Опоздавшие на поезд в Антарктиду - Наталья Труш

А еще бутылку дорогущего коньяка выкатил и сказал:

– Я выпить с тобой хочу! Выпей со мной! Мне приятно будет, потому что я вас уважаю!

– Я не пью. – Это все, чем мог я ему ответить тогда на его «любовь».

Ольга привыкла к письмам оттуда и ждала их. Она все больше открывала для себя человека, который писал ей. И все больше верила ему. Не без помощи Лехи-Рассола.

Она уже и отвечала на письма Покровского длинными посланиями, рассказывая о себе, о соседях своих, Капустиных, и задавала много вопросов – о жизни его до и за, о сыне, о море.

Где-то после десятого письма Ольга спросила Илью: «А к тебе кто-нибудь приходит на свидания?»

Если бы он видел ее в этот момент, он бы не узнал эту ершистую девушку, которая за словом в карман не лезет и, невзирая на юный возраст, наверное, справилась бы легко с конем, которого на скаку надо тормознуть.

Ольга писала этот вопрос и сгорала от стыда. И строчка, которую она с трудом вывела на бумаге, мгновенно уползла вверх, а на вопросительном знаке у нее так дрогнула рука, что он получился смешным, как червяк, выползающий из яблока.

Он в ответном письме, которое ей приволок почтальон Леха-Рассол, ответил на этот вопрос подробно. Рассказал, что приезжали на длительное свидание родители, один раз приходил сын и регулярно навещают друзья. «А больше некому! А знаете что, Оля, приходите ко мне! Наверное, пора нам уже встретиться. Хоть через стекло по телефону поболтаем!»

Она долго думала – что делать?! Идти – не идти?! А Рассол стоял в полутемной прихожей, подпирая плечом дверной косяк, блестел хитрым глазом и ждал.

Наконец, не выдержал:

– Васькова! Ты долго решать будешь? И вообще, что тут решать?

Леха-Рассол отклеился от стены и потряс Ольгу за плечи.

– Ну хорошо… – Девушка помялась. – Леш, ну, ты помоги мне, ладно? Там, с документами все уладить, со всеми формальностями… И еще… Леш, ты как думаешь, это нормально, что я пойду к нему на свидание?

– Ой, да что ненормального-то?! Вы уже знакомы тысячу лет!

– Скажешь тоже – «тысячу»! – проворчала Ольга.

К свиданию она готовилась очень тщательно. Купила по такому случаю симпатичный светлый свитер с красивым воротом, накануне сходила в парикмахерскую, освежила стрижку. Мастер проявила рвение особое и уговорила Ольгу сделать укладку. Она долго не думала: все-таки свидание – дело серьезное. И промахнулись обе! Мастер переборщила с укладкой, и на голове у Ольги возникла какая-то бабская корзина. Еще бы! Один начес чего стоил.

Ольга расстроилась, а вернувшись домой, критически рассмотрела отражение в зеркале и принялась аккуратно расчесывать запутанные пряди, щедро залитые лаком. Хорошо, что Рассол не видел ее этим вечером – долго бы смеялся. Потом она хорошо промыла голову – от прически не осталось и следа – и высушила волосы феном.

– Ну вот, то, что надо! – удовлетворенно сказала, глядя на себя в зеркало.

Каждый раз, садясь в парикмахерское кресло, она говорила себе: «Не экспериментируй!», но будто под руку кто порой толкал. В итоге – испорченное настроение и потраченные деньги. А нужно всего-то освежить стрижку, к которой привыкла голова, и уложить волосы так, как привыкла. И никакого лака!

Она вообще не увлекалась косметикой. Никакой дикой раскраски. Тени – бежево-коричневые, тушь – асфальтовая, светлого тона крем-пудра – все под светло-русые волосы и серые глаза.

И в день свидания она не изменила своим правилам. Критично посмотрела на себя в зеркало и, все еще сомневаясь в правильности своего решения, поехала на свидание с Ильей Покровским в Обухово, где находилась исправительная колония. Дорогу туда Ольга хорошо знала, и как происходит процедура оформления свидания – тоже знала. Правда, ей не пришлось стоять в очереди – Рассол помог, и ей нужно было только приехать к указанному часу с паспортом.

Народу в помещении для ожидания было много. Как всегда, впрочем. Ольга огляделась вокруг.

С момента ее последнего визита сюда к Рассолу здесь ничего не изменилось. Здесь вообще, похоже, остановилось время. Унылые стены, наполовину выкрашенные зеленой масляной краской, как в общественном вокзальном туалете, и на вторую половину – до потолка – белые, мелом мазанные. Вдоль длинной стены – ряд складных деревянных кресел, подлокотники которых изрезаны и исписаны. Пол бетонный, с заплатками кафельной плитки двух цветов – серой и коричневой. Пол горбатый, будто снизу под ним пытаются прорасти мощные баобабы, и всего-то им осталось – это проткнуть полуразрушенное бетонно-кафельное покрытие. «Правда, от этого сразу развалится не только накопитель, но и находящийся за серым забором с крученой колючей проволокой по всему периметру четырехэтажный корпус, и все, что есть на территории колонии, и вся пенитенциарная система», – дорисовала картинку Ольга, вспомнив непроизносимое название системы перевоспитания.

Справа от входа в стене – окошечко, забранное крепкой решеткой с дверцей внутри, которая хлопала поминутно. Кладешь паспорт с заявлением в железный лоточек – дверца захлопывается. Через пару минут открывается, слышится зычное – «Следующий!», и снова хлопок.

Напротив этой стены – пыльное окно, за которым кусочек двора и кусочек неба в клеточку. Такой маленький, что кажется, будто за решеткой и мутным стеклом не воля совсем, а продолжение неволи, которая в этом отстойнике для ожидания свидания очень ощущается. А когда строгая тетка в форме, с крутой грудью – размера так седьмого примерно, а то и девятого, от одного вида которой комплекс неполноценности испытывают даже мужчины, – чуть не по головам пересчитывает присутствующих и командует «Не расходиться!», начинаешь понимать, что на свободе ты временно. А вообще-то твое место тоже за решеткой, и ты только чудом еще не сидишь за ней! И не верится, что за этим пыльным окном стоит теплый май и плавится асфальт, над которым дрожит воздух. И баобабы под бетонным полом уже проснулись и в рост тронулись!

Здесь же, внутри, климат иной, и время года другое, не определенное, безымянное, – просто другое. Нет ни дождя, ни солнца, ни ветра с залива. Лишь серое каменное небо над головой и зеленые стены, словно в туалете.

Да, и все это приправлено стойким запахом туалета, которым одежда пропитывается мгновенно. А «не расходясь» надо провести в ожидании еще минут сорок. В это время десятка три или чуть больше арестантов готовятся к встрече с родственниками, друзьями, знакомыми, которые в свою очередь волнуются перед этой встречей. И ради нее готовы потерять целый день, и нюхать этот жуткий запах, и валиться вечером с ног от усталости. Зато после такого свидания чувствуешь себя так, будто в церковь сходил и свечку поставил под образом.