Оберег - Дмитрий Сорокин

Мила выбралась из толпы, быстро зашагала обратно, в терем. «Селяне» послушно громыхали сапогами на два шага сзади. Гулять княжне расхотелось, ей нужно было побыть одной. Если скоморох не врет, Руслан уже нашел колдуна, отверг все его дары и теперь обречен всю оставшуюся ему или колдуну жизнь рубить несрубаемую голову Черноморда. Скоморох сказал, что колдун прикован к месту заклятием. Не значит ли это, что, если его с места этого сдвинуть, заклятие утратит силу? А почему бы не попробовать? И княжна Людмила приняла твердое решение убежать при первой же возможности из стольного Киева, и идти помогать Руслану довершать расправу над злобным кудесником Черномордом. Как убежать — это второй вопрос. Главное, что решение принято.

Глава 20

Утро принесло неприятную неожиданность. Одна из девушек была найдена мертвой. Под ее левой грудью торчала рукоять ножа. Остальные бывшие обитательницы гарема жались в сторонке, испуганно поглядывая на тело и причитая вполголоса. Молчан осмотрел труп. По всему выходило, что зарезали несчастную во сне. Она вечером уснула, а вот проснуться ей было не суждено.

— Ну, и кто это сделал?! — грозно вопросил Рыбий Сын. Девки заголосили еще громче, замотали головами, и внятного ответа на свой вопрос воин так и не дождался. Удивительно было еще вот что. Погибшая была хазаркой. Накануне все хазарки, числом семь, распрощались с отрядом и ушли куда-то в степь — здесь они были дома, где-то неподалеку кочевали их родные. А эта осталась, сказав, что до ее родных мест еще дня два пути. И вот, пожалуйста — нож в груди.

От девок толку было не добиться. Если их о чем спрашивали, они только пуще ревели. Поразмыслив, друзья пожали плечами, быстренько собрались и пошли дальше. Причитающая толпа бывших наложниц понуро плелась следом. Молчан за время пути набрал себе оберегов, шел, задумчиво их перебирая. Рыбий же Сын носился вокруг, силясь раздобыть что-нибудь съестное. Быки больше не попадались, все больше ящерицы, правда, зачастую размером с собаку, да скорпионы. Когда солнце уже почти упало за виднокрай, удача снова подмигнула неутомимому охотнику: им попался одинокий, не иначе, как от каравана отбившийся, верблюд. Без всякой жалости животное забили, освежевали и принялись жарить. Ночевать решили здесь — не тащить же верблюда, впопыхах зарезанного, боги знают сколько верст по голой степи, плавно уже переходящей в пески. Да и до ночи уже недалеко.

— Что ты не весел, Молчан? — спросил Рыбий Сын, устало присаживаясь рядом после ужина.

— А чего веселиться-то? Девку убили, а кто — не знаем. Сегодня спать не буду, поймаю гада!

— Думаешь, сегодня опять?

— Чую. У меня вообще в последнее время чутье странно обострилось. Вчера чуял недоброе, но не мог понять, что именно. С утра — нате вам: убийство. Сегодня такое же неясное ощущение. Так что ты отдыхай, а я посторожу.

— Хорошо. Я зверски устал, но если вдруг что — буди немедленно!

— Разбужу.

Утром Молчан поднялся с такой головной болью, словно неделю беспробудно пьянствовал, чего за ним, вообще-то, не водилось. Рыбий Сын встретил его пробуждение таким сумрачным взглядом, что волхв застонал.

— Опять?!

— Опять. — кивнул Рыбий Сын.

— Я же почти до рассвета глаз не сомкнул!

— А после рассвета? — ехидно поинтересовался воин.

— Ничего не помню. Только под самое утро вроде как тяжесть навалилась огромная… А больше не помню ничего.

— Если завтра снова кого убьют, я лично остальным головы поотрываю, чтобы хлопот поменьше было… — пообещал Рыбий Сын.

На сей раз жертвой стала маленькая хрупкая девушка из Чайной Страны. Пока бедняжка спала, кто-то аккуратно перерезал ее горло. Молчан не сал усраиваь допрос, просо молча помог похорониь несчастную и погнал всех в пуь. Он ак и не произнес ни слова за весь эо день.

Вечерело. Девки усали, проголодались, но покорно брели за волхвом. Молчан же упорно вел отряд вперед, глядя перед собой невидящими глазами.

— Не пойму я ебя, Молчан. — Рыбий Сын уже некоорое время шел рядом, пыливо всмариваясь в смурное лицо волхва. — Чо ы ак убиваешься? Не родные же они ебе!

— Все равно жалко! — вздохнул Молчан. — И никак не пойму я, какая дрянь их реже, и, самое главное — за чо?!

— Может, Черноморд?

— Думал я об эом. Вряд ли. Он бы или всех сразу порешил, или вообще бы плюнул на них — новых наворуе, и дело с концом! Поом, Руслан его дожидаеся, ак чо не до баб, я надеюсь, сейчас Черноморду.

— А ко огда?

— Знал бы — своими руками придушил бы! Подло, по ночам, во сне — ко на это способен?

— Не знаю. Но эо ко-о не ведае чеси. И его надо убиь. Раздавиь, как мерзкую гадину. Ладно, не казнись, сегодня я попробую покараулиь. А сейчас отдыхаь будем, а о бабы уже ноги сопали, самое время их пожалеть…

Рыбий Сын неподвижно сидел, усавившись в пламя косра. Он слышал все, чо происходи вокруг: во посанывае во сне Молчан, ерзающийся угрызениями совеси, чо проспал убийцу. Во перешепываюся девки. Усали, спаь хочеся — а заснуь срашно. Во плаксиво закричала какая-о ночная пица. Во шурша сзади шаги. Легкие шаги, девичьи. Они сихли в двух шагах за его спиной. Рыбий Сын даже не шелохнулся, но восприяие обосрилось до предела.

— Не соблаговоли ли господин мой Рыбий Сын, да буду дни его долгими и счасливыми, обраиь лучезарный лик свой, рассвеному сиянию подобный, на недосойную жену свою Фаиму?

— Садись проив меня, Фаима. Зачем ы сказала, чо ы — моя жена? Эо неправда.

— Не прогоняй меня, мой господин! — девушка уже обошла косер, и еперь рухнула на колени, заламывая в очаянии руки. Лицо ее, как и лица еще нескольких ее оварок, было зачем-о завешено ряпкой.

— Да не гоню я ебя, дурочка! — усмехнулся Рыбий Сын. — только зачем говоришь, чо ы мне жена?

— А ко, как не ы, о прекрасный господин мой, забоися о ом, чобы Фаима не умерла о голода? Ко, как не ы, о игроподобный хозяин моей жизни, охраняешь сейчас мой покой и сон? И не в ом вины воей, о алмаз, ярко блисающий на небосклоне моей молодоси, чо несчасные жены вои Арганда и Ли-Лань преждевременно оправились пред взор Аллаха, да свяися имя его вечно. Ибо ни ы, возлюбленный супруг мой, ни могущесвенный суфий, вой друг, чо сопровождае нас, не можее проивосояь злому колдовсву. Так позволь же просо побыь в эу черную ночь, полную срахами, рядом с обою, о супруг мой!

— Как ы длинно говоришь, Фаима! Сиди, конечно, не прогоню я ебя. Только чо ы там сказала про колдовсво? Значи, я все-аки прав, и во всем винова Черноморд, прежний господин ваш?

— Не, муж мой, эо не его колдовсво, но нечо не менее сильное и срашное.

— А чо? Ко вас убивае? Скажи мне!