Опыт революционной борьбы - Эрнесто Гевара

Около Пальма-Моча мы стали свидетелями печальной картины. Накануне батистовский капрал и управляющий оповестили всех местных жителей о предстоящей бомбардировке. Люди начали переселяться к берегу моря. Это была явная провокация со стороны управляющего и сельской полиции, поскольку никому не было известно о нашем местонахождении в этом районе. Местные власти намеревались просто лишить крестьян земли и нажитого имущества. Однако эта ложь в какой-то степени подтверждалась нашим нападением и теперь выглядела как правда. Страх охватил крестьян, и не было никакой возможности остановить их бегство.

Это была первая победа, одержанная повстанцами. За все время войны только в этом и последующем бою у нас было больше оружия, чем людей… Крестьяне не были еще готовы включиться в борьбу, а связи с городом практически не существовало.

Бой у Арройо-дель-Инфьерно

Арройо-дель-Инфьерно – это небольшой ручей, впадающий в реку Пальма-Моча. Следуя вдоль этого ручья, мы поднялись в горы и разбили свой лагерь в ущелье, где находились два небольших крестьянских домика, которые наш отряд решил не занимать.

Фидель считал, что батистовцы немедленно направятся в погоню за нами и сумеют более или менее точно определить наше местонахождение. Он решил организовать засаду для вражеских солдат здесь и, в соответствии с принятым планом, расставил людей. Стремясь убедиться в правильности выбора места засады, Фидель постоянно обходил район нашего расположения.

Утром 19 января, во время проверки готовности отряда, произошел случай, который мог иметь серьезные последствия. Совершая обход, мы шли по густому кустарнику. Часовой Сьенфуэгос издали увидел группу людей, среди которых был человек в каске. (После боя у Ла-Платы я гордо носил трофейную каску капрала.) К счастью, в этот момент производилась чистка оружия, и лишь только винтовка Камило была в боевой готовности. Он нажал на спусковой крючок автоматической винтовки – и вместо очереди раздался только один выстрел. Пуля никого не задела. Больше выстрелить Сьенфуэгос не смог, так как что-то заело в винтовке. Но тут он понял, что это свои. Этот случай свидетельствовал о том нервном напряжении, которое испытывали наши бойцы в ожидании предстоящего боя. Даже самые спокойные из нас переживали это состояние. Всем очень хотелось, чтобы побыстрее начался бой и наступило хоть какое-нибудь облегчение.

На рассвете 22 января до нас донеслись одиночные выстрелы из района реки Пальма-Моча, которые заставили нас насторожиться и привести себя в боевую готовность.

Уже был полдень, когда мы заметили человека у одного из домов. Сначала нам показалось, что это один из наших товарищей, нарушивший приказ не подходить к домам. Но это был какой-то батистовский солдат, решивший обследовать дом. Потом появилось еще пять солдат. Вскоре трое из них куда-то ушли. Через телескопический прицел нам хорошо было видно, как один солдат, посмотрев по сторонам, нарвал травы и воткнул ее для маскировки в головной убор. Затем он присел в тени без каких-либо признаков беспокойства на лице.

Фидель первым выстрелом сразил этого солдата, который успел лишь крикнуть что-то и упал как подкошенный. В начавшейся перестрелке были убиты и два товарища этого несчастного солдата. Вдруг я заметил, что в ближайшем ко мне доме находится еще один солдат, пытающийся скрыться от нашего огня. Я выстрелил и промахнулся. Второй выстрел попал ему в грудь. Солдат упал, выпустив из рук винтовку, воткнувшуюся штыком в землю. Прикрываемый Креспо, я подобрался к дому и осмотрел убитого, забрал патроны, винтовку и кое-что из снаряжения.

Бой был необычайно жестоким. Добившись выполнения поставленной задачи, мы вскоре стали отходить.

Мы израсходовали 900 патронов, а захватили всего 70 патронов и одну винтовку «гаранд», которую вручили майору Эфихенио Амейхейрасу. Он с ней прошел большую часть войны. Все считали, что враг потерял четырех человек убитыми, но несколько месяцев спустя от захваченного нами доносчика узнали, что убитых было пять человек. Эта победа не была полной, но в то же время она не была и пирровой. Мы померились силами с батистовцами в новой обстановке и выдержали это испытание.

Новая победа сильно подняла наш моральный дух. Воодушевленные, мы целый день без устали поднимались вверх, карабкаясь по самым неприступным горам, чтобы уйти от преследования крупных сил противника. Наш отряд двигался параллельно батистовцам по противоположному склону гор. Так мы шли с ними в течение двух дней, не замечая друг друга. Однажды мы остановились на ночлег в одном и том же месте, и нас отделяла всего лишь маленькая речушка Ла-Плата.

Преследующий нас отряд противника находился под командованием лейтенанта Санчеса Москеры, который прославился своими злодеяниями в Сьерра-Маэстре. Следует отметить, что выстрелы, услышанные за несколько часов до боя и позволившие нам встретить противника подготовленными, принесли смерть гаитянину, который отказался проводить батистовцев к нашему убежищу.

Все шли очень перегруженными, многие из нас несли по две винтовки. Путь был нелегким, но наше настроение, конечно, было не таким, каким оно было после разгрома у Алегрия-де-Пио. Несколько дней назад нами была уничтожена небольшая вражеская группа, находившаяся в своей казарме. Теперь мы разбили головной дозор противника, численно превосходивший нас, и на практике поняли, что значит в войне этого типа внезапность действий.

Нападение с воздуха

После успешного боя против сил Санчеса Москеры мы продвигались по берегу реки Ла-Плата, пока не вышли к реке Магдалена. Переправившись через нее, наш отряд снова вернулся в знакомый уже район горы Каракас. Однако обстановка в нем значительно отличалась от той, которая была раньше, когда мы укрывались в здешних горах и народ поддерживал нас. Теперь войска Касильяса повсюду сеяли страх. Крестьяне бежали. Остались лишь пустые дома да часть скота, который повстанцы использовали для своего питания. Опыт подсказывал, что нам не следует долго останавливаться на отдых в крестьянских домах, а поэтому, переночевав в одном из брошенных домов, мы ушли вверх и разбили свой лагерь у ручья почти на вершине горы Каракас.

Там Мануэль Фахардо спросил меня, можем ли мы выиграть войну. Как всегда, независимо от чувств, вызванных тем или иным успехом, я ответил: «Мы победим обязательно». Он сказал мне, что задал такой вопрос потому, что испанец Моран заявил ему, что войну выиграть невозможно, и предлагал покинуть повстанцев. Я доложи об этом Фиделю и из разговора с ним понял, что Моран уже рассказал ему о том, как он «проверил» состояние морального духа у некоторых товарищей нашего отряда. Все пришли к общему мнению, что такой метод проверки непригоден для нас. Фидель произнес краткую взволнованную речь, в которой призвал к повышению дисциплины и предупредил о той опасности, которая нас ожидает в случае ее нарушения. Он объявил, что смертной казнью будут караться три преступления: неподчинение приказу, дезертирство и паникерство.