Путь разума в поисках истины. Основное богословие - Алексей Осипов

Пантеистическая космогония диаметрально противостоит христианству и в других весьма важных отношениях. Отождествляя сущность Бога и мира, пантеизм делает и следующий шаг упраздняет или Бога, или мир.

В Европе, главным образом, имеет место первое, приводя к культу человека, «религии» человекобожия, атеизму и, отсюда, к невероятному росту гордости. Но все это касается не только нерелигиозной, нехристианской части общества. Начала пантеизма очень сильно воздействуют и на религиозно-философскую, и богословскую мысль, уводя от правильного понимания Бога и должных отношений к Нему.

Пантеизм приводит сознание к абсурду и в решении важнейших мировоззренческих вопросов: об истине и заблуждении, добре и зле, свободе и произволе, красоте и безобразии, страдании и наслаждении и т. д. Решение их в пантеизме предлагается поистине «уникальное»: поскольку все эти полярные категории с необходимостью происходят, в конечном счете, из одного источника — «Бога-мира», Абсолюта то между ними нет, следовательно, никакого принципиального различия, никакого антагонизма по существу.

Разрушительность для жизни религиозных и антропологических выводов, проистекающих отсюда, очевидна. Это — утверждение равноценности всех религий, упразднение понятия истины как таковой; признание равенства всех духовных путей жизни, независимо от их религиозной или атеистической направленности; утрата цели и смысла какой-либо положительной этики (так как добро и зло одинаково присущи Абсолюту). Для жизни человека, в результате, остается или пассивная созерцательность, или чисто прагматическая деятельность, касающаяся исключительно его «кожи» (которая, кстати, лучше, чем рассудок, понимает, «что такое хорошо, и что такое плохо»).

К тому же приводит и т. н. меонистическое (от греч. ενεργειαζ - не имеющий сущности, бессущностный) воззрение на материю, лишающее мир реального бытия, как это имеет место, например, в индуизме, где мир есть лишь сон Брахмы, или у Платона, для которого все вещи материального мира суть не более, как тени мира идей. Меонизм, в конечном счете, представляет собой одно из направлений пантеизма и несет в себе все его болезни.

§ 2. Христианское понимание мира

Христианство, отвергая и дуалистическую, и пантеистическую концепции, утверждает идею творения мира «из ничего», «не из сущих» (υκ ες οντων), «от не сущих» (слав.) (2 Мак. 7, 28), «из невидимого» (Евр. II, 3), «словом Божиим» (Евр. II, 3). Евангелист Иоанн в самом начале изложения Благовестия Христова говорит о Логосе:

«Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть»

(Ин. 1, 3). Эти и многие другие места Писания, как и весь его контекст, совершенно однозначно понимаемый отцами Церкви [239], говорят о творении как об акте, в котором Триипостасный Бог дал реальное бытие и самой материи, и миру в целом из небытия, «не из сущих», то есть «из ничего». Это «ничего» и является одной из проблем богословского осмысления тайны творения. И дело здесь не в том, что, по так называемому здравому смыслу, «из ничего ничего не бывает», но в определенной необходимости понимания самой природы мира, которая, если мыслить прямолинейно, в библейском контексте творения оказывается бессущностной, пустой, что равнозначно — призрачной, не имеющей бытия. Но против такого меонистического вывода христианство как раз решительно возражает и своим догматом Боговоплощения, и учением о всеобщем воскресении. Налицо очевидная антиномия, требующая своего осмысления.

Богословская интерпретация творения мира исходит из древнецерковного учения, особенно тщательно разработанного в XIV в. св. Григорием Паламой († 1359 г.), о необходимости различения в Боге Его сущности, или природы, трансцендентной тварному миру, и Его энергий, или действий, доступных познанию человека. Основная идея богословской модели природы мира достаточно ясно усматривается уже из следующего высказывания св. Григория Паламы: «Бог есть и называется природой всего сущего, ибо Ему все причастно и существует в силу этой причастности, но причастности не к Его природе, а к Его энергиям».

