Место преступления - Фридрих Незнанский

Короче говоря, не прошло, что называется, и часа, как Захариков полностью раскололся, признав, что все-таки был свидетелем того, как один из охранников, которых отрядил следить за порядком на «Универсале» Степан Ананьевич, выполнил этот приказ полковника. Долго маялся Лешка, «вспоминая» исполнителя, но вынужден был сознаться, что это Сидор Ершов, он — старший в охране. На вопрос, как тот выглядит, Захариков, путаясь, все же сумел описать того, и Филипп без труда узнал своего нечаянного знакомого, от которого ему пришлось ретироваться, нанеся при этом незначительный урон самолюбию указанного Сидора.

— Слушай, — вмешался он, а какого черта ты врал про полковника, который тебе якобы все рассказывал? И про то, что вечером стреляли, а ты узнал только утром? Ну, давай, давай, колись по полной, а то не будет тебе никакого снисхождения. Я прав, Юрий Петрович?

— Еще как прав!

И тут, наконец, сознался Захариков. Объяснил, что он для себя оправдание придумал, если его спрашивать станут. А сейчас уже он не врет. Стреляли вечером, а машину обнаружили только утром — во дворе фабрики. Это специально так, чтоб запутать. Степан Ананьевич им велел. Поэтому, наверное, он и заставил его убивать Игната, подумал, что Лешка уже привык вроде и уже повязан одним убийством. А его там, наверху, чуть не стошнило, так испугался… Но Бориса Борисовича он — ни-ни, даже и не смотрел, так испугался… Это все — Сидор, тот ничего не боится.

— Этот мог, — кивнул Филя Юрию Петровичу. — Рожа — самая подходящая. Я его и во сне узнаю. Но… лично брать не советую. Даже с моей помощью. Звони-ка Сан Борисычу, пусть он там организует группу захвата. Я думаю, что если эти Крохалевские мордовороты прослышат о том, что их полковник спекся, они ждать решения своей участи не будут, а потом — ищи ветра в поле.

— Да Сане сейчас не до того, — Гордеев поморщился и, забыв, что рядом женщины, которые с заметным содроганием, однако терпеливо, выслушивали признания убийцы ростовщика, объяснил: — С машиной же… ну, ты же в курсе.

— А что с машиной? — вмиг «включилась» Вера. — То есть я хотела спросить, что с Сашей… простите, с Александром Борисовичем?

«Саша», разумеется, не прошел мимо внимания мужчин. И Вера поторопилась снова пуститься в объяснения, что еще в «Глории» он так просил называть его, но она стеснялась, а сейчас… Короче, что с ним случилось, и — к черту машину! Пришлось рассказать правду.

Внутренне ухмыляясь, Юрий Петрович отметил, что женщина действительно разволновалась всерьез, но, увы, никак не по причине порчи дорогого автомобиля. Ее действительно беспокоило, не пострадал ли при нападении «дорожных разбойников» Александр Борисович?

— Не пострадал. А его задержка, вероятно, вызвана теперь тем, что эксперты-криминалисты тщательно исследуют дырки в дверцах и ищут пули, с помощью которых, возможно, удастся позже установить, из какого, а точнее, из чьего конкретно оружия, автомата, были произведены выстрелы. Есть такая наука — криминалистика, знаете ли, Вера…

Но она отмахнулась. Далась им криминалистика! Главное, что его не задело!.. И это уже была пища для размышлений Юрия, который очень живо отреагировал на предложение друга и соратника Сани поухаживать за клиенткой. Вот тебе и на! Опять этот Турецкий, и чего они в нем находят?

Вопрос был, конечно, риторический. Раз находят, значит, есть что. В смысле — искать есть что…

Допрос был в принципе закончен, оставалось его оформить по всем статьям. И Гордеев предпринял «хитрый» ход. Понимая, с кем он имеет дело, Юрий Петрович сменил гнев на милость и даже похвалил Захарикова за его чистосердечные признания. Осталась, по его словам, самая малость…

Он попросил женщин сварить всем по чашке кофе — покрепче. Для всех, и для Захарикова — тоже. Кофе был выпит, и Лешка немного успокоился, почему-то удовлетворенный похвалой адвоката, который сообщил ему, что подобного рода признания обычно облегчают участь совершившего преступление. Но для окончательного «облегчения» участи виновного ему следовало теперь подробно записать рассказанное, иначе суд не примет его устных оправданий, записанных на магнитофон. Короче, вот тебе лист бумаги, а вот — ручка, — начинай. И спрашивай, чего не понятно. А как начинать? Да так, чтобы в обязательном порядке растрогать и судей, и присяжных заседателей, если последние станут решать его судьбу. О чем он, кстати, потом может суд и попросить. Там обычно люди жалостливые, а когда узнают, о какой жертве идет речь, могут отреагировать с присущей людям вообще ненавистью к ростовщикам, опутывающим своих должников, словно кровожадные пауки несчастных мушек. А начинать надо обязательно со слов: «Чистосердечное признание». Не приходилось еще? Ну, ничего, у многих это случается однажды в жизни…

— Ну, конечно, — с присущим Филе юмором, отреагировал тот, — вторичному даже я не поверил бы… А так, глядишь, скостят за очистку атмосферы, скажем, или другое оправдание найдут. Как там у Достоевского-то? Покаялся, кажется, тот Раскольников, да и все дела, а нагородили — мама родная!..

