Сумрачный гений III рейха Карл Хаусхофер - Андрей Васильченко

1937 — «Япония и японцы», Франция.

1932 — «По ту сторону великих держав», Лейпциг.

1937 — «Мировой океан и мировые державы», Берлин.

1937 — «Древняя Япония», опубликована вместе с работами «Имперское обновление Японии» и «Развитие Японии как мировой державы и империи».

1938 — «Проблемы мировой политики», Лейпциг.

1939 — «Немецкая политика в области культурного строительства на Индийском и Тихоокеанском пространстве», Гамбург.

1939 — «Становление немецкого народа», Берлин.

1940 — «Власть земли и народная судьба, выдержки из биографии Фридриха Ратцеля», Берлин.

1940 — «Континентальный блок: Срединная Европа — Евразия — Япония».

1941 — «Япония строит империю».

1944 — «Nostris ex ossibus[8]. Мысли оптимиста».

1945 — «Апология геополитики».

Письмо Рудольфа Гесса, адресованное Марте Хаусхофер

Мюнхен, 17 декабря 1921 года

Глубокоуважаемая милостивая госпожа!

Поводом для написания этих строк отнюдь не являются какие-то трагические события, а потому я прошу не пугаться.

Прежде чем Вы отвернетесь от столь недружелюбного в это время года севера, чтобы устремиться на солнечные равнины, я хотел бы к Вам обратиться, по крайней мере, в письменной форме. Я не решался сделать это в течение нескольких месяцев, так как не находилось подходящего повода.

Я полагаю, что по Вашей же просьбе Ваш супруг с месяц назад рассказал мне, что Вы, равно как и многие другие смертные, убеждены в том, что в Вас течет недостаточно чистая кровь. Более того, предполагается, что некогда в Вас попала чуждая кровь[9].

Я хочу обратиться к Вам, глубокоуважаемая госпожа, с одной огромной просьбой. Прошу меня не считать настолько ограниченным, как если бы предполагал, что в Германии должно иметься большое количество «безусловного расово чистых» людей. Если бы мы должны были ориентироваться именно на таких людей, то пришлось бы создавать рейх из нескольких крестьянских семей. В стороне бы осталось большинство борцов из фёлькише-лагеря, включая меня самого. С другой стороны, я знаю, что даже из непосредственного смешения национальностей могут происходить отличные немцы. В данном случае я подразумеваю графа Арко[10].

Нет, милостивая госпожа, я и мои соратники обращены против тех, кто, по моему убеждению, сознательно заражают духовность народа (политика, театры, кино, «искусство»), против тех, кто толкает народ к радикальному материализму, что, к великому сожалению, отчасти удалось осуществить. Мы выступаем против тех, кто сталкивает между собой классы и натравливает один народ на другой. Приходящие из Советской России сведения позволяют убедиться в нашей правоте. Мы пытаемся вмешаться в этот губительный процесс, чтобы предупредить массы о возможной опасности! Опасность перестает быть слишком большой, если о ней узнают люди, которым она угрожает. По крайней мере, они смогут обороняться.

Но все же «политика — это скверная песня». Я понимаю, что может быть сейчас, как никогда ранее, приходится часто слышать слова этой песни. Таким образом, я прошу простить мое обращение, которым я хотел бы исправить самую большую ошибку мира. Если бы события прошлого только подчинялись мне!

Удачного Вам путешествия, пусть в Новом году для Вас часто светит солнце. Хорошего Вам отдыха.

Преданный Вам Рудольф Гесс.

Письмо Рудольфа Гесса, адресованное Карлу Хаусхоферу

Рейхольдсгрюн, 13 сентября 1923 года

Дорогой, глубокоуважаемый друг!

Передо мною лежит книга с 16-лучевым красным солнцем, на обложке которой значится имя моего друга[11]. Шрифт на обложке внешне напоминает японский. Сожалею, что издатель выбрал для обложки и корешка книги различные литеры. Но я слишком много говорю о внешних вещах.

Я ознакомился с содержанием книги. Мне удивительно, как на относительно небольшом объеме страниц тебе удалось сконцентрировать столь большое количество фактов, демонстрируя свои обширные знания буквально в каждом абзаце. На каждой странице я замечаю, насколько свободно ты владеешь познаниями в различных областях. По крайней мере, те выдержки из книги, с которыми я познакомился, позволяют мне сделать данное заключение. Прочтенные мною отрывки ни в коем случае нельзя назвать сухими, в них ты одним или несколькими словами рисуешь перед читателем живые образы. Подобно японскому художнику, ты уверенными взмахами кисти ухватываешь самое существенное, обрисовывая объект несколькими чертами. Я уже ознакомился с частью, посвященной искусству. Вчера, когда я, собственно, получил эту книгу, я был настолько рад, что сразу же сел писать критический отзыв. Однако мне хотелось бы более подробно ознакомиться с книгой. Смею надеяться, что теперь миллионы людей читают тебя в пути по суше и на кораблях. Уповаю, что все они не станут нарушать спокойствие твоего великодушного дома, который просто великолепен[12]. Передавай от меня сердечные благодарности своей супруге. С умилением вспоминаю наше прошлое посещение часовщика-швейцарца, у которого столько звучно били часы. Предвидела ли тогда дарительница, какую радость доставила она нам? Какие живые воспоминания оставила нам в памяти! С отдельной просьбой обращаюсь в отношении тех, кто помнит меня, в особенности полковника. Я больше не встречал его дочь в Мюнхене. Исправь недоразумение, так как я тогда ее не узнал. Когда меня представляли ей в свое время, то вокруг меня было слишком много новых людей. А ведь со временем она превратилась из маленькой рыбешки в настоящую молодую даму. Буду крайне обязан тебе, если передашь ей от меня привет. Был бы вдвойне обязан, если бы ты сделал это лично.

А теперь позволь выразить мою глубочайшую благодарность за два удивительных письма, которые пришли ко мне. Для меня является лестным, что ты хочешь побеседовать о боевых днях на Седане. Письма пришли ко мне вместе с книгой про Японию. Если бы я больше путешествовал, то, несомненно, побывал бы и на Фудзи, и в Токио, и в Йокогаме. Поначалу мне казалось, что ты несколько преувеличил количество жертв[13], но потом мне подумалось, что именно так и должны были обстоять дела. Мне страшно подумать, что могло произойти с художественными ценностями, с красивейшими домами, с музеями, особенно с императорским дворцом. В этой стране все благородные позывы связаны со смертью. Это ощущается даже в духе благороднейших людей, их могилы тысячелетие находились в беспокойной земле, которая норовит перетрясти их кости. У меня такое ощущение, что вся эта цепочка островов в свое время должна погрузиться в море, подобно Атлантиде. А потом из приливов с шумом на свет должен появиться новый остров. Покрытый тиной, морскими водорослями и всяческими удивительными созданиями. Фудзи, которая, как ты мне рассказывал, уже перестала почитаться жителями островов в качестве священной горы, должна пройти за завесой облаков ряд превращений, чтобы в измененном виде предстать испуганному взору окружающего мира…