Берия, последний рыцарь Сталина - Елена Прудникова

А может быть, это Берия, подписывавший представления на участников проекта, так оценил свой вклад? В то время было не модно награждать самих себя, и даже Сталин категорически отказался от Золотой Звезды Героя, которой его пытались наградить в 1945 году. А кто больше него заслуживал самой высокой награды?

«Человеческий фактор»

Ученые – народ непростой. Большей частью они темпераментны, обидчивы, амбициозны, склонны абсолютизировать свое дело и его значение в жизни человечества. Не все, конечно, но многие. Теоретики – это вообще особый разговор, о них даже среди физиков ходит множество анекдотов, а простому смертному логику теоретика иной раз и понять невозможно.

Легенда о «безграмотном руководстве Берии» имела начало в знаменитом письме академика Капицы Сталину. Петр Леонидович с самого начала относился к работе над атомной бомбой скептически. А говоря по-простому, не хотел заниматься этой проблемой. Однако почувствовав, что увязает в ней, Капица отправил Сталину два письма. Первое – 3 октября 1945 года, в котором просил освободить его от всей работы в СНК, кроме Академии наук. Сталин этого письма попросту «не заметил». Тогда последовало второе, с нападками на Спецкомитет и на Берию.

«Хоть и тяжеловато будет, но, во всяком случае, попробовать надо скоро и дешево создать АБ, – пишет ученый. – Но не таким путем, как мы идем сейчас – он совсем безалаберен и без плана. Его главные недостатки: во-первых, он не использует наши организационные возможности, а во-вторых, он шаблонен».

Ну, что касается организационных возможностей – тут Петр Леонидович прав – организационно проект находился в самом начале. Что же до шаблонности, то… и тут он прав! Капице, как ученому, хотелось решить проблему каким-то принципиально своим путем, как до него никто не решал. Не зря же говорят, что наука – это удовлетворение собственного любопытства за счет государства. Но заказчику, оплачивавшему счета, – стране, правительству и, в частности Спецкомитету – было на оригинальность подхода решительнейшим образом наплевать. Ему, заказчику, нужна была бомба в максимально короткие сроки, самым простым и быстрым способом достижения этого было повторение американского пути, и Берия всеми силами толкал ученых на этот путь, а Курчатов послушно следовал его указаниям. Ну и как мог стерпеть такое Петр Леонидович? Какой-то там Берия, чиновник, да что он понимает в науке? Курчатов – да кто он вообще такой?! Тоже мне, академик – все знают, что академиком его Сталин назначил… Да и вообще, какой ученый смирится с тем, что работа идет не по его схеме?

Досталось, естественно, руководству. «Товарищи Берия, Маленков, Вознесенский ведут себя в Спецкомитете как сверхчеловеки. Особенно товарищ Берия. Правда, у него дирижерская палочка в руках. Это не плохо, но за ним первую скрипку все же должен играть ученый… У товарища Берия основная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и знать партитуру. С этим у Берия слабо. Я лично думаю, что товарищ Берия справился бы со своей задачей, если бы отдал больше времени и сил. Он очень энергичен, прекрасно и быстро ориентируется, хорошо отличает главное от второстепенного, поэтому зря времени не тратит, у него безусловно есть вкус к научным вопросам, он их хорошо схватывает, точно формулирует свои решения».

В итоге Петр Леонидович предложил Лаврентию Павловичу поучиться физике в его институте. Не совсем понятно, зачем Берии физика, когда есть Курчатов и сам Капица, ну да ладно. Но, по-видимому, все же эти два характера схлестнулись всерьез.

«С товарищем Берия отношение у меня все хуже и хуже, – пишет Капица, – и он, несомненно, будет доволен моим уходом. Работать с таким настроением я не умею. Я ведь с самого начала просил не привлекать меня к этому делу, так как заранее предполагал, во что оно у нас выльется…»

Это письмо обошло множество изданий, как несомненный «компромат» на Берию, хотя не совсем ясно, что здесь «компрометирующего» – ну не сошлись люди характерами, и все. Обычные, в общем-то, для научного мира разборки.

