Мишень для Слепого - Андрей Воронин

– Да, Глеб, именно так. Я снимаю все свои предыдущие предложения и, если бы ты носил форму, сказал бы: приказываю отдохнуть, заняться собственными делами да и вообще постараться забыть фамилию Разумовский.

– А вы уверены, что поступаете правильно?

– С меня хватило и одной ошибки. На сегодняшний день у генерала Разумовского такие полномочия, каких не имеет ни один руководитель спецслужб.

– Это временное.

– Конечно, до того момента, – когда окончится операция по продаже оружия и произойдет передача денег.

Но я не могу себе позволить роскоши отслеживать проводимую им операцию. С меня просто голову снимут, если узнают о моей самодеятельности.

– Где большие деньги, там и большие искушения, – произнес Сиверов, не отворачиваясь от окна. – И если вы не можете…

– Не можешь и ты, – тут же напомнил Потапчук.

– Вам хотелось бы так легко сдаться?

– Честно признаться – да.

– Вспомните лифт, мину, погибшего соседа, его семью… Ведь вы живы, Федор Филиппович, лишь по случайности. Их жизнями заплачено за то, что мы разговариваем с вами.

– Ты мне на жалость не бей, – рассердился генерал Потапчук, – самому тошно. Поделать ничего не могу.

Мы же с тобой не бандиты, чтобы самим решать, кто прав, кто виноват? Мы можем помешать нужному делу.

По чистой случайности не убили тебя и ты никого не убил.

– В каждой случайности есть своя закономерность, – философски заметил Сиверов, ощупывая раненое плечо. – Значит, вы не собираетесь рисковать?

– Я не собираюсь делать опрометчивых шагов.

– В ваших словах звучит утешение.

– Пойми, Глеб, у каждого человека есть свой потолок, выше которого ему не дано прыгнуть.

– Раньше вы думали иначе.

– Я всегда думал так, но никогда не говорил тебе, что мы находимся в центре мироздания. Существуют дела поважнее наших, и мы не вправе вмешиваться в них, не думая о последствиях.

Сиверов не удержался от улыбки, сел прямо на пол, оперевшись спиной о ребристую батарею парового отопления.

– Погодите, Федор Филиппович… Я представляю, о чем вы сейчас станете мне говорить. Вы скажете, что я один ничего не стою без вашей организации, скажете, что это она даст мне право быть одновременно следователем, судьей и исполнителем приговора. Но не мне вам объяснять: в том, что я делаю, законности процентов десять, не больше. И вы прекрасно знаете, чем мы руководствуемся, принимая решения.

Потапчук мотнул головой, не желая соглашаться с Глебом.

– Ты не знаешь, сколько раз мне приходится согласовывать свои решения, сколько раз мне приходится стоять навытяжку уже после того, как ты окончил дело.

ФСБ – это контора, где должна существовать бумажка на каждый израсходованный патрон.

– Федор Филиппович, вы передергиваете карты и пытаетесь выглядеть в моих глазах хуже, чем вы есть па самом деле. Существует одно-единственное слово – справедливость. Ею вы и руководствуетесь. Все остальное – бумажная возня, честно говоря, не стоящая вас.

Не пишете же вы в отчетах, что Глеб Петрович Сиверов, агент под оперативным псевдонимом Слепой, получил от генерала Потапчука Ф. Ф. пять упаковок патронов, из которых десять ушли на предупредительные выстрелы, а три пули попали в цель. Уверен, эти патроны хоть и списываются, но совсем на другие нужды. Я двумя руками за то, – Сиверов поднял руки и сразу поморщился от боли, опустил левую, – за то, чтобы не выходить за рамки закона. Но ответьте мне: законы действуют? Если они и действуют, то почему так много людей уходят от ответственности? Есть два вида вранья, Федор Филиппович. Первое – для собственной пользы, и такого вранья я не приемлю. Второе вранье можно назвать благим обманом. Никто же не хочет думать, что, наслаждаясь свежеподжаренной отбивной, поедает труп убитой свиньи? Никто не хочет признаваться себе в том, что жив благодаря тому, что мертвы другие, – при этих словах Сиверов пристально посмотрел на Потапчука, как бы напоминая ему о гибели Изумрудовых.

– Ты, Глеб, хочешь накачать меня допингом справедливых истин, чтобы я прыгнул выше своего потолка?

– Потолок человек устанавливает себе сам. А вы просто не пробовали прыгнуть. Вдруг удастся?

– Расшибить себе голову? Это удастся непременно.

