Похороны Мойше Дорфера. Убийство на бульваре Бен-Маймон или письма из розовой папки - Цигельман Яков

— Пора бы! — отозвался Хаим.

— Ребята, Алик уехал в Европу? — спросил Цви.

— Нет, не уехал, — ответил Гриша. — Он вернулся к Райке. Вернее, она к нему. В общем, они живут вместе.

— Да что ты говоришь! — усмехнулся Цви. — Вот лишай!

— Ты неправ, — сказал Гриша, — Алик много работает. Зарабатывает, где только может. Не хуже других. Успокоился, не ноет больше.

— Он просто молчит, — сказал Хаим. — Молчит.

— Ты подумай! Успокоился, молчит, — пожал плечами Цви. — Неужели молчит?

— Ну, не совсем, — сказал Гриша. — Он молчит, когда приходит в свою переводческую контору. А чего там говорить? И с кем? Молчит он и с нами. Мы редко видимся. Да и неприятно ему, я думаю, с нами говорить… Но он не всегда молчит… После службы в конторе он ходит говорить… Живет в Сен-Симоне отставной философ, из старых русских евреев. Ему скучно, хочется поговорить о России, вспомнить молодость. Вот Алик и ходит к нему говорить. Он ведь умеет говорить!

— Как Страна меняет людей! — протянул Цви. — Знал бы, рассказал бы о нем «ношрим». Алик Гальперин — положительный пример! Надо же!

Вскоре Цви уснул. Гриша поставил будильник на шесть часов. Хаим разложил свою раскладушку.

Глава о ссудах, «фольксвагене» и о бывшей парижанке

Тем временем Рагинский клитовался. Еще учась в ульпане, он разослал свои бумаги в частные фирмы и государственные учреждения. Пришли ответы. Были отказы. Были предложения. Выбросив в мусорную корзину отказы, Рагинский выбрал из предложений подходящие. Из подходящих выбрал одно. Согласившись на это предложение, Рагинский начал работать. Рагинский, как сказано, был писателем, но он был писателем с профессией.

Начав работать, Рагинский стал быстрее соображать. Он снял квартиру поближе к центру города и подальше от олимовских шикунов. Он прогадал немного на машине, купив свой «фольксваген» после очередного повышения цен, но не долго сожалел, поскольку машина ему нравилась. Купил электроприборы по существующему списку. Для улучшения иврита обзавелся хорошенькой интеллигентной саброй из старопольской семьи. Общаясь с англоязычными коллегами, он улучшил свой английский. Денег ему хватало.

Он быстро получил новую, высшую даргу[13] на службе. Сменил сабру на бывшую парижанку, предполагая изучать французский язык. Продал «фольксваген» и купил «гольф». Это развлекло его ненадолго. Он не знал — что же дальше?

Рагинский клитанулся.

Однажды он решил выбросить старые, времен ульлана, бумаги, раскрыл чемодан, перебрал тетради, полистал записи, которые вел зачем-то, наверно, от скуки и одиночества. Улыбнулся себе, тогдашнему. Среди бумаг он нашел розовую папку с письмами. Дернул плечом, усмехнулся, зажег газовую плиту и поднес к огню все письма разом. Он подержал их в воздухе, чтобы они разгорелись лучше и бросил горящие листки в раковину. Письма сгорели, и Рагинский собрал пепел в полиэтиленовый мешочек. Он вынес его в помойку вместе со старым чемоданом, набитым старыми бумагами. Чемодан стукнулся о стеклянную банку металлическим наугольником и раскрылся. Бумаги разлетелись по просторному помойному ящику.

«Долго мне не будут сниться сны с приключениями, — подумал Рагинский. — Как грустно все…»

— И как непоправимо…

Вернувшись домой, Рагинский выпил водки и возвонил бывшей парижанке.

Глава о рыбках.

Говорят, какие-то глубоководные рыбы по неизвестной причине поднялись из глубин в верхние слои моря. Наука не знает, как эти рыбы вели себя там, под тяжелой морской толщей. Вроде бы, их там ели, и были они тихие и податливые на зуб.

