Оберег Святого Лазаря - Ольга Тарасевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тот разговор с бабушкой спустя много лет вспомнился очень живо.
Уже не было рядом Чэрген – а ее голос звучал в памяти. И точно так же, как тогда, очень хотелось поспорить с бабушкой.
«Лучше бы я навсегда осталась маленькой! Какая гадость! – думала Евсения, разглядывая перепачканные кровью трусики. – Из меня кровища так и хлещет, живот болит! Вот уж действительно – скверна, гадость! Что хорошего в том, чтобы быть девушкой, – не понимаю? И этот кошмар – каждый месяц!»
Она захотела обсудить печальную новость с сестрой.
Однако Ляля густо покраснела и покачала головой:
– Да что тут говорить об этом, стыдно.
Евсения недоуменно пожала плечами.
Чем взрослее становится Ляля – тем сложнее с ней вообще разговаривать о чем-либо!
Все время молчит, все время думает о чем-то своем – ни слова из нее не вытащишь; задашь простой вопрос – сразу краснеет.
Каждое утро цыганки собираются для того, чтобы идти на рынок и вокзалы. Кто торгует, кто гадает, кто среди толпы тихонько стоит – чтобы было кому незаметно украденную вещичку сунуть.
Лялю с собой, конечно, берут. Но от нее никакой пользы, только одни неприятности – то деньги потеряет, то обругают ее…
Впрочем, уже скоро Евсения перестала приставать к сестре с вопросами и заниматься хозяйством. Ведь сама шувани[25] Лачи захотела передать ей свой дар – и это сразу изменило положение Евсении.
Люди начали почтительно здороваться, приносить небольшие подарки. Даже отец стал относиться к этой дочери иначе; если не с почтением, то, по крайней мере, поубавив обычный властный безапелляционный нажим.
И, в общем, его можно понять.
Если надо кого-то проклясть, наслать болезнь, исцелить, благословить на счастливый брак – все идут к шувани. Как ни крути, ведьма – очень уважаемый человек среди цыган.
– Но почему ты захотела передать дар мне? – с деланым равнодушием спросила Евсения у Лачи, впервые оказавшись в ее доме.
На самом деле, конечно, ей было очень приятно, что шувани выбрала в ученицы именно ее.
И домик колдуньи тоже очень понравился.
Здесь столько всего интересного, необычного!
Все стены завешаны пучками терпко пахнущих трав. На полках много толстых книг в потертых переплетах, хрустальных шаров на обитых бархатом подставках, бронзовых пирамидок, статуэток из черного камня…
Но девушка интуитивно понимает: свои эмоции надо сдерживать, надо не показывать ни радости, ни особого интереса.
Теперь, рядом с Лачи, начинается совершенно другой этап жизни.
Придется беспрекословно выполнять все наставления шувани.
Лачи – необычная женщина. Рядом с ней и находиться боязно, по спине сразу бежит холодок.
Невозможно представить, что Лачи может пошутить или беззаботно улыбнуться…
«Наверное, она не расслышала моего вопроса», – решила Евсения и повторила:
– Почему именно меня ты захотела сделать своей ученицей? У тебя ведь может быть своя дочь. Зачем тебе понадобилось передавать свой дар мне?
Лачи подошла к Евсении, взяла ее за руку, посмотрела в глаза.
И в ту же секунду Евсения почувствовала: мощный огненный поток вливается в нее, смешивается с кровью, бежит по жилам. А потом вдруг с удивлением и страхом поняла: а ведь дни шувани, увы, сочтены, в ее теле огонь жизни едва теплится.
Да, Лачи молода – но у нее никогда не будет своей дочери, она просто не успеет ее родить.
Евсения смотрела на свою наставницу – и видела, как Лачи умирает, как несут гроб с ее телом…
А еще из головы шувани словно бы шел еле заметный черный дым.
– Видишь столб надо мной? Знаю, видишь. И еще больше видеть будешь, только не сразу, постепенно. Если я всю свою силу сразу передам – ты можешь не выдержать, заболеешь сильно, – отпустив руку Евсении, шувани подошла к столу, пододвинула ближе медную ступку, насыпала туда горсть каких-то зерен. – Когда такой столб над человеком – душа его, значит, скоро вылетит. Нам надо торопиться, девочка…
Через год Евсения уже многое умела.
Могла сделать оберег семьи – чтобы муж, уезжающий надолго, положил талисман в путей[26] и обязательно вернулся к своей жене.
Могла приворожить, навести порчу, привлечь деньги.
Все ритуалы, которым обучала шувани девушку, основывались только на черной магии.