– А такая уж большая ценность ваша голова? – рассмеялся Сиверов и с облегчением заметил, что генерал не обиделся на шутку. – Есть в жизни моменты, когда тебе кажется, ты можешь отказаться от чего-то и останешься прежним. Нет, это обман. Трудно идти в гору, Федор Филиппович, но легко скатываться. Вам попал в руки конец веревочки, а вы хотите его выпустить.

– Ты мне сейчас, Глеб, напоминаешь учителя, который отчитывает школьника за несделанный урок.

– – Может быть, полезно иногда меняться местами.

Но только представьте себе на мгновение, что может произойти, если фальшивые деньги не уничтожены.

Они всплывут здесь, в России, и через банки, через обменники окажутся на руках у людей. А потом начнется паника. На добрую половину наша экономика существует за счет наличных долларов, которые ходят по рукам.

И вот отлаженный годами механизм даст сбой. Вы же сами недавно все это мне объясняли!..

– Хорошо, чего ты от меня хочешь? – едва ли не взмолился Потапчук.

– От вас или от вашего ведомства?

– Ты зря разделяешь меня и ФСБ. С тобой я лично, как частное лицо, могу максимум выпить бутылочку да поговорить за жизнь.

– В таком случае мне нужно только одно: чтобы мне не мешали. Это вы можете для меня сделать?

Потапчук задумался. Он сидел, сосредоточенно ероша свои седые волосы.

– Ну и задачу ты мне задал, Глеб Петрович! – после некоторой паузы проговорил генерал. – С одной стороны, хочется махнуть на все рукой и сказать: делай как хочешь!

– А с другой стороны?

– С другой стороны, я генерал, на службе и должен за свои поступки отвечать. Генерал, Глеб, это не Господь Бог.

– В том случае, если приходится принимать решения, каждый из нас Господь Бог – сам для себя.

Сиверов вернулся от окна, уселся напротив Потапчука и попытался представить себя на его месте. Когда-то и Глеб носил форму, и ему приходилось выполнять приказы. Он знал, насколько сложно сделать выбор, если знаешь, как именно нужно поступить, и в то же время у тебя есть приказ, в котором говорится, что делать надо совсем по-иному.

– Я жду, – сказал Глеб.

Потапчук молчал. И тогда Сиверов вновь попробовал его убедить в своей правоте.

– Мне нужно только одно, Федор Филиппович: чтобы на время вы забыли о моем существовании. Это не так сложно сделать. Ведь ни у кого, кроме вас, нет выходов на меня. Попадусь? Что ж, у вас всегда есть возможность откреститься от меня.

– А зачем тебе это надо?

– Я думал, мы знаем друг друга куда лучше.

Потапчук возразил:

– Всегда узнаешь что-то новое.

– Вы сейчас передадите мне все, что вам удалось собрать о генерале Разумовском.

– И что будет после?

– Я прослежу за ним, потому что нельзя бросать дело на полпути.

– Ты ставишь меня в безвыходное положение. Но посмотри на себя, – Потапчук сделал последнюю и слабую попытку образумить Глеба, – куда ты с такой раной рвешься в бой? Я сумею и без тебя со своими людьми докопаться до истины. Пусть не так быстро, пусть будет больше бумаг, согласований, разговоров, но цели я достигну.

– Я бы согласился с вами, но есть одно обстоятельство.

– Какое?

– Утечка информации. Она произошла, а значит, ничего у вас не получится. Вы сами не хотите признаться себе в том, что только я смогу попытаться узнать правду о генерале Разумовском.

Глеб заметил, что Потапчук колеблется впервые за время их разговора. Чаша весов склонялась в пользу Сиверова, и он не стал торопить Федора Филипповича, зная, что согласие, вырванное силой, не стоит и ломаного гроша, а вот «да», сказанное без принуждения, уже никогда не превратится в «нет».

Потапчук тяжело вздохнул, открыл портфель и достал, из него бумаги.

Сиверов улыбнулся:

– Если бы вы не собирались соглашаться со мной, то не принесли бы документы ко мне на мансарду и уж тем более, не приехали бы сами.

– Сукин ты сын! – сказал Потапчук. – Теперь я понимаю, почему тебе так легко удается уговаривать женщин.

– А разве кто-нибудь из них жаловался на меня? – еще шире улыбнулся Глеб.

– Именно поэтому никто и не жаловался.

Улыбка так и осталась на губах Сиверова, когда он рассматривал документы. В его руки попало немногое, но большего у Потапчука и не было. Адрес квартиры генерала Разумовского, адреса ближайших родственников.

Выкопировка с карты, где крестиком была обозначена дача генерала. Отдельным списком было представлено продвижение Разумовского по службе. В его карьере не было резких спадов и подъемов, всю свою жизнь Разумовский медленно, но верно шел в гору, получая очередные звания чуть раньше, чем его коллеги по службе.