Плач серого неба - Максим Михайлов

Полный желудок, живое воображение и рассказ о жуткой смерти пожилого альва — сочетание не из приятных.

— Нет, — вымученно улыбнулся я, — благодарю, но мне, пожалуй, пора.

Когда дверь «Жабьей пасти» закрылась, я подошел к развалинам. Большинство балок треснуло, словно от удара, а мокрый пепел превратился в густое стоячее болото за порогом, над которым не было двери. Любопытно. Вряд ли в городе, где алхимиков днем с огнем не сыщешь, взрывчатка валяется на каждом углу. И чем, — а главное, перед кем, — мог провиниться старый художник, владелец не самого доходного места в городе? Надо будет все выяснить, но чуть позже — на трезвую и выспавшуюся голову. Я побрел в сторону Центрального проспекта в надежде на извозчика.

В ушах шумело, шипело и шелестело, словно кто-то переставлял мебель на усыпанном сухой листвой паркете. Я потряс головой, но звук не пропал. Зато пришла некоторая оторопь. Мне показалось, что из переулка дальше по дороге, как раз с той стороны, куда я намеревался пойти, выходит доктор Ольт. Иллюзия была настолько реальной, что даже несла в правой руке чемоданчик, похлопывая хозяина по бедру на каждом шагу.

Шум усилился. К нему добавились постукивания и рычание. Ольт приближался. Не дойдя до меня нескольких шагов, он вдруг остановился. Глаза его были пустыми и безумными — и он мне улыбался!

В этот самый миг из-за поворота, весь окутанный облаками густого белого пара, вынырнул паромобиль. Модель показалась мне незнакомой — он был вдвое больше любого из так любимых в Вимсберге «Кранкордов», да и деревянных деталей заметно не было, повсюду сходились, блестели сталью и бронзой панели. Не снижая скорости, мобиль несся прямо на половинчика!

Глава 18, в которой, вопреки законам мироздания, читателю предстоит переместиться немного назад во времени и пространстве

Маленький одушевленный в темном костюме шел по дороге, возбужденно помахивая черным докторским саквояжем. В любое другое время каждому шагу сопутствовали бы уколы страха и наверняка непреодолимое желание развернуться и убраться прочь, но сейчас его вела лишь одна мысль. В церкви, затерявшейся в пучине Рыбацкого квартала, ждала надежда, и ради нее доктор готов был плевать на любые страхи. Ради надежды он без малейших колебаний ступил в жирную смесь грязи и отбросов, покрывшую мостовую, большинство булыжников которой давным-давно растащили местные жители.

Когда за поворотом замаячил купол искомой церкви, половинчик уже трижды увернулся от содержимого ночных горшков и мусорных ведер, которое щедро плескало из окон обитых фанерой кривых двухэтажных домиков. То есть, удачно он отскочил лишь дважды, а после третьего зазевавшийся Ольт от души выругался. С носовым платком, на котором до тех пор было лишь одно соответствующее его назначению пятно, пришлось распрощаться. После оттирания брызг со штанины нельзя было и помыслить поднести это к носу!

Он не заметил, как мрачным мыслям стало тесно в душе, и тихонько ворчал под нос, будто чайник, в котором закипала, посвистывая, родовая ярость. Эти варвары, его сородичи, изо всех сил пытались вытесать из него свой образ и подобие, и сейчас истеричный папаша мог гордиться отпрыском. Но стоило взяться за дверное кольцо — и куда-то сгинула ярость. А с ней и храбрость.

А вдруг почудилось? Вдруг ночной визит был всего лишь дремотным видением уставшего за день разума? Вдруг благообразный альв в белых одеяниях — лишь проекция его, доктора, подсознанием собственных страхов? Вдруг…

Грубые и жестокие служители Машины могли бы снова гордиться твердостью духа непутевого сородича, который покинул их просторный остров ради большего размером, но не свободой, Материка. Мысли о «вдруг» были раздавлены на корню, и доктор решительно потянул кольцо на себя. Створка смущенно скрипнула.

И тут же изнутри вылетел, закружился, и всосал доктора ураган звуков. Понес внутрь, в церковную залу, откуда таинственным образом исчез алтарь и скамьи для верующих, где кипела напряженная и очень таинственная работа. У дальней стены, неизвестно как попавшая сюда, стояла широкая повозка, выше бортов загруженная разноразмерными деревянными ящиками. Рядом с ней суетились двое одушевленных, их смутные силуэты, неразличимые с его места, деловито сновали туда и обратно. Тот, что поменьше, яростно размахивал руками, от чего ящики поднимались в воздух, а его длинный и худощавый напарник вручную направлял полет к центру зала. Когда тот вышел на свет, половинчик вздрогнул. Это был давешний ящер, но теперь его змеиные глаза не оттягивали на себя все внимание Ольта, и доктор видел рептилию целиком. Отличие от привычных южан было разительным. Ящер был худ, болезненно худ, хотя обнаженное чешуйчатое тело туго оплетали сухие узлы мускулов. Но главное отличие было в выражении лица. Морды его сородичей не выражали ничего. Здесь же мышечным спазмом застыло выражение страдания.

— …Мы должны быть сильнее. А если у них в руках враждебная мощь, — у нас ее должно быть больше, — голос донесся от верстака, притаившегося в полумраке по левую руку половинчика. Говорившего скрывал чудовищный перегонный куб, в паутине стеклянных трубок и затейливых сосудов которого возилась знакомая фигура. Лицо закрывали ослепительно белые даже в темноте, слипшиеся от пота волосы, но доктор моментально узнал недавнего ночного визитера. Старик дернул головой, откинул с глаз тяжелые пряди, сдвинул на лоб золотую оправу с выпуклой линзой и радушно улыбнулся. — Добро пожаловать, доктор. А я было испугался, что вы не придете. Сочтете встречу всего лишь сном, или вроде того, — он хитро подмигнул оторопевшему гостю.

— Откуда вы… — начал было Ольт, но собеседник беззаботно перебил.

— Рад, что вы все же пришли. Сейчас, я только закончу кое-что очень важное для нашего дела, и мы сразу побеседуем о вашей в нем роли.

— Но зачем столько приборов? — доктор сделал округлый жест рукой, — и… это?

Из очередного ящика как раз выбрался похожий на подрезанное вдоль яйцо паровой котел — по крайней мере, вентили у основания и подобие насоса в куцей его части позволяли предположить, что нечто было паровым котлом. Громадина, слегка покачиваясь, плыла по воздуху, повинуясь толчкам и потягиваниям ящера, но неожиданно что-то пошло не так. Рептилия оступилась, дернув ношу книзу, и остававшийся в полумраке маг не справился с управлением — котел с гулким грохотом рухнул на пол, долбанув ящера по ноге. Слух доктора исполосовало страдальческое шипение.

Куда только девалось все дружелюбие альва? С громким и невнятным вскриком он подскочил к слуге и яростно ударил его в грудь. Ящер покачнулся и склонил голову. Пусть даже на коленях он был бы гораздо выше маленького альва, в тот миг неудачливый носильщик казался ниже хозяина.