Недоступная тайна - Клавдий Дербенев

Всю свою жизнь на Западе Бубасов изображал из себя сильную личность, человека, верившего в себя и свое назначение. Он почел бы смертельным врагом всякого, осмелившегося назвать его беспочвенным мечтателем. Но в Советской Стране, очутившись совсем рядом с практическим осуществлением своей цели, он ощутил вдруг силу воздействия неприятной мысли о том, что сеть «Взлетевшего орла» за прошедшие годы вся истлела, превратилась в ничто. И теперь, глядя на листок бумаги с записями, он ощущал нечто похожее на растерянность В Мюнхене ему и в голову не приходило, что носители имен и кличек, извлекаемых шифром, могли давно измениться, забыв о том моменте в своей жизни, когда в силу целого ряда причин, а главное классовой ненависти, поддавались увещеваниям о скором крахе советской власти и давали согласие помогать людям, по-воровски приходившим из темноты и уходившим затем в темноту…

Бубасов швырнул листок на стол и помотал головой. «Нет! Не так-то просто меня сломить проклятым сомнениям!» — подумал он и со всей силой ударил по столу кулаком. Как ему сейчас необходим Георгий! Да, он, его единственный сын, нужен ему. Неудача, постигшая Олега, его гибель не волновали так сильно Бубасова, как отсутствие Георгия. Даже, может быть, и лучше, что Олега не стало. Он мог бы продать! Георгий, Элеонора — вот его опора. Неважно, что Элеонора не его кровное детище. Об этом никто не знает. Важно, что она с ним. Пусть бог даст ей удачи!

Бубасов, растянувшись в кресле, размечтался о том времени, когда все они дружно начнут поднимать сеть «Взлетевшего орла». Кое-что может сделать и Барло. При воспоминании о Барло Бубасов помрачнел. Когда-то в эмигрантском мире он подобрал его, приблизил к себе, многому научил, неоднократно выручал из неприятностей, но все хорошее, сделанное для Барло, было сплошной ошибкой… Вот и сейчас он сидит в Москве, ждет его сигнала. Но Барло поехал в СССР не ради дела, которому они все преданы, а ради Элеоноры. Барло нужна Элеонора! Но он все равно не получит ее. Даже пальцем ему не позволено будет к ней прикоснуться!

Бубасов настолько разволновался, что встал из-за стола и беспокойно стал мерять комнату из угла в угол. И тут у него созрело решение разделаться с Барло. При этой мысли Бубасов несколько повеселел, перестал бестолково носиться по комнате. Любивший всегда порядок в своем жилище, он и здесь стал по-хозяйски переставлять стулья, а покончив с ними, занялся бумагами и книгами, сваленными на столе. Взгляд его упал на список с фамилиями шести агентов, и он подумал: «Последнюю ночь вы, голубчики, спите спокойно. Придется доложить, что сделано, а главное, на что вы способны теперь…»

Окончательный расчет

Яков Свиридов в этот октябрьский день, как и в предыдущие, все еще находился во власти радостных ощущений оттого, что живет на Родине, что ему ничто не угрожает.

Уже неделю он работал шофером легкового такси. Его голубая «победа» с шахматным пояском весело бегала по улицам города. Только несколько грустнели черные глаза Свиридова, когда он вез в машине или видел на улице молоденькую девушку, чем-то напоминающую француженку Мари… Но Свиридов понимал: время залечивает всякие раны и может наступить тот счастливый момент, когда ему приглянется русская Мария.

Впрочем, в этот день Свиридову было не до сердечного вопроса. Кругом только и разговоров об искусственном спутнике Земли, запущенном советскими людьми во Вселенную. Карманы кожаной «канадки» Свиридова были набиты газетами. Он их внимательно прочитает после работы в своей квартире — в мезонине дома его друга Ивана Дубенко, где он теперь официально прописан, с отметкой в новеньком паспорте гражданина СССР.

Все такси, прибывшие к вокзалу перед приходом московского поезда, уже давно увезли в город своих пассажиров, а голубая машина Свиридова еще стояла в стороне, недалеко от справочного киоска. Открыв дверцу, Свиридов увлеченно разговаривал о волнующем научном событии с усатым пожилым железнодорожником.

Наконец собеседник Свиридова, глянув на часы, беспокойно вскрикнул и торопливо побежал на товарный двор станции. Свиридов оглянулся и, не увидев желающих поехать с ним, развернув одну из газет, углубился в чтение.

За этим занятием и застал его лейтенант Томов. Свиридов впервые видел лейтенанта в коричневом демисезонном пальто и серой фетровой шляпе, а поэтому, занятый мыслями о прочитанном, не сразу узнал его. Распахнув дверцу машины, он радостно крикнул:

— Николай Михайлович! Подвезти?

