Пятый Аспект. Часть 1 - Кассандра Дженкинс

Складки дряблой кожи, окрашенные фиолетово-малиновыми разводами оставались единственным напоминанием о произошедшем. Состояние собственного тела ввело Джайну в тихий ужас.

Вначале, даже не заметив этого, она слегка приподнялась, чтобы увидеть это самой, без помощи зеркала. Но сломанные ребра тут же напомнили о себе, и Джайна рухнула обратно на постель.

— Я ведь предупреждал вас, — отозвался Хейдив. — Постарайтесь не переживать. Сейчас вам это ни к чему. Поверьте мне на слово, к тому времени, когда вы встанете на ноги, ваше тело почти вернется в прежнюю форму.

Пока пандаренка поила Джайну обезболивающим снотворным, Хейдив говорил о том, что ей нужно набраться сил, ведь она потеряла более половины своего веса, ничто не удержит ее на ногах, если она не будет хорошо питаться и продолжать принимать их лечебные травы. Как будто у нее оставались силы для сопротивления…Ее силы таяли так же быстро, как и первый снег.

Джайна покорно принимала все, что ей давали пандарены, благодарная, что есть кто-то, кому не безразлична ее жизнь. Она почти не ощущала вкуса лекарств, а некоторые, по словам Эймир-Ха, были очень горькими и только пчелиный мед подслащал их.

— Но только капля меда, — говорил он тихо, будто себе под нос, пока растирал сушеные травы в деревянных ступках. — Больше меда лишит их той силы, которой их наделила Древняя Мать. Вот так, всего капля лучшего меда… Это, конечно, не липа серебристая, но тоже будет вкусно…

Пандаренка в переднике оказалась женой Хейдива — звали ее Шайя-Ли. С приставками к имени Джайна пока не могла разобраться, обещая себе, что если когда-нибудь выйдет из этой хижины, то исследует весь мир Пандарии, разберется во всех традициях и легендах загадочных черно-белых медведей.

Шайя-Ли часто поила Джайну обезболивающим снотворным, поговаривая, что во сне душа чаще наведывается в гости к Матери-всего-живого, и только эти визиты способны вернуть Джайне утраченную силу.

«А что вернет мне сына?», — хотела спросить ее Джайна, но снова и снова проваливалась в глубокий сон. В ее снах не было Матери-всего-живого. Ее сны полнились кошмарами — катаклизмы сотрясали Пандарию, и светлое небо полностью скрывалось за широкими черными крыльями. Он искал ее. Она протягивала к нему руки, но он сотрясал всем телом башню Терамора, и камни крошились под его натиском. Джайна вновь падала в огонь, пожирающий ее тело.

Джайна проводила в небытии по нескольку дней, поэтому плохо представляла, через сколько времени после того, как она впервые пришла в себя, она все же смогла сделать эти несколько шагов самостоятельно. Ее ноги наконец-то могли стоять, не подкашиваясь. Странно, но ходить она начала гораздо раньше, чем говорить.

Ослабевшая, но счастливая, сделав эти три шага, на четвертом, ставшим последним, она упала в бережные объятия Хейдива. Как маленькая девочка, обхватила его пушистые, но неимоверно сильные лапы, уткнулась в мягкое черное плечо. Лишь передохнув и только с помощью Хейдива, она смогла вернуться в постель.

Шайя перестелила постель Джайны — новая подушка распространяла одурманивающие ароматы цветущего леса. Наверное, пандарены набивали их сушеными травами. Джайна жалела, что не может расспросить их об этом.

На следующий день вместе с Хейдивом, Эймир-Ха и Шайей возле постели Джайны появился незнакомый ей, белый от носа до пят пандарен. Его бесцветные от старости глаза глядели невероятно строго, будто в чем-то обвиняя Джайну. При ходьбе седой пандарен опирался о деревянный посох.

— Итак, она выжила, — скупо сказал снежный пандарен, и именно это было его обвинением.

Джайна кивнула. Не было смысла отрицать очевидного. Впрочем, когда она поправиться и вернется в прежнюю форму (и вернется ли?) — вопрос оставался открытым. Но это мало интересовало седого пандарена, к тому же он и не думал обращаться к Джайне.

— Вневременный был уверен, что она погибнет, — продолжал пандарен, обводя взглядом понуро стоявших в стороне Хейдива, Шайя-Ли и Эймир-Ха.

Получалось, совсем не Хейдив был здесь старшим, а этот седой пандарен. Но в чем же он обвиняет этих пандаренов, столько сделавших для ее спасения? Джайна чувствовала, что должна сказать хоть что-нибудь в их защиту, но изо рта вырывались лишь хрипы.

— Кейган-Лу, — обратился к пандарену Хейдив, — леди Джайна выжила лишь благодаря Древней Матери. Она пришла на ее зов и подарила ей жизнь.

Кейган-Лу покачал седой головой.

— Вневременный распрощался с ней. Никто не способен выжить после такого.

Разве пандарен проникал в ее кошмары? Откуда ему известно это?

— Может быть, магия вернула ее с того света? — предположил Кейган-Лу, с подозрением взглянув на Джайну.

На магию нужны силы, которых у нее и на то, чтобы расчесаться самостоятельно, нет. Неужели он не видит этого? К тому же вернуть из Искривленной Пустоты может только магия Света, доступная лекарям, а Джайна обращалась к боевой магии Льда и Пламени, от которой, как оказалось, нет почти никакого проку в борьбе со смертью.

— Ее жизненные силы были на исходе, — не сдавался Хейдив. — Она не могла колдовать в таком состоянии. Вы ведь сами видели ее, Кейган-Лу.

Правильно, Хейдив. Прислушайся к его словам, упертый пандарен!

— Она — нет. Но кто-то другой мог, — многозначительно ответил Кейган-Лу.

От слов Кейган-Лу сердце Джайны забилось быстрее.

— Что с ней? — спросил седой пандарен.

Сама того не замечая, Джайна плакала. Теперь она вспомнила о том, почему в борьбе со смертью одержала победу.

Ее несносный сын отправился в прошлое не только для того, чтобы одним глазком глянуть на Вождя орков Тралла и чтобы их бегство из Зин-Азшари успешно завершилось. Каким-то образом он встретился с Эгвин и не смог сохранить тайну Времени — прямо рассказал ей об ожидавшей ее смерти.

Джайну вновь окружали повидавшие многое на своем веку стены дешевой таверны в Штормграде, куда Эгвин перенесла их из разрушаемого Смертокрылом Терамора, и где их ждал Аспект Времени. Жизненная энергия Хранительницы Тирисфаля, занимавшей пост советницы леди Праудмур, ярким потоком передавалась из одной руки, кожа на которой ссыхалась на глазах, в другую.

— Мне ни к чему столько жизненной силы! — сказала тогда Эгвин, не позволяя Джайне прервать этого последнего рукопожатия. — Он сказал, что для меня это будет в последний раз. Если я могу хоть так помочь тебе, я должна.

От образа молодой женщины, который с помощью магии поддерживала на себе Гвинэн, не осталось и следа. Джайне улыбалась сгорбленная седая старушка.

«Эгвин, дорогая Эгвин, где бы ты не находилась», — шептала Джайна, и слезы тихо лились из ее глаз. — «Спасибо тебе за мою жизнь. И за жизнь моего сына… Я знаю, ты простила его, несмотря ни на что».