И присутствующие, исключая задумчиво потирающего пальцами авторучку Захарикова, который, наморщив практически чистый лоб, старательно формулировал свое чистосердечное признание, облегченно рассмеялись.

— Ты в кино видел? В театре? Или как? — серьезно спросил Юрий Петрович.

— Правду сказать?

— И только правду…

— Рассказывали. Уже не помню кто. Кажется, уже после Афгана. Но точно до Чечни. А что такого, слухами, говорят, земля полнится… Не то говорю разве?

Филипп смотрел на смеющихся женщин, и душа его радовалась. В первую очередь за Катю, она окончательно приходила наконец в себя. О Вере и говорить нечего, так и закатилась от хохота. Красивая, подумал Филипп, конечно, хороша Маша, да не наша. А Юрка-то — только поглядеть! Но у него ничего не получится, ее сейчас больше всего волнует тот, кто катит домой на серебристом, пробитом пулями бандитов джипе. Герой — да и только. Надо же, и тут повезло Сан Борисычу, судьба, значит, такая…

Турецкий наблюдал, как механики из гаража прокуратуры под руководством эксперта-криминалиста Сергея Сергеевича Селезнева аккуратно прилаживают на место части внутренней обшивки кузова джипа. Эксперт сказал, что больше сама машина ему не понадобится, но, если это возможно, он просит срочный ремонт в ближайшую, скажем, неделю не производить. На всякий случай. Пули в салоне он собрал. Все сфотографировал, что было ему необходимо.

Вот тут и застал Александра Борисовича телефонный звонок Гордеева. Особенно начало разговора понравилось.

— Слушай, Сань, я совершенно случайно проговорился, и вот пришлось рассказать про перестрелку. Ты уж прости, но Вера хочет что-то тебе сказать… — и он Передал ей трубку.

«Вот только ее мне сейчас и не хватало», — подумал Турецкий и… ошибся.

— Саша, с тобой ничего не случилось?

Ни фига себе! И Саша, и на «ты»! Он вспомнил, что в агентстве сам же и предложил ей обращаться без церемоний, но именно сейчас такое обращение почему-то несказанно согрело душу.

— Не волнуйся, — максимально мягко, с почти нежным выдохом ответил он, — все у меня в порядке, а вот машинка пострадала. Но не сильно. Хотя дырок хватает. Но я тут осмотрел борт и подумал, что на таком «крутом» автомобиле почел бы за честь по Москве передвигаться. Это ж боец! В переделках побывал!

В ответ он услышал негромкий, почти воркующий смех. Подумал, что, слава богу, кажется, пронесло. И только позже пришло озарение: да не про джип ведь она! Сегодня — один, завтра — другой. А вот «Саша» и «ты» — это гораздо серьезнее. Не повезло Юрке, а ведь он так старался…

— Не бери в голову, Саша, — услышал он. — Считай, что это все — крошки со стола, несерьезно, неважно. А то я… мы все тут очень испугались. Это славно, что голос у тебя бодрый, он придает нам всем уверенности.

— Прости, Верочка, всем или тебе?

— И то и другое… — быстро ответила она. — Ну, конечно, ты же понимаешь… Да, а тут твои коллеги признания получают. В общем, я жду. Передаю трубку.

И Гордеев тут же забрал трубку, прервав, таким образом, очарование проникающего в душу Турецкого голоса.

— Саня, Алексей Захариков уже дал нам показания и сейчас пишет «чистосердечное». Он признал себя виновным в убийстве Плюхина, но под жестким давлением со стороны Крохалева, сопряженным с угрозой жестокой расправы над ним. А также назвал имя настоящего киллера, который выполнял заказ все того же полковника. Захариков вынужден был, я подчеркиваю, — и Турецкий услышал двусмысленную интонацию в голосе Гордеева, — присутствовать при убийстве Краснова, но конкретного участия в деле не принимал. А это его присутствие на месте преступления и стало поводом к шантажу, к которому и прибег Крохалев. Посулив в награду свою сестру-проститутку, так надо понимать. Словом, семейка что надо!