Проф. прот. В. Зеньковский († 1962 г.), как бы комментируя это высказывание, пишет: «Божественные энергии пронизывают мир, — и через эти энергии мир держится Богом и управляется Им. Это учение св. Григория Паламы, охраняющее апофатический момент в понятии Божества и в то же время уясняющее «вездеприсутствие» Бога в мире в Божественных энергиях, не только важно для богословия, для чистоты учения о Боге, оно важно для метафизики, для пониманий мира. В мире существует не только его поверхность (оболочка), измеримая и чувственно воспринимаемая, — через все в мире проходят лучи Божественных энергий и творят свое оживляющее и преображающее действие». «Сквозь все ткани мира проходят лучи Божественных энергий; не принадлежа к тварному бытию, не будучи «сотворенными», эти излучения не могут быть отождествляемы с закрытой для нас «сущностью» в Боге — без твердого признания этого различия «сущности» в Боге и Его Божественных энергий, мы ни мира не можем понять как живого целого, ни Бога понять без впадения в чистый трансцендентализм» [240].

Известный русский религиозный мыслитель Евгений Трубецкой высказывает, по существу, ту же мысль. Он полагает, что «предвечная София-Премудрость [241] заключает в себе вечные идеи-первообразы всего сотворенного, всего того становящегося мира, который развертывается во времени. Стало быть, в предвечном творческом акте, Бог до начала времени видит небытие наполненным беспредельным многообразием положительных возможностей. Небытие, безотносительное в Нем от века, превращено в относительное небытие, т. е. в положительную потенцию, или возможность определенного существования… и есть то, что становится во времени» [242].

Св. Максим Исповедник († 662 г.) писал об этом, может быть, наиболее определенно: «От века, — говорит он, — существовавшему в Нем знанию вещей Создатель, когда Ему было угодно, сообщил существенность (ουσίωσιν) и произвел его на свет» [243].

Все приведенные высказывания содержат, по существу, одну и ту же мысль о том, что Божественные энергии (идеи «предвечной Софии», «знание вещей», Божественное слово) явились тем, что осуществило материю и затем космос во всем его многообразии и величии, включая венец творения — человека; осуществило, т. е. «сообщило существенность», сущностность, сущность, став основой, «природой» бытия «вещей», их «субстанцией». Мир, таким образом, оказывается осуществлением в материи, как тварности, вечных, нетварных идей (энергий) Божиих, и потому лишь существующим, что он причастен к энергиям Бога, хотя и не причастен к его природе. Отсюда следует, что космос без субстантивирующей его Божественной энегрии есть ничто, небытие. Бытие мира зиждется исключительно на силе, энергии Божественного слова: «И сказал Бог: да будет… И стало так!»

«Ибо все из Него, Им и к Нему»

(Рим. II, 36). То есть в основе мира лежит не какая-то вечная материальная субстанция, но нетварная, духовная идея Бога о мире, Его энергии, и в этом смысле «Бог есть и называется природой всего сущего».

О том, что мир есть не эманация природы Бога, как это мыслит пантеизм, но творческий акт Его энергий, писал уже св. Кирилл Александрийский († 444 г.). «Творить, — учил он, это принадлежность деятельности (ενεργείαζ), а рождать — естества. Естество же и деятельность не одно и то же, следовательно, не одно и то же рождать и творить» (Там же. С. 42. Прим. 4]. На паламитском языке это звучало бы так: «Творить — это принадлежность энергии, а рождать — природы. Природа (сущность) же и энергия — не одно и то же, следовательно, не одно и то же рождать и творить».

Таким образом, в данной богословской интерпретации тварный мир не является чем-то абсолютно внешним и тем более чуждым для Сотворившего его Бога, совершенно отдельным от Него, с которым Бог не может даже соприкасаться, как это следует из дуалистического мировоззрения или, например, учения Филона Александрийского; также мир не является и эманацией, или порождением, безличной Божественной природы (сущности), где не остается, фактически, ни Бога, ни мира как аутентичных реальностей, как это имеет место в пантеизме; мир, космос — это и не мираж, не призрак и не «мыльный пузырь», как его понимает меонизм.. По христианскому учению, мир предстает, с одной стороны, неразлучно и нараздельно соединенным со своим Творцом, поскольку является «осуществлением» Его вечных, нетварных энергий, с другой — мир, как непричастный природе (сущности) Бога, не сливается с Ним, сохраняя свою реальность, свое «лицо», свою неизменность.