Томов просунулся в машину и тихо, но торопливо сказал:

— Я вас разыскиваю с утра! Немедленно поезжайте в гараж. Сдайте машину и несколько дней сидите дома. На улице не показывайтесь…

Свиридов удивленно поднял брови:

— Что случилось?

Томов оглянулся и шепнул:

— Старик Бубасов в городе.

— «Моцарт»?

— Да.

— Скажите, где он, и я доставлю его к вам!

— Яков Рафаилович, не до шуток! Пока можно было, мы не говорили вам. Сегодня быть на улице вам рискованно. Поезжайте немедленно!

Томов отошел от такси и направился к «победе» зеленого цвета, стоявшей у выезда с привокзальной площади.

Свиридова взволновало не столько сообщение о появлении Бубасова, сколько необходимость прекратить работу. Он надвинул на глаза кепку и, сердито ворча под нос, стал складывать недочитанную газету. Когда со стороны билетных касс показался мужчина с чемоданом и остановился около такси, Свиридов, не глядя на него, сердито открыл дверцу.

В машине Свиридова, в силу стечения обстоятельств, оказался Иштван Барло. Не дождавшись вызова Бубасова и сгорая от нетерпения увидеть Элеонору, он по собственной инициативе покинул Москву, где был в качестве туриста. В этом городе Барло впервые. Осторожность заставила его первым делом осмотреться. Поэтому он и задержался в вокзале, а на площади появился, когда прибывших с поездом уже никого не было. Барло не любил толпу. Он предпочитал, когда вокруг него все хорошо просматривается и грозящая опасность может быть замечена сразу.

Автомашина «победа» зеленого цвета, стоявшая в стороне, предназначалась для Барло, о туристском вояже которого уже были оповещены местные чекисты. Томов и Чижов, сидевшие в зеленой «победе», изумленно переглянулись, увидя, как Барло, оставив наконец вокзал, направился к машине Свиридова, который почему-то задерживается с отъездом. Но исправить положение было уже немыслимо — Барло сел в машину Свиридова.

Осмотревшись в машине, Барло онемел. Рот его открылся и пальцы рук застыли: за рулем такси сидел собственной персоной бубасовский агент «Гофр», который, по сообщению Георгия, погиб.

Свиридов, несмотря на фантастическую неожиданность, не растерялся.

— Вот и пришлось встретиться, господин Барло, — давая машине полный ход, сказал он. — Изволили пожаловать к нам?..

— Я вам заплачу, господин Свиридов, только ради бога отпустите меня, — шептал Барло, пытаясь дрожавшей рукой поправить съехавший на сторону галстук-бабочку.

Едва сдерживая бешенство, вызванное предложением Барло, Свиридов мотнул многозначительно головой на заднее окошечко.

Барло оглянулся и, увидев следовавшую за ними едва не впритирку зеленую машину, понял все и, словно пришибленный, съежился на сидении…

Но с этого только начинались огорчения Барло.

Переступив порог кабинета на третьем этаже управления КГБ, он увидел живым и невредимым того майора, которого они считали погибшим вместе с Олегом.

Через несколько минут вошел с улыбкой на лице красивый спутник майора, прогуливавшийся вместе с ним по Карловым Варам. Теперь Барло окончательно растерялся и тоскливо подумал: «Что я наделал! Элеонора попалась… Или она заодно с ними?» Он опустил голову и, не смея взглянуть на рассматривающих его двух довольных людей, думал о том, как ему выкрутиться из создавшегося положения.

— Ваше имя и фамилия, национальность? — спросил Бахтиаров.

— Барло. Иштван Барло, венгр, — подняв голову и вяла улыбнувшись жабьим ртом, ответил Барло.

— А русское имя, которое вам было дано при рождении в России, в тысяча девятьсот пятом году? — насмешливо спросил Бахтиаров.

Барло шевельнул подбритыми русыми бровями и, несколько помешкав, тихо ответил:

— Аполлон Геннадьевич Скулевский…

Наступил вечер, сменивший день, ставший для Жаворонковой незабываемым: утром, в присутствии начальника управления КГБ генерала Чугаева, Ивичева и Бахтиарова, состоялась взволновавшая ее беседа с председателем облисполкома, и она написала заявление в Верховный Совет о принятии ее в число граждан Советского Союза под именем Элеоноры Ивановны Тарасовой…

В восьмом часу Жаворонкова вышла из своей квартиры. Она считала полезным побыть подольше на свежем воздухе перед последней встречей с Бубасовым, подготовить себя. Безусловно, не представляло для нее сложности вручить ему результаты проверки его агентуры, но вот узнать тайну шифра… Над этим придется поломать голову… и тем не менее Жаворонкова надеялась. Мысль о шифре Бубасова занимала ее последние часы неотступно. Толчок к действиям в этом направлении дал ей сам Бубасов: во время последней встречи он сказал, что тем же способом сделал недоступными для непосвященных, помимо списков агентуры, и другие, не менее важные данные, как имеющиеся при нем, так и оставленные в Мюнхене…