Правила обмана - Кристофер Райх

Хотя выбора у него теперь не осталось. Ему необходимо узнать правду, и его личная безопасность отступила на второй план.

Джонатан вставил ключ в замок и открыл дверь в квартиру Эвы Крюгер.

Женщина из квартиры напротив наблюдала в глазок, как раненый мужчина входит в квартиру. Разумеется, она знала Эву Крюгер, правда, не очень хорошо: невозможно наладить тесное знакомство с соседкой, которая так много путешествует. Однако иногда они перебрасывались словечком, и Эва производила впечатление довольно милой особы. Но она предпочла не распространяться об этом незнакомцу. Во всяком случае, не тому, кто истекает кровью.

За эту неделю неизвестные люди уже не в первый раз интересовались Эвой Крюгер. Два дня назад она заметила у дома двоих мужчин, которые вели себя подозрительно. Тогда она молча прошла мимо них, а потом услышала шум на площадке и увидела в глазок, как они входят в квартиру Эвы. Ей до сих пор было не по себе оттого, что она не вызвала полицию.

А теперь этот, с окровавленной повязкой на шее!

Наступать дважды на одни и те же грабли?! Ну уж нет!

Вернувшись в свою гостиную, женщина подняла трубку и набрала номер полицейского участка.

— Да, офицер, я хотела бы заявить о… — сказала она и замолчала, пытаясь сообразить, о чем именно она хочет заявить: в конце концов, у незнакомца оказались ключи. Взяв себя в руки, она отмела все сомнения: как бы там ни было, он вторгся на чужую территорию. — Я хотела бы заявить о незаконном проникновении в квартиру на Вальдхохевег, тридцать. Пожалуйста, приезжайте немедленно! Злоумышленник еще там.

Они были здесь. На этот раз они даже не позаботились, чтобы скрыть следы своего пребывания. Джонатан повсюду замечал последствия тщательного планомерного обыска, проводившегося без опасения наследить.

В просторной гостиной мебели было немного. Прямо напротив двери — черный кожаный диван. Подушки с него сняты, будто их собирались почистить. Книги и журналы стопками сложены на полу. Небрежно свернутый персидский ковер. Элегантный кофейный столик с чересчур большим количеством хромированных деталей. Здесь явно кто-то жил, но не Эмма.

Он вытащил из кармана водительские права жены и взглянул на фотографию. Обстановка в гостиной соответствовала шикарным очкам, строгой прическе и яркой помаде. Здесь жила Эва Крюгер.

Пересилив себя, Джонатан прошелся по квартире. Чистая, практически стерильная кухня. Шкафы открыты. Тарелки и стаканы выставлены на стол. Он заглянул в холодильник: апельсиновый сок, белое вино, шампанское, банка черной белужьей икры, черный хлеб, соленые огурцы. Квартира для ее «реактивных сафари». В морозильной камере — покрытая инеем бутылка польской водки. Он посмотрел на название. Зубровка. Тут же две замороженные стопки.

Он открыл бутылку, налил себе немного тягучей бледно-желтой жидкости и поднес стопку ко рту.

— За Эмму, — громко сказал он. — Кем бы она ни была.

Водка пошла внутрь, как горящий шелк.

Страшная грусть тяжелым грузом легла на плечи и превратила десять шагов до кабинета в героический поход. Еще одна безукоризненная маленькая комната. Металлический стол и рабочее кресло «Аэрон», о котором так мечтала Эмма, но не могла себе позволить. Компьютер забрали, но на полу рядом с лазерным принтером валялись провода. Никаких бумаг. Никаких записок.

Джонатан прошел в спальню. Простыни свалены в углу. Подушки вспороты. В шкафах осталась кое-какая одежда. Симфония черного цвета. «Армани». «Диор». «Гуччи». Подходящая обувь. Пять с половиной. Эммин размер. (Зачем все время проверять, если результат и так уже известен?) Одно коктейльное платье, тоже черное.

Он вдруг представил, как Эмма в этом платье входит в комнату. Его взгляд пробежал по ее длинным ногам, задержался на декольте и скользнул на рыжие волосы, волнами спадающие на плечи. «Да, сражает наповал», — решил Джонатан. Идеальный наряд для романтического ужина с водкой и черной икрой.

Два человека. Две личности. Которая из них настоящая? Как определить разницу между правдой и вымыслом? И если это не удалось ему, то как удавалось самой Эмме?

Внезапно его ошеломило: он тоже часть всего этого. Доктор Джонатан Рэнсом, доктор, работавший фактически во всех горячих точках земли, а затем переехавший в Женеву, чтобы Эмма смогла принять участие в этом… «Торе». Так почему бы этому не начаться давным-давно?

Джонатан — заложник.

