Красная волчица - Лиза Марклунд

Кексгольм?

Так или иначе, придется выйти в Сеть.

Другое название — Кякисалми. Город находится на реке Вуоксе, в месте ее впадения в Ладогу, на Карельском перешейке, недалеко от старого шведского города Выборга.

В нынешней России, другими словами.

Она зашла на сайт администрации лена Лулео и нашла историческую справку об этом районе.

Осенью 1944 года в Карелию вошли советские войска и вся область опустела. Местное население, около четырехсот тысяч человек, бежало в Финляндию, а многие еще дальше, в Швецию.

Она внимательно смотрела на экран.

Этническая чистка, подумалось ей. Явление старое как мир, просто для него придумали новый термин.

Имеет ли это какое-то значение? Важно ли, что мать террориста в свое время бежала от русских солдат?

Непонятно. Может быть.

Она вышла из Сети и позвонила в администрацию общины Нижнего Лулео. Такие разыскания всегда легче делать по телефону. Собеседники не видят жадного и любопытного, как у гиены, оскала.

Карина Бьёрнлунд родилась 9 сентября 1951 года. Она была вторым из троих детей четы Хильмы и Хельге Бьёрнлунд. Супруги разошлись в 1968 году. Мать состоит во втором браке, живет в Лулео, на Стургатан. Отец умер. Братьев Карины зовут Пер и Альф.

О чем это говорит?

Ни о чем.

Она поблагодарила ассистента общины и суетливо поднялась со стула, невидящим взглядом окинула квартиру, потом снова придвинула к себе телефон и позвонила в «Норландстиднинген».

— Ханс Блумберг в отгуле, — сказала ей хмурая тетка на коммутаторе.

— В любом случае соедините меня с архивом, — торопливо сказала Анника, боясь, что сейчас ей начнут вешать на уши лапшу про ЕС.

В архиве ответил молодой женский голос.

— Я знаю, что руководство решило тесно сотрудничать с «Квельспрессен», но никто не спросил нас, сможем ли мы это делать, — нервно сказала она. — Я могу дать вам наш пароль, вы войдете в систему и сможете работать в нашем архиве.

«Если она немного расслабится, то станет такой же, как Ханс», — подумала Анника.

— То, что я ищу, находится не в компьютерном архиве, — сказала она. — Я ищу самые ранние материалы относительно Карины Бьёрнлунд.

— Кого? Министра культуры? У нас этих вырезок наберется на пару десятков миль.

— Мне нужны самые ранние. Сможете прислать мне их по факсу?

Она продиктовала номер своего домашнего телефона и постаралась надежно записать в мозгу, что надо не забыть запустить факс.

— Сколько прислать? Первую сотню?

Анника задумалась:

— Пришлите первые пять.

В трубке как будто подул ветер. Раздался тяжкий вздох и недовольное фырканье.

— Ладно, но не раньше обеда.

Они попрощались, и Анника пошла на кухню, убрала остатки завтрака, посмотрела, что лежит в холодильнике, поняла, что на ужин сможет приготовить куриное филе в кокосовом молочке.

Потом она обулась, зашнуровала сапоги и потянулась за курткой.

Надо выйти, подышать воздухом. В доме 7–11 на улице Флеминга она купила разогретые в микроволновке пирожки с шампиньонами и беконом и съела их, держа в целлофановой обертке, пока шла в город по Королевскому мосту. Картонный стаканчик она бросила в урну на перекрестке улиц Вазы и Королевской и быстро пошла к Хёторгет, но замедлила шаг на Дроттнинггатан, единственной прямой, как в континентальной Европе, улице, где царило смешение святого и инфернального, где можно было встретить всех — уличных ангелов, трубадуров, шлюх и замерзающих бездомных, занимавших все пространство между торговыми дворцами, светящимися гирляндами и проезжей частью. Она вторглась в эту тесноту и тотчас прониклась общей болью. Ее толкали проходившие мимо люди, и Аннику охватила сентиментальная меланхолия при виде стиснувших зубы мамаш, толкающих перед собой скрипящие детские коляски, группок молодых красивых иммигранток из пригородов, сбежавших подальше от своего общежития, с их высокими каблуками и звонкими голосами, развевающимися волосами, расстегнутыми куртками и вызывающе обтягивающими свитерами. Она смотрела на важных нервных мужчин с обязательными портфелями, облизывающихся парней в лыжных канадских куртках, туристов, продавцов сосисок, смотрела на разносчиков товаров, на сумасшедших и наркоманов, она растворилась в них, смешалась с ними, может быть, даже нашла свой родной дом на дне этого огромного и на удивление мирного колодца.

