Полное собрание сочинений в 90 томах. Том 37 - Лев Толстой

Так что вера в то, что одни люди — меньшинство — может устраивать жизнь большинства, то самое, что считается несомненнейшей истиной, такой истиной, во имя которой совершаются величайшие злодеяния, есть только суеверие, деятельность же, основанная на этом суеверии, та политическая деятельность революционеров и правителей и их помощников, которая обыкновенно считается самым почтенным и важным делом, есть в сущности самая пустая, притом же и вредная человеческая деятельность, более всего другого препятствовавшая и препятствующая истинному благу человечества. Реки крови пролиты и проливаются во имя этого суеверия и неисчислимые страдания перенесены и переносятся людьми из-за той глупой и вредной деятельности, которая возникла на этом суеверии. И что хуже всего, — это то, что реки крови пролиты и проливаются во имя этого суеверия, а между тем именно это суеверие более всего другого препятствовало и препятствует тому, чтобы в общественном устройстве совершались успешно те самые улучшения жизни, которые свойственны и времени и известной ступени развития человеческого сознания. Суеверие это препятствует истинному прогрессу главное тем, что во имя сохранения и укрепления, или изменения и улучшения общественного устройства, люди, обращая все свои силы на воздействие на других людей, этим самым лишают себя той деятельности внутреннего совершенствования, которая одна может содействовать изменению устройства всего общества.

Человеческая жизнь в своей совокупности двигается и не может не придвигаться к тому вечному идеалу совершенства только приближением каждого отдельного человека к своему личному, такому же безграничному совершенству.

Какое же страшное губительное суеверие то, под влиянием которого люди, пренебрегая внутренней работой над собою, то есть тем одним, что действительно нужно для блага своего и общего и в чем одном властен человек, направляют все свои силы на находящееся вне их власти устройство жизни других людей и для достижения этой невозможной цели употребляют наверное дурные и вредные для себя и других средства насилия, вернее всего отдаляющие их как от своего личного, так и от общего совершенства?!

XVII

Стоит человеку отвернуться от разрешения внешних вопросов и поставить себе единый, истинный, свойственный человеку внутренний вопрос, как ему лучше прожить свою жизнь, чтобы все внешние вопросы получили наилучшее разрешение.

Мы не знаем, не можем знать, в чем состоит общее благо, но твердо знаем, что достижение этого общего блага возможно только при исполнении того закона добра, который открыт каждому человеку.

Когда бы люди захотели, вместо того чтобы спасать мир, спасать себя; вместо того чтобы освобождать человечество, себя освобождать — как много бы они сделали для спасения мира и для освобождения человечества!

В частной и общей жизни один закон: хочешь улучшить жизнь, будь готов отдать ее.

Делай свое дело жизни, исполняя волю бога, и будь уверен, что только этим путем ты будешь самым плодотворным образом содействовать улучшению общей жизни.

«Всё это может быть и справедливо, но воздерживаться от насилия будет разумно только тогда, когда все или большинство людей поймут невыгоду, ненужность, неразумность насилия. Пока же этого нет, что делать отдельным людям? Неужели не ограждать себя, предоставить себя и жизнь и судьбу своих близких произволу злых, жестоких людей?

Но ведь вопрос о том, что̀ я должен сделать для противодействия совершаемому на моих глазах насилию, основывается всё на том же грубом суеверии о возможности человека не только знать будущее, но и устраивать его по своей воле. Для человека, свободного от этого суеверия, вопроса этого нет и не может быть.

Злодей занес нож над своей жертвой, у меня в руке пистолет, я убью его. Но ведь я не знаю и никак не могу знать, совершил ли бы, или не совершил бы занесший нож свое намерение. Он мог бы не совершить своего злого намерения, я же наверное совершу свое злое дело. И потому одно, что может и должен человек сделать как в этом, так и во всех подобных случаях, это то, что должно делать всегда во всех возможных случаях: делать то, что он считает должным перед богом, перед своей совестью. Совесть же человека может требовать от него жертвы своей, но никак не чужой жизни. То же самое относится и к способам противодействия злу общественному.