Нет, не заложник — прикрытие.

Усевшись на край кровати, он взял трубку и, набрав международного оператора, попросил дать номер больницы Св. Марии в Пензансе.

«Когда же это началось?» — спрашивал он себя. До Бейрута был Дарфур. А до Дарфура — Индонезия, Косово и Либерия, где Эмма встретила его в потрепанном джипе на взлетной полосе.

Где же она провела черту? И главное, когда?

Джонатан записал номер и тут же набрал его. Ему ответил по-английски приятный голос, и он попросил соединить с архивом.

— Архив, — послышалось в трубке.

— Я звоню из Швейцарии. У меня умерла жена, и мне необходима копия ее свидетельства о рождении. Она родилась в вашей больнице.

— Мы вышлем вам копию сразу, как только получим официальный запрос.

— Разумеется, но прямо сейчас мне необходимо подтверждение, что у вас есть этот документ. Эмма Роуз. Родилась двенадцатого ноября тысяча девятьсот семьдесят пятого года.

— Одну минуту, — сказала женщина.

Джонатан прижал трубку плечом. В руках он вертел обручальное кольцо Эвы Крюгер. И вдруг он понял, что в квартире нет никаких признаков господина Крюгера. Зачем же тогда ей кольцо? Но вся остальная вторая жизнь была продумана самым тщательным образом, вплоть до фальшивых ресниц.

— Сэр, говорит сестра Пул. Мы нашли данные о Эмме Роуз.

— Хорошо, то есть спасибо.

Говорить было трудно — мысли путались. Джонатан находился на грани между полным разрушением и началом исцеления и не знал, куда склониться. Перед глазами у него стояло видение: они с Эммой проезжают больницу — здание из красного кирпича в центре города. Это был их единственный приезд в ее родной город через год после свадьбы. «Вот здесь все и началось, — с гордостью говорит Эмма. — Ровно в семь часов с диким воплем я появилась на свет и с тех пор так и не заткнулась. Здесь умерла мама. Круговорот жизни».

— Но есть одна проблема, — продолжила медсестра. — Вы уверены, что она родилась в семьдесят пятом?

— Абсолютно.

— Странно. Ее второе имя Эверетт?

— Да.

Еще одно доказательство, что это была она. Не Эва Крюгер. А Эмма. Его Эмма.

— Я нашла документы на Эмму Эверетт Роуз, — сказала медсестра. — Она родилась двенадцатого ноября, но годом раньше. Вот в чем проблема.

— Должно быть, в документах какая-то ошибка. Это она!

— Боюсь, что нет, — категорично заявила медсестра. — Я даже не знаю, как вам это сказать.

Джонатан привстал с кровати:

— Что сказать?

— Простите, сэр, но Эмма Эверетт Роуз, родившаяся двенадцатого ноября тысяча девятьсот семьдесят четвертого года в больнице Сятой Марии, умерла. Она погибла в автокатастрофе через две недели после своего рождения — двадцать шестого ноября.

52

— Это полный список его командировок? — Маркус фон Даникен сидел в тесном кабинете без окон в штаб-квартире организации «Врачи без границ».

Обстановка накалялась, и с каждой минутой он чувствовал, как его терпение капля за каплей иссякает.

За столом напротив него сидела директор организации — пятидесятилетняя женщина из Сомали, лет двадцать назад эмигрировавшая в Швейцарию. Бритая голова и огромные золотые кольца в ушах. Она даже не пыталась скрыть свою враждебность. Через груды бумаг, которыми был завален ее стол, она передала фон Даникену дело Джонатана Рэнсома и, тыча в инспектора очень длинным, искусно накрашенным ногтем, сказала:

— А почему этот список должен быть не полным? Я похожа на человека, который что-то скрывает? Все это возмутительно и нелепо. Джонатан Рэнсом — убийца! Бред.

Фон Даникен не удостоил ее ответа. Полиция кантона Граубюнден опередила его на день, и, разумеется, дама нервничала. Лучше поговорить с ними, чем спорить с ней. Он взял дело Рэнсома и спокойно ознакомился с бумагами. Бейрут, Ливан. Глава программы по иммунизации и вакцинации. Дарфур, Судан. Программа помощи беженцам. Косово, Сербия. Главный врач, ответственный за создание сети местных травмопунктов. Остров Сулавеси, Индонезия. Монровия, Либерия. В список входили все адовы котлы мировой политики.

— А для врачей нормально проводить столько времени за границей? — спросил фон Даникен, поднимая взгляд от папки. — Я вижу, в некоторых местах доктор Рэнсом работал по два года.

— Для этого мы и существуем. — Презрительный вздох и взгляд в потолок. — Джонатан предпочитает наиболее трудные назначения. Он один из наших самых преданных делу врачей.