Испытание - Георгий Черчесов

Однажды в отсутствии Марии в комнату заглянула Дарья.

— Землячка, — так обращалась она к Зареме, ибо кубанские степи находятся в каких-то четырехстах километрах от гор Осетии, глядя из далекого Ленинграда, все равно, что рядом. — Дай мне трошки соли.

Зарема мысленно перебрала каждую вещь, что находилась в комнате, честнейшим образом отсыпала Дарье половину имеющейся у них с Марией соли, по тем временам она была дефицитом, протянула ей со словами:

— Вот соль, а трошки — нету… — вызвав невообразимый хо хот у казачки, и без того большой любительницы повеселиться. Зарема и сама отчаянно смеялась, узнав, что «трошки» обозначает «немного».

Зарема, бывало, ломала голову, отыскивая тайный смысл во фразах, обозначавших простейшие понятия.

Дотошная горянка пыталась до тонкости освоить каждую тему, но в науке — тем более в медицинской, — чем глубже вникаешь в проблему, тем больше возникает вопросов. Профессор Токмаков, сам величайший работяга, читавший студентам курс лекций по строению и проблемам человеческого мозга, был поражен, когда во время практических занятий горянка подкинула ему ряд каверзных вопросов, которые не могли возникнуть без углубленного изучения проблемы, понимания ее сути. Зарема четко строила фразу, и хотя у нее проскальзывал сильный кавказский акцент, он не мешал профессору вести серьезную научную беседу. Желая уточнить, до каких глубинных уровней Дзугова дошла в своих попытках освоить тему, Иван Иванович завел с ней разговор о функциональном распределении различных участков коры головного мозга и «с удивлением отметил, что студентка знакома с последними исследованиями ученых, опубликованными в специальных журналах. Причем, Зарема не просто рассказывала, кто что утверждает, но в ее рассуждениях было и ее отношение к тем или иным выводам; пусть это еще было мнение с налетом наивности не посвященного в детали науки человека, но такой подход к освоению предмета изучения заставил профессора с уважением отнестись к самостоятельной работе студентки. На следующем занятии Иван Иванович вручил Дзуговой ряд подобранных им специально для нее журналов и книг с заботливо заложенными вставками. — „В них вы найдете подробные ответы на свои вопросы, коллега Дзугова“, — и поразил всю аудиторию этим обращением: коллега… Когда стали распределять темы дипломных работ, Иван Иванович настоял, чтобы Дзуговой поручили исследование проблемы головного мозга. Были возражения: „Для студентов чересчур сложно“, но Токмаков уверенно заявил: „Для студентов да, но для Дзуговой — это несильная задача…“ Так шли дни за днями…

— Что произошло с Заремой потом? Об этом, Майрам, ты прочтешь сам, — Бабек Заурбекович крикнул в сторону двери: — Петя! Внучек!..

В комнату заглянул двенадцатилетний мальчуган. Глаза, черные брови и подбородок были копией дедовских. Он озабоченно глянул на диван.

— Ты куда дел главу повести, которую позавчера принес Иван Семенович? — и пояснил Майраму: — Это наш сосед, радиожурналист.

Пораженный тем, что дед открыл Майраму их секрет, Петя озадаченно покосился на гостя.

— Доставай, не стесняйся, — подбодрил его Бабек Заурбекович. — Майрам секреты умеет держать в тайне…

Петя молча достал из тумбочки завернутые в газету отпечатанные на машинке листы и протянул Майраму.

— Садись у окна, Майрам, и читай, — сказал Бабек Заурбекович и попросил Петю: — А мне включи телевизор — кажется, сейчас будет „Клуб путешественников“, — и он откинулся на по душку…

… Мария вошла в комнату, бросила взгляд на стол, — и глаза ее так и впились в синий корешок диплома, и руки потянулись к нему. Она поразилась, заметив, как задрожали пальцы. Осторожно подняв диплом, Мария взвесила его на ладони и усмехнулась: легок, почти невесом… Невесом!.. Но если бы кто знал, как он дорог Зареме и Марии. И дорого им достался. Дни и ночи думы были лишь о нем. Ради него осетинская сестричка Марии отдала свою молодость книжкам да конспектам. Что многие годы видела? Рабфак, институт, читальню да комнатушку эту. В стужу под одеяло залезали в пальто и не могли согреться: От голода душа от тела отрывалась. А Заремушка зубрила все эти синдромы да миелозы.

Почувствовав на себе взгляд, Мария оглянулась: Зарема, стоя у примуса и механически водя ложкой по дну кастрюли, задумчиво глядела на подругу.

— Ну, теперь, Заремушка, ты ВРАЧ, — растроганно произнесла Мария. — Теперь другой режим пойдет. Хватит, отучилась. Пора и жизнью наслаждаться!..

— Что хотела узнать у тебя? — обратилась Зарема к Марии и, торопливо полистав, отыскала нужное место: „Протекающий со вторичным гемолитическим синдромом эритролексмнческий миелоз напоминает по гематологическим показателям приобретенную гемолитическую анемию. В пользу эритромиелоза говорит нарастающий гемоцитобластоз периферической крови в омоложение…“

— Погоди, погоди! — остановила ее Мария. — По-русски л» это? Ничего не понять.

— Все понятно, — возразила Зарема. — А вот это непонятно: «Как нельзя сварить уху, не имея под рукой рыбы, так нельзя и поставить анализ…» Дальше все ясно. Чтоб сварить уху, зачем рыба?

И неведомо ей было, что уха — это не ухо, а суп из рыбы…

В коридоре раздался невнятный шум борьбы. Зарема и Мария недоуменно переглянулись.

— Да не упирайся! Входи же! — услышали они голос Тамурика.

— Пусти, — девичий шепот звучал встревожено, хотя нетрудно было представить себе, как не терпелось избраннице Тамурика взглянуть на квартиру, в которой он проживал, на вещи, что его окружают, на его мать. — Сам говорил, что у осетин до свадьбы невеста в дом жениха ни за что не должна входить. А после свадьбы из дома ни на шаг…

— Так и было. Раньше! — успокаивал он ее. — Сегодня все можно. Сегодня маме диплом вручили! — и он закричал: — Мама! Мама!..

— Не зови, — попросила девушка и насторожилась. — Ты им говорил обо мне?

— Нет, но, знаешь, родители всегда как-то узнают.

Слушая торопливый и возбужденный шепот Тамурика и девушки, Зарема и Мария молча улыбались друг другу. Вот и пришел день, когда и их Тамурик привел в дом невесту…

Сын, окончивший школу и поступивший в авиационный институт, был высоким, очень похожим на отца. Порой, когда он внезапно открывал дверь в комнату, Зарема от неожиданности вздрагивала и ловила себя на мысли, что едва не называет его Таймуразом. Если бы на него надеть черкеску, затянуть поясом тонкую, как у отца, талию, — он был бы вылитым Таймуразом. Как-то незаметно он приучил мать и Марию к своим поздним возвращениям домой. Приучить приучил, но они не спали, дожидаясь, когда он осторожно откроет дверной замок и на цыпочках проследует к кровати…

— Я уйду, — сказала девушка.

— Нина, — серьезно произнес он, — я хочу сегодня тебя познакомить с мамой и тетей Марией.

— А что окажет твоя мать?! — испуганно зашептала девушка.

Зарема распахнула дверь, весело провозгласила:

— Вот что я скажу: «Это и есть блондинка Нина, из-за которой мы с Марией до полуночи глаз не смыкали?»

— Мама! — обрадовался Тамурик и погрозил пальцем: — Неправда: приходил, — вы спали да еще похрапывали.

— Артистические способности, — вышла в коридор и Мария. — Это чтоб у сынка совесть была спокойной, — она повернулась к девушке. — Значит, Нина…

Зарема глубоко вздохнула: поступок сына, хотя и идет в разрез с осетинскими обычаями, но зато от души… И выбор его хорош… Нине было не по себе, и Зарема и Мария не стали удерживать их, отпустили в кино…

— Ну вот, Заремушка, ты уедешь, а мы опять втроем будем, — обняла горянку Мария.

Зарема отвела глаза в сторону, робко сказала:

— Разговор был у меня… Профессор говорит: остаться мне следует в институте… Говорит: у меня данные к исследованиям большие имеются… Говорит: врачами многие могут быть, а в науку войти не каждому суждено… Сказал: учиться надо — в аспирантуре…

— Опять носом в буквы?! — возмутилась Мария. — Опять читальня да аудитория?! Вечный маршрут! Твоему Ивану Ивановичу хорошо говорить, он в бабьей шкуре не был. Тебе свою судьбу устраивать надо. Погляди на меня. В сорок лет старухой выгляжу. А все потому, что жизнь одинокой коротаю. И с мужем не мед, а без него и мед вкуса не имеет! Замуж тебе надо Зарема, замуж! Чтоб рядом мужчина был. Любимый. Чтоб и в его глазах любовь видела. Чтоб когда трудно, поплакать на его плече. Или не хочешь бабьего счастья?

— Было у меня такое счастье. Короткое, но было, — голос Заремы задрожал. — Да не стало его! Быстро не стало!

— Человек не должен жить прошлым, — убеждала Мария. — Неверно это. Есть же мужчина, что каждый год сюда два-три раза приезжает, гостинцами хурджин набивает, глаз с тебя не сводит…

— Тотырбек добрый человек, заботливый…

— Но ездит же он не потому, что добрый… Душа к тебе рвется!