— Это разве не та, что сидела в туннеле с террористом? Это она? Смотри! Она точно была в туннеле, ее показывали по телику…

Она не обернулась, все эти перешептывания — вещь преходящая, тот, кто достаточно долго просидит на берегу реки, увидит, как мимо проплывут трупы его врагов. Скоро никто не вспомнит о событиях в туннеле, а сама она смешается со всеми прочими людьми на дне колодца. Она, как поседевшая снежинка, будет опускаться все ниже, все глубже, все ближе к илистому дну, и вскоре ее перестанут замечать.

Она остановилась у стеклянной двери дома номер шестнадцать, возле неприметного входа в департамент одного из правительственных ведомств. Оконные переплеты сияли начищенной медью, за большими стеклами виднелись ухоженные пальмы в кадках, а в аквариуме из пуленепробиваемого стекла стоял охранник в форме.

Анника открыла двойную дверь, стряхнула слякоть с подошв на мраморный пол и подошла к охраннику со стыдливым чувством нарушителя границы, пытающегося подползти к чужим тайнам. Она постучала пальцем по микрофону в закрытой двери.

— Он работает, — сказал пожилой мужчина за стеклом. Анника видела, как он шевелит губами. Голос доносился слева, из скрытого динамика.

— Очень хорошо, — произнесла Анника, попыталась улыбнуться и наклонилась к микрофону. — Я хочу просмотреть почту Карины Бьёрнлунд.

Так она и сказала. Да, шпион здесь, вот он. Сейчас он будет рыться в мусорных баках и почтовых ящиках.

Мужчина взял в руку трубку и нажал какую-то кнопку.

— Садись и жди, а я позвоню в регистратуру.

Она прошлась по маленькому вестибюлю. Три изогнутых уголком дивана, флаги ЕС и Швеции, стильная подставка с брошюрами и металлическая статуя, изображавшая, вероятно, ребенка, кажется девочку.

Она не стала садиться, а принялась рассматривать статую. Неужели она бронзовая?

Она подошла ближе к изваянию. Кто она, эта девочка? Сколько шпионов она здесь встретила и проводила?

— Извини, это ты хотела просмотреть дневники министра?

Анника подняла глаза и увидела мужчину средних лет с конским хвостом и бакенбардами.

— Да, — сказала Анника. — Именно так, совершенно верно. Это я.

Сквозь зубы она процедила свое имя, протянула мужчине руку. Публичные документы получают для ознакомления согласно принципам гласности, и при этом никто не обязан удостоверять свою личность. Она почитала этот закон, он, во всяком случае, давал ей шанс. Мало того, он отчасти избавлял ее от стыда. По крайней мере, никто не знал, кто она.

— Проходи сюда.

Они прошли через две запертых двери в коридор с покатыми стенами, вошли в лифт и поехали на седьмой этаж.

— Налево, — сказал мужчина.

Пол на седьмом этаже был покрыт не мрамором, а линолеумом.

— Вниз по лестнице.

Так, здесь избитый дубовый паркет.

— Это моя комната. Что ты хочешь посмотреть?

— Все, — ответила Анника, решив пройти шпионский путь до конца. Она сняла куртку и бросила ее и сумку на стоявшее в углу кресло для посетителей.

— Хорошо, — сказал мужчина и запустил программу. Карина Бьёрнлунд получила 668 запросов с тех пор, как девять лет назад стала министром. — Здесь весь дневник.

— Я могу получить распечатку?

— Годовую?

— Нет, все.

Администратор, не изменившись в лице, включил принтер.

Анника скользила взглядом по записям: дата регистрации, номер дневниковой записи, входящая дата, дата создания документа. Потом имя администратора, удостоверившего написанное, имя и адрес подателя, сочинившего вопрос, описание вопроса и, наконец, результат.

Решение, прочитала она, ad acta.

— Что значит ad acta? — спросила она.

— Нет ответа, — сказал мужчина, повернувшись к Аннике конским хвостом. — Сдано в архив без принятия мер. Возможно, это поощряет наших регулярных писак сочинять всякие пустые и вздорные письма.

Она мысленно рассортировала запросы по видам: приглашение на кинофестиваль в Каннах, просьба подписать фотографию, призыв спасти разоряющееся книжное издательство, пять вопросов от учеников 8 «Б» класса из Сигтуны, приглашение на нобелевский ужин в Стокгольмской ратуше на 10 декабря.

— Где, чисто физически, находятся все эти письма и почтовые отправления?

— Те запросы, которые ты сейчас читаешь, еще свежие, все остальные находятся у ответственного администратора.

Она принялась просматривать следующую страницу и сразу обратила внимание на первую строку.