Пристрастие к смерти - Филлис Джеймс

— Не кажется ли вам такое суждение слишком поверхностным? Это самое простое объяснение.

— Удивительно, насколько часто простое объяснение оказывается верным. Будь вы диагностом, вы бы это знали.

Дэлглиш повернулся к Кейт:

— Инспектор, у вас есть вопросы?

Лампарт не успел вовремя сдержать выражение удивления и растерянности на лице: женщина, которую он принимал не более чем за рабыню Дэлглиша, чья роль состояла, по его мнению, лишь в том, чтобы скромно делать записи и сидеть в сторонке подобно смиренному и безмолвному свидетелю, оказывается, имела право задавать ему вопросы. Он посмотрел на нее с едва заметной улыбкой, сверхвнимательно, но взгляд его сделался настороженным.

— Вы сказали, что ужинали в «Черном лебеде». Это ваше любимое место? Вы с леди Бероун часто там бываете?

— Летом довольно часто. Зимой реже. Там приятная атмосфера. Расстояние от Лондона подходящее, а теперь, когда Хиггинс сменил шеф-повара, и еда хорошая. Если бы вы спросили у меня совета относительно того, где можно приятно поужинать в спокойной обстановке, да, я порекомендовал бы вам «Черный лебедь». — Он говорил с нарочитым сарказмом и демонстрировал свое раздражение слишком очевидно. Вопрос, вполне безобидный, чтобы не сказать не имеющий прямого отношения к делу, вывел его из себя.

— И вы оба были там в тот вечер седьмого августа, когда утонула Дайана Траверс?

— Вы, разумеется, и без меня знаете, что мы там были, так что не вижу смысла в вопросе. Мы праздновали двадцать седьмой день рождения леди Бероун. Она родилась седьмого августа.

— И сопровождали ее вы, а не муж?

— Сэр Пол был занят в другом месте. Ужин в честь леди Бероун давал я. Ожидалось, что он к нам присоединится позже, но он позвонил и сказал, что не сможет приехать. Раз вы знаете, что мы там были, значит, должны знать и то, что мы уехали раньше, чем разыгралась трагедия.

— А что касается другой трагедии, сэр, случившейся с Терезой Нолан? Вы, конечно, и при ней не присутствовали?

«Осторожно, Кейт», — мысленно произнес Дэлглиш, но не стал вмешиваться — он за нее не волновался.

— Если вы имеете в виду, что я не сидел рядом с ней в Холланд-Парке, когда она выпила целый флакон снотворного и запила шерри, то нет, не присутствовал. Доведись мне быть там, я бы, конечно, ее остановил.

— Из ее предсмертной записки следует, что она убила себя из чувства вины за сделанный аборт. Абсолютно легальный аборт. Она работала у вас медсестрой. Интересно, почему ее оперировали не в Пембрук-Лодж?

— Она не просила. А если бы и попросила, я бы не стал делать операцию. Я предпочитаю не оперировать своих сотрудниц. Если имеются медицинские показания к прерыванию беременности, я направляю их к знакомому гинекологу или психиатру. Вообще я не понимаю, что общего между ее смертью или смертью Дайаны Траверс и тем делом, которое привело вас сюда. Неужели так необходимо терять время на вопросы, не имеющие к нему никакого отношения?

— Не так уж не имеющие, — сказал Дэлглиш. — Сэр Пол получил письмо, в котором содержится недвусмысленный намек на то, что он каким-то образом причастен к двум этим смертям. Все, что случилось с ним на протяжении последних недель его жизни, имеет отношение к делу. Возможно, письмо является обычной злонамеренной чушью, от которой не застрахован ни один политик, но мы обязаны исключить и эту версию.

Лампарт перевел взгляд с Кейт на Дэлглиша.

— Понятно. Простите, если вам показалось, что я не хочу помочь, но я совершенно ничего не знаю об этой девушке, Траверс, за исключением того, что она работала на Камден-Хилл-сквер в качестве почасовой прислуги и была в «Черном лебеде» тем вечером, когда мы отмечали там день рождения леди Бероун. Что касается Терезы Нолан, то она пришла к нам С Камден-Хилл-сквер, где служила сиделкой у леди Урсулы, когда та страдала от тяжелого ишиаса. Насколько я знаю, ее наняли через агентство. Когда леди Урсула перестала нуждаться в услугах ночной сиделки, она предложила походатайствовать, чтобы ее взяли сюда. У девушки был диплом акушерки, и она оказалась вполне квалифицированным работником. Забеременела же она еще тогда, когда работала на Камден-Хилл-сквер. Но я не спрашивал от кого, да, думаю, она бы и не сказала.