Так что на вопрос о том, что делать человеку при виде совершаемых злодейств одного или многих людей, ответ человека, свободного от суеверия возможности знания будущего состояния людей и возможности устройства такого состояния насилием, только один: поступать с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой.

«Но он крадет, грабит, убивает, я же не краду, не граблю, не убиваю. Пускай он исполняет закон взаимности, тогда и от меня можно будет требовать исполнения его», обыкновенно говорят люди нашего мира, и с тем большей уверенностью, чем на более высокой ступени общественного положения они находятся. — «Я не краду, не граблю, не убиваю», — говорит правитель, министр, генерал, судья, земельный собственник, торговец, солдат, полицейский. Суеверие общественного устройства, оправдывающее всякого рода насилие, до такой степени омрачило сознание людей нашего мира, что они, не видя тех сплошных, неперестающих грабежей, убийств, которые совершаются во имя суеверия будущего устройства мира, видят только те редкие попытки насилия так называемых убийц, грабителей, воров, не имеющих за собой оправдания насилия во имя блага.

«Он вор, он грабитель, он убийца, он не соблюдает правила не делать другому того, чего не хочешь, чтобы тебе делали», говорят — кто же? — те самые люди, которые не переставая убивают на войнах и заставляют людей готовиться к убийствам, грабят и обкрадывают чужие и свои народы.

Если правило о том, чтобы делать другому то, что ты хочешь, чтобы тебе делали, стало недостаточным против людей, которых в нашем обществе называют убийцами, грабителями и ворами, то только потому, что эти люди составляют часть того огромного большинства народа, которое не переставая поколения за поколениями убивалось, ограблялось и обкрадывалось людьми, вследствие своих суеверий не видящими преступности своих поступков.

И потому на вопрос о том, как поступать относительно тех людей, которые будут покушаться на совершение против нас всякого рода насилий, ответ один: перестать делать другому то, чего ты не желаешь, чтобы тебе делали.

Но не говоря уже о всей несправедливости приложения отжившего закона возмездия к некоторым случаям насилия, оставляя безнаказанными самые ужасные и жестокие насилия, совершаемые государством во имя суеверия будущего устройства, приложение грубого возмездия за насилия, совершаемые так называемыми разбойниками, ворами, кроме того явно неразумно и ведет прямо к противоположному той цели, ради которой совершается. Ведет к противоположной цели потому, что разрушает ту могущественнейшую силу общественного мнения, которая в сто раз больше острогов и виселиц ограждает людей от всякого рода насилий друг над другом.

И это же рассуждение с особенной поразительностью приложимо к отношениям международным. «Что делать, когда придут дикие народы, будут отнимать от нас плоды трудов наших, наших жен, дочерей?», говорят люди, думая только о возможности предупреждения против себя тех самых злодейств и преступлений, которые они, забывая их, не переставая совершают против других народов. Белые говорят: желтая опасность. Индусы, китайцы, японцы говорят с гораздо большим основанием: белая опасность. Ведь стоит только освободиться от суеверия, оправдывающего насилия, для того, чтобы ужаснуться на все те преступления, которые совершены и не переставая совершаются одними народами над другими, и еще более ужаснуться перед той нравственной, происходящей от суеверия тупостью народов, при которой англичане, русские, немцы, французы, южно-американцы могут говорить ввиду ужасающих преступлений, совершенных и совершаемых ими в Индии, Индо-Китае, Польше, Манчжурии, Алжире, — не только об угрожающих им опасностях насилий, но и о необходимости оградить себя от них.

Так что стоит только человеку в мыслях хоть на время освободиться от того ужасного суеверия возможности знания будущего устройства общества, оправдывающего всякого рода насилия для этого устройства, и искренно и серьезно посмотреть на жизнь людей, и ему ясно станет, что признание необходимости противления злу насилием есть не что иное, как только оправдание людьми своих привычных, излюбленных пороков: мести, корысти, зависти, честолюбия, властолюбия, гордости, трусости, злости.