Алмаз. Книга первая (СИ) - Макарова Елена Григорьевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем? — он сразу потемнел. Ему была неприятна эта тема, и он не хотел ее касаться. — Это было в прошлом, пусть там и остается.
— За тем, — искала аргументы и шла на ухищрения, чтобы разговорить Костю, — что несколько часов назад я раскрыла тебе душу и теперь хочу узнать, что творится в твоей собственной.
— Она не стоит того, чтобы о ней говорить, — несомненно, он имел ввиду эту злополучную бывшую. — Я думал, любит, но она лишь притворялась. Вот и вся история.
— И как ты узнал об этом? — продолжала ковырять давно зажившую рану. Прости, милый, так надо. Потерпи, потом я обязательно залечу каждый рубец на твоей душе.
Иногда достаточно просто рассказать о болезненном прошлом, чтобы отпустить его и свободно жить дальше. Я мечтала освободиться от своих оков, но пока не получалось.
— Мой вездесущий брат поспособствовал, — по началу, будто с неимоверным усилием, выдавливал из себя каждое слово. — Он с первого дня невзлюбил мегеру, — улыбнулся и не стал называть ее имя. — Как позже выяснилось, ненависть была взаимной. Однажды они поцапались в доме наших родителей, а я случайно оказался рядом. Тогда и узнал, что ей нужны лишь мои деньги и известность. Помню, — снова на лице появилась улыбка, но отнюдь не веселая, — как она угрожала Андрею, что пустит его по миру, как только мы поженимся, потому что тот всего лишь паразит, существующий за счет успешного брата. Она якобы из меня веревки вьет, и я сделаю все, что бы она не захотела. Была уверена, что между ней и братом, я выберу ее. После этого Андрей завелся и начал кричать так, что стены тряслись: «У тебя куриные мозги, если ты считаешь, что он предпочтет какую-то шлюху собственной семье», — умело изобразил тон брата.
После услышанной истории Андрей нравился мне все больше. Отчасти стало понятно, почему он так печется о брате, и почему последний так много тому позволяет.
— Знаешь, — сильней сжала Костину руку, которую ни на секунду не отпускала, пока он рассказывал о своих неудачных отношениях, — а у нее и правда куриные мозги, если она не разглядела в тебе ничего кроме денег. — Я остановилась и сняла с него темные очки, чтобы видеть глаза, в которых заметила неизвестно откуда взявшеюся неуверенность. — У тебя масса достоинств: ты умный, обаятельный, веселый, талантливый и просто невероятный. Все мы обжигались и оступались, но нельзя позволить всему этому сделать нас циничными и черствыми. И ты не сломался, продолжаешь смотреть на мир широко открытыми глазами и радоваться жизни. Всегда считала знаменитостей испорченными, но и здесь ты меня удивил, доказав, обратное. Можешь себя поздравить, в твоей армии фанатов прибыло. Теперь я твоя преданная поклонница, и дело не в твоей известности и чудесной музыке, а в том какой ты человек.
За все время нашего знакомства именно этот день оказался самым эмоционально сложным. Сегодня было столько откровений и открытий, что необходимо было время, чтобы переварить всю эту информацию, поэтому дальше мы шли в полной тишине, и никого из нас это не тяготило. Иногда приятно вместе помолчать.
***
— Р-и-и-и-та! — не хуже пожарной сигнализации закричала Аня откуда-то из гостиной.
— И что, так каждое утро? — Костя накрыл голову подушкой.
— Вот бы она так орала, только потому, что ее убивают, — нырнула под одеяло.
— Ритка, тебя по телевизору показывают! — новый вопль заставил меня резко сесть.
— Ты слышал? — отняла у парня подушку.
— Да, есть такая штучка, дьявольское изобретение, как телевизор, — щурился от утреннего солнца, — и там живут ма-а-а-аленькие человечки.
— Все бы тебе шутить! — сдернула с кровати одеяло и, обмотавшись в него, побрела к соседке, собирая по пути все дверные косяки.
Аня сидела на диване и качала головой в такт музыке, как под гипнозом глазея в телевизор.
— Это по всем музыкальным каналам крутят, — весело объявила, когда я расположилась рядом с ней, потирая сонные глаза.