— Вам не приходило в голову, что это мог быть ребенок сэра Пола Бероуна?

— Да, приходило. Полагаю, это многим приходило в голову. — Он ничего не добавил к этому, и Дэлглиш не стал настаивать, а вместо этого спросил:

— Что случилось, когда она поняла, что беременна?

— Она пришла ко мне, сказала, что не может позволить себе иметь ребенка и хочет прервать беременность. Я отправил ее к психиатру и предоставил ему делать выводы.

— Вы полагали, что состояние девушки — я имею в виду ее психическое состояние — было таково, что она могла получить разрешение на аборт по медицинским показаниям?

— Я ее не обследовал и не обсуждал с ней этот вопрос. Подобные решения не в моей компетенции. Как уже сказал, я направил ее к коллеге-психиатру. Ей же сообщил, что она может взять оплаченный отпуск до тех пор, пока решение не будет принято окончательно. После операции она проработала здесь всего неделю. Остальное вам известно.

Он вдруг встал и начал беспокойно ходить по комнате, потом повернулся к Дэлглишу:

— Я размышлял над делом Пола Бероуна. Человек — животное и живет более-менее в ладу с собой и окружающим миром, когда он это помнит. Пусть он самое умное и опасное в мире животное, но все же животное. Философы, а также поэты все страшно усложняют. На самом деле все просто. Наши основные потребности совершенно ясны: пища, нора, тепло, секс, престиж. Именно в этом порядке. Самые счастливые люди — те, кто живет в соответствии с этими потребностями и их удовлетворяет. Бероун был не таким. Одному Богу известно, на какие недосягаемые и неосязаемые материи он считал себя имеющим право. Вероятно, на бессмертие.

— Значит, вы допускаете вероятность того, что он убил себя сам? — спросил Дэлглиш.

— У меня недостаточно свидетельств. Но скажем так: если вы в конце концов решите, что это самоубийство, то лично я не буду удивлен.

— А бродяга? Было ведь две смерти.

— Это труднее. Он ли убил Пола или Пол его? Семья, конечно, не захочет поверить в последнее. Леди Урсула никогда не согласится с таким объяснением, каким бы ни был окончательный вердикт.

— Но вы…

— О, я считаю, что если в человеке достаточно злой воли, чтобы перерезать собственное горло, он, безусловно, способен перерезать и чужое. А теперь прошу прощения у вас обоих. — Он метнул взгляд на Кейт. — Меня ждет пациентка. Я заеду в Ярд между восемью и половиной десятого и подпишу свои показания. Быть может, к тому времени, — добавил он вставая, — мне в голову придет что-нибудь еще, что вам поможет. Но особого оптимизма не питайте. — Он постарался, чтобы последнее замечание прозвучало как угроза.

2

Мимо главных ворот машины шли почти сплошным потоком, и Кейт пришлось ждать больше минуты, чтобы встроиться в него. Интересно, как он это делает? — думала она. Вся беседа была записана в ее блокноте аккуратным оригинальным почерком, но она обладала феноменальной способностью почти буквально запоминать устную речь и могла распечатать большую часть беседы, не заглядывая в свои стенографические каракули. Однако сейчас, мысленно воспроизводя каждый вопрос и каждый ответ, все же не могла понять, в чем состоит хитроумный трюк Дэлглиша.

Он сказал очень мало, его вопросы были краткими и порой не связанными с основной линией допроса, но Лампарт — и именно в этом, видимо, состояла задача Дэлглиша — невольно сказал гораздо больше, чем хотел. Весь этот треп насчет «кризиса среднего возраста», вся эта расхожая психология, которую уместно было бы, изображая из себя мученика, излагать разве что в письме к тетушке, обеспокоенной твоим состоянием… Возможно, конечно, он и прав. Но в конце концов, разновидности мужского климакса не являются специальностью Стивена Лампарта. Его мнением поинтересовались — он его высказал. Никого не удивило, что звучанием собственного голоса он был при этом зачарован больше, чем откровенностью рассуждений о психологических проблемах беременности и абортов. Но когда дело дошло до Терезы Нолан, что они увидели? Нежелание говорить, попытку отрицать очевидное. Он не хотел даже думать о ней, не то что говорить. И это не только потому, что вопрос задала ему она, Кейт, причем задала с лишенной всякого пиетета сверхвежливостью, которая, как она точно знала, будет более оскорбительной для его тщеславия, чем грубость или открытая враждебность. Кейт надеялась, что при везении это может спровоцировать его на неосторожность, но это сработало бы только в том случае, если бы ему было нечего скрывать. Она услышала голос Дэлглиша: