Бурные страсти тихой Виктории - Лариса Кондрашова

А что? Люди ходят в церковь, с иконами разговаривают, а она на кладбище, к бабушке. Старается попасть туда в будний день, чтобы народу поменьше и в стороне от людских глаз и ушей вдоволь наговориться и наплакаться. Что же делать, если Вике не перед кем больше выговориться, выплеснуть все, что у нее на душе. То есть у нее есть подруги — когда-то она их видела в последний раз! — и мама ее внимательно выслушает, но ближе бабушки у нее в жизни не было человека. Даже теперь.

А после посещения бабушкиной могилы у нее всегда становится легче на сердце. Словно бабушка ее слушает и сочувствует — все так же, как было при жизни.

Она пошла по прохладной тенистой аллее, привычно скосив глаз на необыкновенно красивый памятник из черного мрамора. Сегодня возле него сидел понурившись молодой человек и неслышно шевелил губами.

Вика поспешно отвернулась, словно ненароком подглядела непредназначенную для чужих глаз сцену.

Еще десяток шагов, и вот могила бабушки. Вика достала из пакета рассаду анютиных глазок, вынула маленькую тяпочку, которую купила как раз для такой цели, взрыхлила землю и стала сажать цветы. Бабушка любила эти цветы, пусть порадуется.

Она прополола то, что было посажено раньше, принесла воду и как следует все полила. Потом присела на лавочку у памятника и стала говорить:

— Не вышло ничего хорошего из моей семейной жизни, бабушка! Вроде я и старалась, а все получалось шиворот-навыворот. Наверное, все дело во мне, в том, что я не слишком счастливая уродилась…

Ей показалось, что над ней будто пронесся холодок. Порыв ветра? Но деревья стояли не шелохнувшись.

— Тебе не нравится, бабушка, что я себя хаю? Ну как еще объяснить, что у меня все валится из рук и, по мнению Саньки, все не как у людей? И крылья мои так и не выросли. Может, Санька меня не любил? Он даже не хотел от меня детей, потому что считал, я не смогу ребенка вырастить… А если дело не во мне, тогда мы с Петровским просто друг другу не подходим, разве такого не может быть?.. Я ведь могу жить и одна, как ты когда-то… Ты тоже разошлась с дедушкой. Я даже не знаю, жив ли он. Так я и не узнала, почему вы расстались. Какая-то я нелюбопытная была, теперь вот жалею. И спросить не у кого… Зато я опять буду учиться. Ты рада? Папа наверняка станет мне помогать, но много ли нужно одной? У меня вполне хватит денег, отложенных на черный день… Нет, какой же он черный! Просто у меня начинается другая жизнь. Ты меня благословляешь на нее? Спасибо, бабушка!

Вика больше не думала о том, что со стороны выглядит странной и разговаривает сама с собой. Вроде и день удачный, а на душе все равно тяжело. Вика недаром старалась выговориться, потому что, когда она молчала, мысли приходили и вовсе черные.

Если она вот сейчас умрет, как бабушка, к ней на могилу никто не придет. То есть будут приходить и папа, и мама, ухаживать за могилой, а нуждаться в ней, в Вике, не станут. У каждого есть другие дети, другие интересы. Она уйдет из жизни, никто и не заметит! Такая вот бесполезная она личность.

Удачный день, а мысли неудачные. У Вики есть знакомая, которая никогда себя не критикует, а наоборот, считает, что она хороша, все делает правильно и жизнь прекрасна. Наверное, это уже перекос в другую сторону, но она никогда не хмурится и не плачет, а хохочет, да и только…

Вика поднялась и пошла между могилами к аллее. Мужчина у черного памятника тоже собирался домой, но у него была машина, и он как раз теперь засовывал в багажник красную пластмассовую лейку. У Вики тоже дома есть такая, только черная, но возить ее теперь будет некому. Придется, как и сегодня, поливать цветы из пластмассовой фляжки, которая вполне умещается в полиэтиленовом пакете.

— Виктория!

Она обернулась. Тот мужчина у памятника… Леонид! Как же она сразу его не узнала! Как всегда, шла, погруженная в собственные переживания.

Вика приблизилась и теперь смогла разглядеть фотографию на памятнике. Красивый мужчина в морской форме и лихо заломленной фуражке с «крабом». Вот почему на памятнике выбит позолоченный якорь. Он умер в одном году с Викиной бабушкой.

— Это ваш отец? — спросила Вика.

— Отчим. Но я его так любил… наверное, не каждый так любит родного отца. И почти сразу стал звать папой. Сегодня как раз годовщина его смерти, но, кажется, кроме меня, об этом никто не вспомнил!

Он говорил как-то глухо и без нужды перекладывал что-то в багажнике, стараясь не смотреть на нее. «Стыдится заплаканных глаз», — поняла Вика.

— Садитесь в машину, я подвезу вас, — буркнул Леонид, и она не стала отказываться. До трамвая еще идти прилично, да и зачем, если есть оказия.

— А я ходила к бабушке, — стала говорить Вика, не дожидаясь вопросов Леонида. Пусть успокоится, пока она вот так болтает. — Иной раз я рассказываю ей, что у меня происходит.

— У нее тоже сегодня годовщина?

— Нет, была два месяца назад, а сегодня я пришла, потому что… я всегда хожу к бабушке, когда мне предстоит принять серьезное решение. И разговариваю с ней… Что вы на меня так смотрите? Считаете, что я ненормальная?

— Вовсе нет! — даже расстроился от ее предположения Леонид. — Почему это я должен думать о вас плохо? Мне странно, что вы вот так спокойно о себе говорите и не боитесь выглядеть, мягко говоря, странной в глазах других…

— Ну да, не боюсь, — подтвердила Вика, — я просто бросаю вызов тем, кто может мои поступки не так истолковать. Когда сам о себе говоришь, то другому человеку уже ничего не остается делать.

— Вот вы какая! — Леонид улыбнулся. — Первый раз вижу девушку, которая не старается под других подстраиваться, а просто живет, как считает нужным… Я, кстати, и сам с отцом разговариваю. Знали бы вы, какой это был необыкновенный человек! Он работал на судне и при погрузке упал в трюме — на него свалился тяжелый ящик, повредил позвоночник. Врачи говорили, что он не будет ходить. А он не только встал на ноги, но и продолжал жить как стопроцентно здоровый мужчина.

— А что с ним случилось?

— Его убили бандиты.

Леонид тронул машину с места и некоторое время молчал, выруливая с кладбищенской аллеи