Мучения Минти Мэлоун - Изабель Вульф

— Нормально, — ответила я, и мы пошли на кухню. — Тихо, правда. Мама все время торчала в кризисном центре — раздавала индейку бездомным. Так что мы с папой были вдвоем.

— О… — протянула Эмбер.

— Вообще-то, они поругались, — призналась я, пока Эмбер ставила чайник. — Папа сказал маме, что это у него кризис на Рождество, но ей было все равно. Она наотрез отказалась приходить домой.

— Минти, — заинтересовалась Эмбер, — почему тетушка Димпна прямо-таки одержима добрыми делами?

— Понятия не имею, — ответила я. — Может, потому, что святая Димпна — покровительница умалишенных? Наверное, дело в этом. А может, у нее мозги не на месте. Я знаю только одно: папа уже на пределе. Он угрожал ей разводом.

— О господи!

— Да ладно, он вечно пугает, что разведется. Чаще всего в шутку. Но сейчас, когда папа вышел на пенсию, я не уверена, шутит ли он.

— О боже.

— Он очень несчастен: мама вообще дома не появляется.

— Чем же он занят?

— Ходит в гольф-клуб. Читает. Слушает радио. На самом деле он уже дошел до ручки. Говорит, что не хочет и в старости жить один.

— Я его понимаю.

— Он не против благотворительности, — пояснила я. — Но считает, что у мамы должно оставаться время на семью.

— Бедный дядюшка Дэвид, — пробормотала Эмбер, наливая мне кофе. — Знаешь, тетя Димпна мне напоминает миссис Джеллиби из «Холодного дома» [54], — со знанием дела продолжала она. — Эта ненормальная собирала деньги для голодающих в Западной Африке, пока ее дети умирали с голоду и бегали в лохмотьях. Замечательная книга «Холодный дом», — с умным видом ораторствовала она. — Гневное обличение общества, развращенного жадностью, лицемерием и преступлениями. Шедевр литературы. — Слушая Эмбер, я подумала, уже не в первый раз, до чего же интересно она рассказывает о классической литературе: можно слушать хоть целый день. Странно, что такой умный и проницательный критик пишет жуткую чушь.

— А я даром времени не теряла! — похвасталась она. — Та-да-да! — Эмбер торжественно водрузила на кухонный стол свою последнюю рукопись. — Позвольте с гордостью представить: «Животная страсть»!

— Боже, ты закончила книгу… Мои поздравления! «Ничего себе!» — проснувшись, прокричал Педро, моргнул, встрепенулся и принялся чистить перышки.

— Работала как проклятая все Рождество, — возбужденно делилась Эмбер. — По двенадцать часов в день. Настроение поднялось, появились силы и вдохновение. И мне кажется, уж эта книга станет настоящим прорывом.

Итак, мы откупорили бутылку шампанского, чтобы отпраздновать завершение девятого романа Эмбер и начало нового года, который принесет нам… Мы и сами не знали что. Кто-то в новом году выйдет замуж и родит ребенка. Хелен, например. «А также сотни и тысячи других счастливиц», — думала я, изучая свадебную колонку «Таймс». Это время года всегда богато на помолвки, впрочем, как и разводы. Рождество — переломный период, когда жизнь круто поворачивается, к худшему или лучшему. Я рассеянно просматривала объявления о предстоящих свадьбах. Мистер Р. Макдональд и мисс Б. Кинг, мистер С. Бингли и мисс А. Брэдфорд, мистер Дж. Коллинз и мисс Л. Харпер, мистер Т. Феркин и мисс К. Фрог. Я лениво скользила взглядом по строчкам. Паркер и Нолл, Маркс и Спенсер, Харви и Николз, Фортнум и Мейсон, бла-бла-бла. Как же их много… Уайтс и Лилли, Ид и Рейвенскрофт, Лоран и Перье, Лейн и Парк [55] …

Лейн? Сердце бешено забилось, кровь прилила к лицу. «Состоялась помолвка Доминика, единственного сына мистера Н. Лейна из Южного Бирмингема и миссис М. Лейн из Саттон-Колдфилд, — прочитала я, — и Вирджинии, старшей дочери мистера и миссис С. Парк из поместья Хайвью, Мелтон-Моубрей, Лестершир». Доминик? Помолвлен? Теперь настала моя очередь разрыдаться.

— Как он мог? — всхлипывала я. — Как он мог, так скоро?

— Это ни в какие ворота не лезет, — отрезала Эмбер и для убедительности добавила: — Ублюдок! Между прочим, Чарли сделал то же самое, — с горечью заключила она.

— Да, но у Чарли были на то причины, Эмбер. Сама посуди, он хотел иметь детей, а ты нет.

— И неудивительно. Ребенок портит фигуру, и ты оказываешься на восемнадцать лет прикована к дому. А по истечении этих восемнадцати лет никто из друзей уже не хочет с тобою знаться, потому что ты впадаешь в маразм и начинаешь страдать недержанием.