– Сначала человек получит все то, о чем он просит темные силы. Но потом ему придется платить за эту помощь, – объясняла Лачи, показывая, как правильно чертить магический круг. – Когда я молодая была, все предупредить хотела: не наводи порчу, беда будет.
– А потом что? – поинтересовалась Евсения, наблюдая за манипуляциями шувани. – Надоело предупреждать, доброй быть?
Лачи махнула рукой, и широкий рукав ее черного платья едва не задел горящую на столе свечу.
– Да пустое это все – предупреждать. Глупые люди думали, что если я их отговариваю – значит, не умею. И просто уходили к другим колдунам. Кто хочет сделать порчу – тот ее все равно сделает.
– Но разве нельзя делать обряды без…
Сказать «без дьявола» Евсения вслух не решилась.
Впрочем, наставница ее прекрасно поняла и ответила:
– Нельзя. Суть магии – получить то, что светлые силы не хотят давать человеку. Он еще не готов, или не достоин, или ему для его же пользы другое нужно – причин может быть много. Но не дают. А человек не понимает и все равно хочет получить, да побыстрее. Как думаешь, кто тут помочь может? Только тот, кто противостоит светлым силам…
– Ладно, порча, приворот… А если семья, муж и жена любят друг друга – и хотят сохранить эту любовь, хотят защиту или амулет для счастья?
Лачи пожимает плечами:
– Хочешь сберечь свою любовь – береги, молись, в церковь ходи. А если идешь к ведьме – значит, мало веры в силу своей любви и в Бога. Неверие – самый страшный грех…
– А кто сильнее, Бог или Сатана?
– Бог, конечно. Он примерно в четыре раза сильнее.
– Тогда, получается, он нас все-таки накажет? – забеспокоилась Евсения. Ей очень нравилось заниматься магией, но перспектива расплаты пугала.
Лачи вздохнула:
– За что ему нас наказывать? Все же в Его воле. Если есть колдуньи – значит, так надо, чтобы искушать людей вроде бы легкостью в осуществлении их желаний.
– Но ведь ты же больна! И сама знаешь, что скоро… Что же это тогда, если не наказание?
Ответила колдунья как-то странно:
– У каждого своя судьба, дочка. Можно жизнь праведную вести – и получить самый тяжелый крест. И ты сама в свое время это поймешь, вспомнишь этот наш с тобой разговор…
Вообще-то шувани обычно семью не заводят. Колдунья может родить ребенка – чтобы было кому передать свой дар. Но замуж выходят редко – хотя это и не запрещено. Может, не так уж и много мужчин готовы взять в жены колдунью. А может, и самим шувани мужья не нужны.
По крайней мере, Евсения была твердо уверена: замуж выходить не станет. Ни к чему это. Если есть муж – то появляются и обязанности заботиться о нем, дом содержать, да и одним ребенком в цыганской семье ограничиваться не принято.
Но ведь шувани – не обычная женщина. Вдруг придется больному помогать, тяжелому – тут иногда так человека скрутит, что неделями возле его постели сидишь. А кто в это время будет мужа-детей кормить? Пушкин, как говорят у русских?..
Нет, семья – это не для шувани.
Но в жизнь Евсении стремительно вошел Алексей – и спутал все карты…
Он не был красивым.
Невысокий, рано начавший лысеть, с небольшим животиком – такие люди текут себе спокойно в толпе, и взгляд за них не цепляется.
Евсения и не видела его сначала.
Она его почуяла.
Как обожглась.
И испугалась…
Быстрее, скорее.
Прочь!
Какой рынок, какие покупки? Не надо ей ничего!
Сейчас только одна задача – спрятаться от этой силы, от невероятной мощи.
«Где-то здесь находится человек, который обладает силищей невероятной. Он намного меня сильнее. Он как Бог, – метались встревоженные мысли, и Евсения тоже металась. – Мне нельзя к нему. Он просто уничтожит меня…»
Она побежала по одной улице, потом по другой. Вернулась обратно – и опять бросилась вперед.
Ее тело тряслось мелкой дрожью.
Она понимала, что тот человек тоже ее почуял и сейчас ищет.
Жгучий огонь, наполненный ярко-белым светом, слепил глаза.
Не разбирая дороги, Евсения бежала по улицам – и с отчаянием убеждалась, что то, от чего она прячется, разлито везде – как воздух, как солнечные лучи. Как сам Господь…
Она пробежала мимо какого-то невысокого мужчины, оглянулась – и сердце вдруг провалилось в пятки.
Мужчина смотрел на Евсению в упор, она попыталась разобрать цвет его глаз – но не смогла бы сказать об этом цвете ни слова. Возле всего тела мужчины было прочерчено ослепительно-золотистое сияние, которое мешало разглядеть черты лица.
