, он местный. А эту «валькирию» ты как залегендируешь?

— Допустим, Смита мы не поймали. Он перешел от одних бандитов к другим, там встретил девушку, соблазнил ее и уговорил за компанию бежать с ним обратно.

— В Швеции. Не говоря по-шведски.

— В Ленинграде. По-русски он говорит, она тоже.

— У него акцент как у шпиона из комедий.

— Так он и есть не особо серьезный шпион. И у нее русский не родной. Если что, она и английский в училище изучала.

— Знает, на что подписывается?

— Да. Уже вызывалась добровольцем. Психологический профиль очень специфический, точно не предаст.

— Давай поговорим.

Аналитик пригласил девушку войти.

— Курсант Нильсен, — строго спросил Степанов, — Вы понимаете, что это не прогулка и не стажировка? Вы бросаете семью и друзей и едете во вражескую страну.

— Надолго?

— Может быть, на несколько лет. Может быть, до конца жизни.

— Аж на целый месяц?

— Может быть, и на месяц. Вас это не пугает?

— Хотите жить вечно? Пепел Копенгагена стучит в моем сердце. Друзья поймут.

— Смело.

— Вам нужны смелые.

В Третьей Мировой Океания нанесла удар по военным базам Евросоюза и стратегически важным городам. Удаленные объекты в глубине материка ПВО более-менее защитило, но Копенгаген со всей военно-морской инфраструктурой пришлось отстраивать заново, когда позволили дозиметристы.

— Вы едете разведчиком-радистом, а не диверсантом. Ваша задача — передавать секреты, которые узнает Ваш напарник.

— Понятно. Я хороший радист. Правда, спросите в училище.

— Do you speak English?

— Yes.

— Newspeak?

— Reading and understanding.

— Ваш напарник — перевербованный нами коренной англичанин.

— Вокруг меня их будут миллионы. Одним больше некритично.

— Ваша легенда. Будто бы мы его не поймали и не перевербовали, он встретил Вас, соблазнил и уговорил за компанию бежать с ним обратно.

— Не годится.

— Почему? Вы состоите в отношениях?

— Нет, не состою. Никто не поверит. Шпионы только в кино красавцы. В жизни шпион должен быть серый и незаметный, иначе его сразу поймают.

— Но обаятельный, чтобы втираться в доверие?

— Наверное, — девушка растерялась, — Вы их больше видели.

— Предложения? — спросил Степанов.

— Разведчик и радист могут вообще друг друга не знать и передавать информацию через тайники.

— Вы не выживете в Англии одна.

Нильсен ненадолго задумалась.

— Покажите напарника. Я все равно под подпиской о неразглашении. Может быть, ваша легенда не так фантастична. Я не разведчик, меня этому не учили.

— Виктор Петрович, пригласите товарища.

— Уинстон Смит. Ингрид Нильсен. Познакомьтесь с вашим возможным напарником. Переходите на ты, поговорите о жизни.

Уинстон с удивлением посмотрел на девушку снизу вверх. При своих ста семидесяти трех он редко встречал англичанок выше себя. Эта Нильсен выше, чем американка Патриция, не говоря уже о Бонни и Джулии. Степанов заранее объяснил, почему они решили выбрать напарником женщину и почему женщину с мужским взглядом на мир. Но Уинстон ожидал встречу с девушкой вроде занимавшейся физическим трудом Джулии, только с менее женственной.

— Я же говорила! Да с него песок сыплется! Он на полголовы ниже меня! Он лысый! У него ухо рваное! — воскликнула Нильсен.

— Попробуйте его стукнуть, — с улыбкой предложил Виктор Петрович.

— И что? Он станет фиолетовым?

Не успев договорить последнее слово, девушка ударила. Апперкотом. С левой. Уинстон ушел от удара, отклонившись назад.

Одиночными ударами бьют или дилетанты, или мастера. Нильсен добавила прямой правой в лицо, Уинстон отклонился и отшагнул влево.

Нильсен еще после первого удара по-боксерски поднялась на носочки. Третьим ударом она провела хороший хук слева. Уинстон заученно присел с подшагом под рукой, хлопнул девушку правой по ребрам, ткнул пальцами левой в солнечное сплетение и разорвал дистанцию.

— Отставить! — скомандовал Степанов.

— Я ведь могу отказаться? — спросила Нильсен.

— Можете. Но вы еще двух слов друг другу не сказали.

— Ты говоришь по-русски? — девушка повернулась к англичанину.

— Да.

— Стоп, — вмешался аналитик, — Сразу говорю, легенду придумал я, а он видит Вас в первый раз, точно так же, как Вы его.

— Ненавижу англичан, — сказала Нильсен.

— Не настаиваю, — сказал Уинстон и повернулся к Степанову, — Можете отправить меня одного, а потом пришлете связного. Вам это надо больше, чем мне. Не рискуйте своими людьми, может быть, меня еще поймают. Я точно в розыске за убийство сотрудников Полиции Мысли, а еще могу оказаться в розыске за убийство членов Внутренней партии.

— За что ты их всех убил? — спросила Нильсен.

— Внутренние похитили и убили мою женщину, — ответил Уинстон, — Я пошел по следу, убил их всех и сжег их дом.

— Да ты настоящий викинг! — воскликнула Нильсен, и это прозвучало как комплимент.

— Ненавижу Внутренних, — сказал Уинстон, — Они требуют от людей верить в то, во что не верят сами. Пользуются тем, с чем говорят, что борются. От безнаказанности готовы пойти на любые глупости, любой риск, любые преступления только потому, что это запрещено для всех остальных. Их Министерство Любви прогнило насквозь, как и вся остальная репрессивная система. Они сводят счеты под видом идеологии. Я думаю, они бы продавали родину по пять раз на дню просто потому, что пролам это запрещено.

— Как ты их убил?

— Троих застрелил. Главного сжег живым.

— Ого! А где взял оружие? У вас ведь оно запрещено.

— Нашел револьвер, когда грабил одного старого врага. Секретного сотрудника Полиции Мысли.

— Ты и его убил? — восхищенная реплика без тени осуждения.

— К сожалению, его убили до меня. Я только украл четыре картины, саквояж и револьвер, — с этой девушкой можно было давать настоящую оценку своим действиям, не изображая из себя законопослушного гражданина.

— Сходил в набег, вернулся с добычей. У вас так можно?

— Вообще нельзя. Но, однажды ступив за край, сложно шагнуть обратно.

— Потом бежал через границу, отстреливаясь от погони? — Нильсен явственно заинтересовалась.

Степанов и Виктор Петрович незаметно сели, оставив будущих напарников стоящими лицом друг к другу в середине кабинета.

— Нет. Я не преступник и не умею заметать следы. Меня случайно задержали обычные полицейские. Наши бобби даже оружия не носят.

— А дальше? Тебя ведь должны были забрать в Министерство Любви