Я сразу узнала мелодию — это был тот клип, что Костя снимал в Нууке. Через какое-то время я, так же как и Аня, заворожено смотрела на экран. Не верилось, что я была частью этой красочной истории, что разворачивалась на моих глазах, в виде пятиминутного ролика. Я не могла оценить Костину работу как профессионал, но как обычный зритель я была в восторге. Клип получился невероятно трогательным и атмосферным.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Вернулась в спальню, но не спешила забираться в кровать — из дверей наблюдала за спящим музыкантом. Я похитила одеяло, и ему пришлось укрыться простыней.
— Долго будешь там стоять? — не открывая глаз, проворчал парень. — Мне холодно, — пожаловался, — только любовь и нежность способны согреть меня.
— Я видела клип.
Костя глянул на меня одним глазом:
— И что думаешь?
— Потрясающе, — ничего другого ответить просто не могла.
— Тогда тем более я заслужил любовь и нежность, — протянул ко мне руку.
Я опустилась на кровать, укрывая его своим одеялом, а парень притянул меня к себе:
— Теперь убедилась, что я мастер?
— Как и в том, что я твоя Маргарита, — поцеловала в щеку, и мой Мастер продолжил мирно спать.
11 глава. Бури и штиль
Пока я, как безумная, бегала по комнате, Костя вальяжно лежал на моей кровати. Он уже оставил попытки уговорить меня остаться, и наблюдал за тем, как я спешно собиралась на занятия. Если бы он чуть надавил, я бы, наверное, сдалась и прогуляла первую пару, а возможно и целый день. Дорожила каждой минутой, проведенной вместе, потому что, к сожалению, их было не много.
Как и предполагала, у медийных людей не так уж много свободного времени: съемки, интервью, выступления, записи новых песен. Шоу-бизнес хотел владеть Костей без остатка. Мне же приходилось подстраиваться под безумный ритм парня, не забывая при этом про учебу в институте. Свидания урывками и короткие совместные ночи — не тот формат отношений, о котором мечтала, но я была влюблена, и все эти трудности казались мелочью и никак не омрачали мое счастье.
Достала из шкафа первое, попавшееся под руку, и весьма удивилась, когда футболка оказалась велика мне на несколько размеров и повисла как на вешалке.
— Что за ерунда? — оттянула горловину и заглянула внутрь, чтобы удостовериться, что мое тело не усохло за ночь.
— Думаю, это мое, — осторожно заметил Костя, пряча улыбку.
Даже не стала спрашивать, почему его вещи заполонили мой шкаф, и, стянув нелепое одеяние, начала поиски чего-нибудь своего. Потом лихорадочно рыскала, чем собрать так до конца и невысушенные волосы в хвост. Резинки, заколки и прочие мелочи я хранила в фарфоровой чаше на столе, но отыскать их сейчас не представлялось возможным — все поверхности в комнате покрывали исписанные текстами и нотными записями белые листы.
— Костя, — начинала сердиться, — я же просила складывать все это где-нибудь в сторонке. Аккуратно.
— Так же как ты раскладываешь свои карандаши? — он откровенно издевался надо мной. Ну раскладывала я чертежные инструменты в определенном порядке. Что в этом такого? Если в остальном я не была примером для подражания, то к учебе, в частности к своим работам, предъявляла высокие требования, и здесь все должно было быть безупречно. — Впредь так и буду делать, — уже не впервые дал обещание, каждый раз успешно забывая о нем.
Некогда было отчитывать его, и так время поджимало. Схватила тубус со своими чертежами, задев стоящую в углу гитару, и комната наполнилась струнным переливом и глухим ударом от падения инструмента.
— Прости, — виновато повернулась к парню. Свою гитару — его сокровище — он не позволял никому брать в руки. На ней были написаны все его песни, и он хранил ее как зеницу ока, называя своим талисманом.
Костя, недовольно поджав губы, поманил к себе пальцем.
— А нечего разбрасывать вещи, — оправдывалась, вспомнив, что лучшая защита — это нападение, и осторожно приближалась к нему.
Он взял меня за руку и потянул к себе, пока я не упала прямо ему на грудь.