Но что-то произошло, и эти рыбы вырвались из-под глубоководного пресса и появились в верхних слоях воды. Здесь с ними такое случилось, что они совершенно озверели. Кидаются на всех, не разбирая дороги. Грызут кого ни попадя, себя не помнят. Только что не рычат. Что с ними случилось — никто не понимает. То ли нормальное давление им в голову ударило, то ли свободнее себя почувствовали, а только жителям верхних слоев от них жизни не стало.

Ученые пошли на риск и поймали несколько пришельцев, выдавили у них немного икры с молокой и поставили опыт. Часть икры поместили в условия глубоководные, а часть — в условия верхнеслойные. И вот чего добилась наука: мальки, родившиеся в глубоководных условиях, выросли в тихих, податливых, на все согласных рыбин. Мальки же, воспитанные в верхнеслойных условиях, сначала вели себя, как их родители, когда они вырвались на свободу. Потом притихли и превратились в обыкновенных спокойных рыб, весело резвящихся и не претендующих более, чем на планктон и морские водоросли. Совершенно не кровожадные и совсем не опасные для прохожих. И это случилось в течение жизни одного поколения! Ученые в восхищении от своего опыта.

Вот и все, что я хотел сказать о рыбках, уважаемый читатель!

Глава о том, как устроить жизнь.

Как вас много! Подождите, не толкайтесь, не суетитесь, не забывайте себя! Послушайте, мадам, от вас плохо пахнет, отодвиньтесь! У вас острые локти, вонючие подмышки, злые глаза — умерьтесь, мадам! …Вы могли бы славно ужиться с этим господином, а вы зачем-то просверлили ему дыру в животе. Зачем вы это сделали, мадам?

А вы, господин, сами виноваты: видите, женщина себя не помнит — не лезьте, отойдите в сторонку, вот сюда в уголок, здесь свободное место.

Послушайте, уважаемый, у вас ведь были идеи — куда они подевались? Перестаньте размахивать руками и совать кулак под нос каждому встречному! Уймитесь! Оглянитесь! Поймите — жизнь продолжается!

А ну-ка, любезный, снимите ногу с его шеи! Ишь, чего выдумал: берет свою ногу и ставит ее на чужую шею!

Девушка, перестаньте ныть, он вернется. А не вернется — найдете себе другого, вы еще не старая…

Прекрати бегать по комнате! От твоей беготни мельтешит в глазах. Обойдешься пока без парижских кафе. А потом будут тебе и кафе, и парки, и поля, и перелески, и первая волна, и третья, и девятый вал, и весь континент, на котором тебя ждут-не дождутся, просто жить без твоей морды не могут, дело без тебя не идет…

Почему вы карабкаетесь на меня, будто я — Монблан? Не царапайтесь! Это очень неприятный звук — когда ногти рвут кожу. У меня от него бывают мурашки по спине.

Перестаньте, прошу вас! И лизать меня тоже не надо!.. И гладить не надо! Слезьте, пожалуйста!

А вы!… И вы! Прекратите же, прекратите! Как вас много, и как же мне уложить вас поаккуратнее! Никак вас не устроить, ничто вас не утешает… Ну, и устраивайтесь без меня! Почему я должен устраивать все ваши дела? Почему вы сами ничего не делаете? Кто же, кроме вас, знает — как вам будет лучше? И живите, и страдайте, и радуйтесь, и веселитесь! Сами! И нойте самим себе в жилетку! Никто вам не поможет лучше вас самих!.. Ах — «и не надо»?.. Как это — «и не надо»? Да знаете ли вы?.. Знаете? И замечательно! И чудесно! И прекрасно! Я заканчиваю! Все!

— Конец?

— Как знать?..

notes

Примечания

1

Шикун — жилой район.

2

Здесь и далее авторская разрядка заменена болдом (прим. верстальщика).

3

См. соответствующие статьи в журналах «Евреи в СССР», «Сион», «22», в изданиях «Библиотеки Алия», кое-что во «Времени и нас» и т. п.

4

Торговый флот.

5

Комитет.

6

«Мабат» — телевизионная программа новостей.

7