Смех под штыком - Павел Моренец

— Расходись по-мирному! Делить будем добро!

Кое-как поделили продукты, патроны, барахлишко — и разошлись. Анапцы по-секрету выбрали ущелье неподалеку, около Сукко, а пятая ушла под Абрау.

Только разошлись — облава нагрянула. Видно, решили белые, что пора и пятую громить, да запоздали. Из Анапы пароход «Утриш» пришел, начал садить по горам из орудий. Попугали рыбаков, перепороли. Кое-кого из зеленых прихватили — расстреляли.

В две недели разгромлены или развалены все подпольные и боевые организации коммунистов на Дону, Черноморье и Кубани. В две недели — около десяти крупных провалов, арестовано около полутораста подпольников. Началось в день прорыва южного фронта Красной армии. В каждом провале нашли своего виновника, своего стрелочника. А все-таки выводы напрашиваются иные…

Деникин, много позже описываемых событий, писал: «Никогда еще этот институт (контрразведки) не получал такого широкого применения, как в минувший период гражданской войны. Его создавали у себя не только высшие штабы, военные губернаторы, — почти каждая воинская часть, политические организации, Донское, Кубанское и Терское правительства, наконец, даже… отдел пропаганды. Это было какое-то поветрие, болезненная мания, созданная разлитым по стране взаимным недоверием и подозрительностью»…

«Это были очаги провокации и организованного грабежа»…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Красные катились на север. Сперва отступали в поездах. Потом пехоту высадили — пошла толпами; потом ехала на повозках, верхом на неседланных клячах. Босая, распоясанная кавалерия.

Илья уже не мальчишка, который над собой смеялся, он возмужал. Силы необ’ятные — развернул бы горы! И все она виновата, Маринка. Целые дни вместе, среди зелени полей, в праздности. Они уже не скрывали от товарищей своих отношений. Но как стыдно было!..

Его план боевой работы в тылу белых приняли. Шапиро ему помог. Встретились они, обрадовались, будто давно искали и нашли друг друга. Илья ему — про свой план, а старичок черный, бородатый, маленький, пружинистый, с подскоком — уши навострил. Он знал Илью еще с Царицына, совсем мало, но припомнил его хорошо. Теперь он член реввоенсовета армии.

Илья предложил организовать пулеметный отряд на крестьянских повозках. Пользуясь беспорядочным отступлением и отсутствием фронта, он рассчитывал под видом крестьянских подвод просочиться в тыл врага, где временами соединяться в сильный отряд в 30–40 пулеметов, нападать врасплох и рассыпаться, чтобы вновь накопиться в другом месте. Такой отряд при случае мог выдержать сильную атаку — и унестись от погони.

Командарм, как будто, согласился с Ильей, но предложил повидаться с одним комбригом: может-быть, в их планах есть общее. Комбриг организовывал тяжелый, малоподвижный, но сильный, почти бронированный отряд для действий в ближнем тылу белых. Не сговорились: эта тактика не сулила Илье блестящих перспектив.

Приняли план Ильи. Приехало новое начальство. Сдает он подив. Забирает с собой полтора десятка работников. Начали разбирать список. Разбирают и вычеркивают. Попытался он спорить — безнадежно, не понимают, что в Советской России миллионы проверенных товарищей, а в тылу врага: когда и где подберет он сильных работников? Вскипел — и грохнул по столу кулаком:

— Революция не терпит! Что вы делаете?

Сразу согласились с ним, всех отдали.

На другой день пошли в город, где остановился штаб армии. Сколько ликования было! Всю дорогу пели! Шли отрядом, в ногу, человек пятнадцать, а горланили за пятьдесят. На подводе, груженной вещами, продуктами, ехала Маринка. Остановились в хуторке. Вечерело. Заказали хозяйке поставить самовар, распороли несколько банок консервов, развалились на прохладной цветистой траве.

И снова — в путь: с песнями, в ногу. Какие только песни ни пели, но одна чаще других повторялась:

«И за борт ее бросаетВ набежавшую волну»…

Прибыли. Начали спешно готовиться. Но пулеметов нет и нет. А их нужно много. Илья все сбавляет: с сорока — на тридцать, с тридцати — на двадцать, на десять, наконец сплюнул: «И чего я уцепился за них? Разве их мало у белых? Зачем их везти туда, рисковать с такой громоздкой обузой? Не лучше ли перебраться без всяких, с одними работниками? А там, в тылу, начать действовать: сначала самим, а потом обрастать массой».

Поделился с товарищами. Несколько человек — из Таганрогского округа. Борька захлебывается:

— Вот где развернуть работу! Шахтеров — десятки тысяч. Шахта от шахты — за несколько верст. А скрываться: знаете где? Леонтьевский лес! Вот лес: заросли, баераки, кусты, ручьи — там можно целый склад оружия накопить! Любой отряд скроется.

Борька — небольшой, сухой, жилистый блондин, энергичные скулы — огонь. Он продолжает:

— Едем на станцию Чистяково! От нее — семь верст до леса!

Шумные ребята, горят: «Скорей в подполье! Нечего тут ждать!»

Илья — к Шапиро. Тот подскочил от радости. Но где достать два десятка костюмов? Шапиро — письмо в Киев. Илья это письмо — Борьке в зубы:

— Гони, доставай. Это по твоей части.

Укатил Борька. Подбирает Илья товарищей, обучает их — и сам учится: стреляют из пулеметов, бросают бомбы, взрывают пироксилиновые шашки; немного строя, а больше всего тактики.

Зашел как-то в штаб армии, искал Шапиро. Его принял командарм, разговорился:

— Новая армия создается. Вы видите подтянутых красноармейцев во всем новеньком? Вся армия одета в новое. Это — остатки того, что было попрятано в полках. Думали — других обманывают. Себя дурачили. В одном полку — запас обуви, в другом — сахар, в третьем — снаряды, в четвертом — патроны. Все было в армии — и все кричали: «Помогите: ничего нет». И в самом деле: если в полку один сахар, так оно и кажется, что ничего нет. А когда эшелоны сбились в тыл, когда массы отступающих заменили свежими частями — мы выгружали эшелоны, сколачивали новые боевые части с новым комсоставом, одевали их во все новое, вооружали их новыми винтовками, давали им запасы патронов. В тылу мы ничего не получали. Все с фронта. В полках спрятан был месячный запас патронов. Тысячи снарядов. Теперь части ободрились, думают — Москва понаслала. Теперь и питание лучше. Части рвутся в наступление. Еще отступаем, но иногда инициативу перехватываем и бьем, бьем хорошо. Конечно, белые скоро развалятся: их силы рассосутся по России, они будут бить пальцами. А мы — кулаком. Многие сдались белым. Когда мы начнем наступать, эти десятки тысяч перейдут к нам. Это — сумки переметные. Но они нужны для фронта, связывать части.