Через две недели после своего эпохального письма Капица был действительно освобожден от всех работ, связанных с проектом. Никаких притеснений для него не последовало, никто его не трогал. Однако почти через год, 17 августа 1946 года, Петр Леонидович распоряжением Сталина внезапно лишается всех государственных и научных постов, в том числе и поста директора созданного им Института физических проблем. Этот случай любят приводить в качестве примера особой злопамятности Сталина – надо же, столько выжидал…

На самом деле все было немножко иначе. Просто институт Капицы срочно понадобился для работ над водородной бомбой. Во-первых, его предполагалось несколько переориентировать, с чем директор уж точно не согласился бы, и вышел бы еще один скандал, а во-вторых, теперь этим институтом не мог руководить ученый, не задействованный в проекте. Ну и, возможно, когда речь зашла о Капице, Сталин сказал что-нибудь вроде: раз уважаемый академик не хотел помочь государству, когда его об этом попросили, то почему государство должно обеспечивать его работой и прочими благами? Вполне в духе времени и, кстати, традиционный для России подход…

Лишь девять лет спустя, когда работы над бомбой были в основном закончены, Капица смог снова вернуться к своей работе.

Самую суть конфликта, даже не касаясь его, прояснил Павел Судоплатов:

«Оппенгеймер напоминает мне в значительной мере наших ученых академического типа, – пишет он, – Вернадского, Капицу, Сахарова. Они всегда стремились сохранить собственное лицо, стремились жить в мире, созданном их воображением, с иллюзией независимости… А для Курчатова в научной работе главными всегда были интересы государства. Он был менее упрям и более зависим от властей, чем Капица и Иоффе… Правительство стремилось любой ценой ускорить испытание первой атомной бомбы, и Курчатов пошел по пути копирования американского ядерного устройства. Вместе с тем не прекращалась параллельная работа над созданием бомбы советской конструкции. Она была взорвана в 1951 году…».

Это, кажется, единственный случай, когда кто-либо из ученых был недоволен Берией. Даже странно, недовольства должно быть больше. В отличие от ученых, склонных абсолютизировать науку, мышление Берии было комплексным, он видел проблему со многих сторон, чем иной раз удивлял физиков.

Так, например, Сахаров, будущий знаменитый академик (к сожалению, более знаменитый не своим делом, а тем, что полез не в свое дело), как-то спросил Берию:

«– Почему наши новые разработки идут так медленно? Почему мы все время отстаем от США и других стран, проигрывая техническое соревнование?

Ответ был для ученого неожиданным:

– Потому что у нас нет производственно-опытной базы. Все висит на одной “Электросиле”. А у американцев сотни фирм с мощной базой».

«Такой ответ мне был, конечно, не интересен», – признается Сахаров.

А чего он, собственно, ждал?

Но любопытнее всего то, что было дальше. «Он подал мне руку, – пишет Сахаров. – Она была пухлая, чуть влажная и мертвенно холодная. Только в этот момент я понял, что говорю с глазу на глаз со страшным человеком. До этого мне это не приходило в голову, и я держался совершенно свободно».

Рискну предположить: то, что он разговаривал со «страшным человеком», Андрей Дмитриевич понял не в конце разговора, а когда писал мемуары. Да и вообще соотношение действительности и ее преломления в сознании физика-теоретика, наделенного необходимым для его работы феерическим воображением, – отдельный вопрос. Чего стоит другой пассаж из воспоминаний Сахарова:

«На одном из совещаний летом 1952 года… Берия, отчитывая Н. И. Павлова, одного из генералов МГБ… встал и произнес примерно следующее: “Мы, большевики, когда хотим что-то сделать, закрываем глаза на все остальное (говоря это, Берия зажмурился и его лицо стало еще более страшным). Вы, Павлов, потеряли большевистскую остроту! Сейчас мы не будем вас наказывать, мы надеемся, что вы исправите ошибку, но имейте в виду, у нас в турме места много”.

Берия говорил твердо “турма” вместо тюрьма. Это звучало жутковато…»

Звучит и вправду жутковато, но… но Берия, разглагольствующий о «большевистской остроте»! Может, Андрей Дмитриевич его с Кагановичем перепутал?

…Здесь, как и в ГКО, Берия опекал «своих» ученых и инженеров. Так, например, с самого начала работы и до ее конца Спецкомитет был «зоной, свободной от арестов». Ни Абакумов, ни кто-либо еще не решались связываться с Берией – себе дороже. Все ученые, работавшие в проекте, были обеспечены жильем, дачами, хорошим питанием и медицинской помощью, пользовались спецраспределителями. С другой стороны, их квартиры прослушивались – но без последствий. Даже по отношению к академику Ландау, который ругательски ругал советский строй, называя его фашизмом, а себя рабом, не было сделано никаких оргвыводов. Пусть себе болтает, лишь бы работал…