Бен Гурион - Майкл Бар-Зохар

Годы войны окажутся для него наиболее тяжелыми. Кроме того, его личная жизнь уже долгие годы испытывает кризис. Отношения с Паулой зашли в тупик, она на грани отчаяния. Конечно, его нельзя назвать образцовым семьянином. Если он не в заграничной командировке, значит, поглощен своей общественной дёятельностью и даже не думает о домашних проблемах. Находясь в отъезде, он заказывает десятки книг и просит переслать их на домашний адрес, не думая о том, что жене придется оплатить эти 10–17 книг из своего месячного жалованья. Она делает все возможное, чтобы избавить его от финансовых проблем, допоздна готовит еду и стирает белье и частенько делает вид, что не голодна, чтобы он и дети могли поесть досыта. Позже врачи установят, что она страдала хроническим недоеданием. Когда Жеула выходит замуж, в доме нет денег не то что на мебель для молодых, но и на ткань для ее свадебного платья, в связи с чем «Еврейское агентство» высылает требование, чтобы Бен-Гурион, всегда гордящийся своими принципами, немедленно вернулся домой.

Кроме домашних хлопот Паула берет на себя ответственность за воспитание детей. Отец никогда не занимается ими, он никогда не поиграет и не поговорит с детьми, а просто запирается у себя в кабинете. Дети быстро поняли, что его нельзя беспокоить. Однажды он решает сыграть роль отца и зовет в кабинет Амоса, который в школе получил плохие отметки. «Когда я состарюсь, — говорит он, — я уже не буду на тебя сердиться за плохую учебу. Но сейчас я занят, Амос! И не могу этим заниматься, даже если уверен, что в старости это меня очень огорчит».

Стоит ли удивляться, что Паула часто затевала скандалы. Однако непонимание, разделявшее супругов, имело более глубокие корни. Бен-Гурион всегда отличался романтизмом и страстностью (его младшая дочь Ренана вспоминает о нем, как о сентиментальном и чувствительном человеке), а жена больше не проявляла внимания к его политическим проблемам и не стремилась его поддержать. В своей семье он чувствовал себя таким же одиноким, как и в общественной жизни. Время от времени Паула не скрывает злости, упрекает, что он охладел к ней и пренебрегает ею. Однажды после подобной сцены, происшедшей накануне его отъезда, он написал ей из Стокгольма:

«Я люблю тебя гораздо больше, чем ты думаешь… Досадно, дорогая, что ты недостаточно знала меня, хотя я уверен, что ты меня очень любишь. Но одной любви недостаточно. Я хочу, чтобы ты разделяла волнующие меня проблемы, я хочу, чтобы ты проявляла интерес к моей работе и моей борьбе. Тогда ты почувствуешь себя счастливой и жизнь твоя станет богаче и интереснее».

Но семейные отношения не становятся лучше. В 1937 году он со всей откровенностью отвечает на ее полное горечи письмо:

«Моя жизнь не из легких… Я никогда не жаловался и не жалуюсь… но чувствую себя одиноким, несмотря на то, что у меня есть много друзей и соратников… и именно это особенно тяжело для меня. Бывают моменты, когда… я мучаюсь от нерешенных серьезных проблем и рядом нет никого, к кому я могу обратиться. Я остаюсь один с тяжелой, порой невыносимой ношей… Как мне дороги каждый знак любви и дружбы, которые ты проявляешь… Но иногда не осознанно, не нарочно, не отдавая себе отчета ты огорчаешь меня, и от этого я страдаю еще больше и мое чувство одиночества возрастает».

Тот факт, что она является спутницей Бен-Гуриона, не приносит Пауле ни малейшего удовлетворения, но накопившиеся повседневные заботы приводят ее к уверенности, что в жизни мужа были другие женщины. На первый взгляд, эти страхи могут показаться удивительными. Мысль о том, что такой человек, как Бен-Гурион, ухаживает за женщинами, не соответствует представлению о его жизни — ни личной, ни общественной. Однако в годы юности он отличался сентиментальностью, ему нравились хорошенькие женщины, и можно предположить, что в зрелом возрасте, занимая большое положение, он не остался безразличен к женской красоте. До настоящего времени ни одна женщина не написала ни одной строчки о своих близких отношениях с Бен-Гурионом. Вероятно, те, кто искал его общества, предпочли об этом умолчать, чтобы сохранить его репутацию. Как только он станет премьер-министром, близкие и соратники воздвигнут глухую стену молчания вокруг его личной жизни, а о его отношениях с женщинами никогда и нигде не будет опубликовано ни слова.

Некоторые пытаются объяснить внебрачные связи Бен-Гуриона чувственной пустотой, царящей в его отношениях с Паулой. Правда это или нет, но он никогда не считался склонным к амурным похождениям и не думал, что такая слава может способствовать упрочению его репутации. Много лет спустя он вынужден был встать на защиту Моше Даяна, чья любовная история стала достоянием гласности. Отвечая на письмо обманутого мужа, он пишет:

«Надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я не смешиваю интимный, личный аспект с общественной стороной дела… Это различие существует не только в наше время, оно существовало всегда, даже в самые далекие времена, и расценивалось — и должно расцениваться — с двух точек зрения… Мужчина может прожить всю свою жизнь аскетом и святым и не занимать административный пост, и наоборот».

В заключение, чтобы доказать справедливость своего высказывания, он процитировал царя Давида и адмирала Нельсона: «Невозможно (и, на мой взгляд, недопустимо) рассматривать тайную, интимную жизнь человека — мужчины или женщины — и тем самым определять его место в обществе». Когда по аналогичному поводу к нему обратилась Руфь Даян, он ответил: «К этому надо привыкать, личная и общественная жизни выдающихся людей часто проходят параллельно, но никогда не пересекаются». Однако эти слова не утешили Руфь Даян, для которой «мир рухнул».

Такой же была реакция Паулы, когда в сороковых годах она внушила себе, что муж ей изменяет. В отчаянии и гневе она помчалась в Иерусалим к Рахиль и Ицхаку, ближайшим друзьям мужа, и, рассказав о своих подозрениях, стала угрожать покончить с собой. Ценой невероятных усилий им удалось ее успокоить, и они стали ее уговаривать.

«Мы посоветовали ей вернуться к нему, проявить интерес к его делам и работе и вновь завоевать его любовь, — вспоминает Рахиль Бен-Цви. — Так и случилось. Пересилив себя, она стала участвовать во всех его делах и начинаниях; она привязалась к нему и воспринимала его жизнь как свою собственную, чем и отстояла свое место рядом с ним».

И хотя подозрения не рассеялись и однажды она строго отругала дочь за то, что та осмелилась пригласить в дом подружку, которая «была любовницей отца», супруги помирились и отношения между ними наладились.