Право на месть - Александр Мазин

– А кто?

«Святой отец» пронзил Андрея взглядом, и тот поспешно изгнал все крамольные мысли.

– Кто? – по всей вероятности, Лешинов счел «обследование» удовлетворительным.– Нам мешают. На нас наговаривают. Бывает, даже убивают наших братьев… Но мы мстим убийцам! – Глаза «святого отца» вспыхнули восторгом.– Скоро никто не рискнет бороться с вами. Никто!

– Отец Константин,– спросил Ласковин,– а кто в вашей церкви главный? Вы?

Опасный вопрос, но рискнуть стоило.

– Нет,– ничего не заподозрив, ответил Лешинов.– Не я. Когда-нибудь ты увидишь нашего патриарха.– Глаза «святого отца» снова вспыхнули восторгом.– Вот могучий человек! Богатырь!

«Богатырь, но пожелавший остаться в тени»,– прокомментировал Андрей. Или «святой отец» вешает лапшу, чтобы приподнять свой собственный престиж. Прием известный: «Мастер хун-хун-кин-до сто шестнадцатого посвящения. Учителя – прямо в Шамбале! Вход – семь тысяч рублей». В Шамбалу.

– Да,– сказал Ласковин.– Я бы с удовольствием встретился, если можно.

И напустил на себя восторженный вид. В дверь постучали. Настойчиво.

– Константин Олегович, администратор говорит – время,– пробубнил снаружи виноватый голос.

– Да,– сказал Лешинов и расправил плечи.– Не будем нарушать порядок. Ты – наш, Андрей, не сомневайся. Так что спустись вниз, найди Иннокентия. Скажи: я распорядился выдать тебе образ с моей фотографией, благовония для очищения и книгу. Книгу прочти не откладывая. Там – все: молитвы, как жить, что делать. Если что не поймешь, Иннокентий подскажет, доверяй ему. Еще скажи – я велел дать тебе все бесплатно.

– Я в состоянии заплатить! – запротестовал Андрей.

– Не нужно. Это мой дар тебе. Первый, но – многозначительная пауза – не последний. Иди, Андрей. Впереди трудный путь и великая слава. Бог с тобой.

Лешинов прикоснулся ко лбу Андрея (тот опять не успел отреагировать!), и Ласковин ощутил мгновенный всплеск эйфории, а затем звенящую пустоту в голове.

Дверь открылась, и внутрь хлынула толпа лешиновских последователей. На Ласковина обращали мало внимания (обычное дело: еще один обращенный), и он беспрепятственно вышел из гримерной и по указателям добрался до фойе.

Здесь он не без труда нашел Гужму и принял от него пакет с сушеной травой, фотографию и книжечку в мягком переплете под названием «Истинное здоровье». Получив все это, Ласковин испытал настоящее удовлетворение. И еще – огорчение и беспокойство оттого, что вынужден надолго отложить встречу с отцом Константином. То, что встречу придется отложить, Андрей знал заранее, а вот «беспокойство и огорчение» были приобретены недавно. «Благословение» Лешинова было липким, как солидол, и просачивалось в каждую мысль.

Глава пятая

– Ну как? – спросила Наташа, когда Андрей сел в машину.

– Погоди!

Ласковин перекрестился, мысленно произнес «Отче наш», затем – «Да воскреснет Бог…» Помогло. Но не очень.

– Что-то не так, милый? – ласково спросила Наташа, беря его за руку.

– Заколдовал меня, гад! – сердито сказал Андрей. Наташа потянулась к нему, подсела ближе, обняла.

– Какой опасный мерзавец,– бормотал Андрей.– Какой умный, сильный и опасный мерзавец…

Но тепло Наташиного тела, ее нежные прикосновения – успокаивали мысли. Воздух в темном салоне машины пах ею, Наташей. Снаружи уже плотно сгустились сумерки. Лишь метрах в семи-восьми впереди горел фонарь. Свет фонаря был розовый.

Наташа прижала голову Андрея к груди.

– Никому тебя не отдам, никаким колдунам, мой любимый, мой славный, никаким злым, жестоким, никому, мой самый чудный, самый единственный… – шептала она, ероша курчавые волосы Ласковина.

Мимо шли люди. Наташа видела, как они возникают из темноты в фонарном розовом свете – и снова исчезают в темноте. Они были – ненастоящие. Никому из них не было дела до Наташиного счастья. И Наташе не было дела до них, похожих друг на друга, незнакомых, неважных… И вместе с тем она была как-то связана с ними со всеми, через себя, через Андрея. Они шли и не смотрели на нее. А если бы и смотрели – это все равно. Ей все равно. Когда Наташа танцевала в белом огне софитов, ей тоже было все равно, смотрят на нее или нет. Главное всегда остается внутри, не снаружи.

«Я счастлива,– подумала Наташа, прижимаясь к вкусно пахнущей макушке друга.– Я счастлива!»

Рука Андрея упала Наташе на колени, соскользнула вниз, Наташа сжала ее ногами, чувствуя сквозь колготки тепло и силу этой руки.

Тепло поднималось вверх, к животу, к груди, Наташе нестерпимо захотелось почувствовать загоревшейся кожей шершавый подбородок Андрея, его губы, его жесткие упрямые волосы…

Забыв, где они, забыв, что можно им сейчас, а чего – нельзя, Наташа распахнула плащ и начала торопливо расстегивать пуговички на груди.

Андрей отстранился от нее.

Наташа замерла.

«Сейчас он меня остановит!» – подумала она с испугом и раскаяньем.

– Наташ! – он произнес ее имя с незнакомой, пугающей интонацией.

И вдруг быстро и жадно притянул ее к себе. Наташа ощутила на губах вкус крови… нет, ей показалось, просто что-то соленое… Тихо взвизгнула расстегиваемая молния Наташиной юбки. Девушка нетерпеливо дернула блузку вверх, обнажая живот. Сильные ладони легли на ее поясницу, и Наташа выгнулась, откинулась назад, уперлась затылком в подголовник (ни ему, ни ей не пришло в голову опустить спинку сиденья), Андрей прижался лицом к гладкому, твердому, напрягшемуся животу, потянул к себе, пока Наташа с лихорадочной быстротой избавлялась от обуви, колготок, трусиков…

Потом как-то сразу Наташа оказалась сидящей у него на коленях, совсем раздетой. Только почему ей так жарко?

Андрей запрокинул голову, и Наташа наклонилась к его лицу, с нежной легкостью трогала губами лоб, глаза, нос… Пока Андрей не обхватил пальцами ее пушистый затылок, и тогда губы их наконец слились…

Все злое, что еще оставалось в Ласковине, растаяло. Наверное, на какое-то время растаял и он сам, весь, перестал видеть, слышать, думать, существовать…

Они оторвались друг от друга, но губы их остались рядом, так близко, чтобы чувствовать учащенное дыхание другого. Они должны были разделиться, чтобы соединиться снова, по-новому, но не хотелось даже на долю секунды отдаляться друг от друга.

Наташа решилась первой, откинулась назад, перебрасывая ногу, чтобы полностью развернуться к Андрею. Но Андрей поймал ее колено на полпути, удержал, провел губами по внутренней поверхности бедра…

Наташа вонзила пальцы в кожаную обивку сиденья.

Она хотела близости с Андреем, хотела с такой силой, что все вокруг раскачивалось и кружилось, как пошедшая вразнос карусель.