— Дело твое, — я закатила глаза, не переставая всхлипывать. — Но Чарли был другого мнения. И вам пришлось расстаться. Ничего неясного. Но я не понимаю, как это Доминик так быстро умудрился найти новую пассию. Когда успел узнать ее достаточно, чтобы сделать предложение? — Я заревела. — Если только… — Сердце будто сжала ледяная ладонь.

— Ты же не думаешь, что он… — начала Эмбер. Глаза ее сузились в щелочки. Я видела, как завертелись колесики у нее в голове.

— Не знаю, — хрипло пробормотала я. — Об этом я не подумала.

— А может, зря? — тихо проговорила она. — Может, это и есть ответ на все твои вопросы, Минти.

— Может быть, — поежилась я. Мне стало не по себе. Какая же я наивная, какая дурочка… Как это мне не пришло в голову, что Доминик изменяет.

— Или девица залетела, как Хелен, — предположила Эмбер. — Но если подумать, — рассудительно добавила она, — не могу представить, что такой, как Доминик, женится из-за этого.

Самое ужасное, Эмбер была права.

— Нет, это невозможно, — рыдала я. — Наверное, он… он… любит ее. Наверное, у него был… был с ней роман. Но тогда почему он не порвал со мной?

— Минти… — тихо произнесла Эмбер, очищая яблоко для Педро.

— Что?

— Хм! Не знаю, стоит ли говорить тебе об этом, но я знакома с Вирджинией Парк.

— О… — прошептала я, шокированная донельзя.

— Хочешь, расскажу? — спросила она. — Ты хочешь знать, кто она такая?

Я посмотрела на нее, сомневаясь, хочу ли этого.

— Да, — проговорила я тихим, бесцветным голосом. — Расскажи.

— Она из довольно богатой семьи, — сообщила Эмбер.

— Это видно по адресу, — вздохнула я, совершенно убитая, и снова взглянула на объявление: — Поместье Хайвью, Мелтон-Моубрей.

— Наследница огромного состояния. Свинофермы.

— Отлично. Повезло ей. Но откуда ты знаешь?

— Учились в одной школе.

— Понятно. — На меня вдруг нашел страх, к горлу подкатила тошнота. — Она красивая? — спросила я.

— Обычная, — расплывчато сформулировала Эмбер. — Лошадиное лицо, икры толстые, как у Хилари Клинтон, тонюсенькая верхняя губа. И ей сейчас уже тридцать восемь, она на четыре года старше меня. — Надо сказать, меня это приободрило, даже очень. И крайне удивило.

— Доминик не стал бы связываться с женщиной старше него, — заметила я. — Он сам мне говорил, что не понимает, как это некоторые мужчины берут в жены женщин на несколько лет старше. Утверждал, что это неправильно и сам он никогда бы так не сделал.

— Да, но у Вирджинии денег куры не клюют. Может, для нее он готов был сделать исключение.

— Но у него полно денег, — усомнилась я. — Вряд ли он купился на такое. Другое дело, хорошая семья, — горько признала я. — Это для него важно. Знатность, древний род и все такое. К тому же из провинции.

— Никакой у них не древний род, — отмахнулась Эмбер. — Ее и в школе дразнили выскочкой. Называли Свинаркой и Пятачком. Из грязи в князи.

— Значит, она такая же, как Доминик.

— У нее был очень визгливый голос, — вспоминала Эмбер. — Ужасно неприятный. У всей этой семейки дурной вкус. Помню, мы покатывались со смеху, когда на школьный праздник они заявились в золотом «порше».

— Кошмар!

— Еще она обожала командовать. Все время одергивала меня. Надо же, и он женится на такой особе, — подивилась Эмбер, непонимающе передернув плечами.

Женится… О боже! Это уж слишком. Я обхватила голову руками.

«Счастливого Нового года!» — пожелал почтальон, с которым я столкнулась у порога своего дома, направляясь на работу. Моя улыбка вышла мрачной. Никакой он был не счастливый, этот Новый год. Напротив, несчастный. Худшего еще не выпадало на мою долю. И опять Шерил фон Штрумпфхозен угодила пальцем в небо. «Горизонт уже проясняется», — предсказала она. Чушь собачья, Шерил! Кто бы сомневался, впереди у меня только хорошее. А как же Доминик? Разве ему «воздалось по заслугам»? Разве он заслужил счастье с другой женщиной, а тем более так скоро? Он бросил меня в день свадьбы, но это еще ничего. Гораздо хуже, что он, как ни в чем не бывало, нашел новую пассию и сделал ей предложение, а не прошло и пяти месяцев! Боль, которая только начала отступать, вернулась, набрав удвоенную силу. Рану разбередили, и она снова кровоточила.

Рабочий день я отбывала, как каторжный срок. Сдавали нервы, и я все время срывалась. Злость на Мелинду подливала масла в огонь.

— Минти-и-и, — проблеяла она умоляюще.