Хромая дама: Нерассказанная история женщины – тайного агента периода Второй мировой войны - Пернелл Соня

Жермен осознавала растущую опасность и долго не задерживалась на одном месте, постоянно перемещаясь между конспиративными квартирами, где она продолжала укрывать активы УСО. Но никакие из этих мер предосторожности – ни ее связи, ни ум, ни невероятно красивая внешность – не могли ее сейчас защитить. Она стремилась обезопасить себя и своих коллег-агентов, но работая с Алешем, невольно навлекла на всех беду. 8 января в десять вечера Жермен вошла в комфортабельную квартиру на улице Буало, которую она когда-то сдавала в аренду Вирджинии и где теперь жили Альфред и Генри Ньютоны. Близнецы предупредили Жермен об Алеше, которого они невзлюбили с тех пор, как столкнулись с ним возле квартиры Вирджинии в ночь оккупации 11 ноября. Он показался им слишком нервным и слишком настойчивым, а его холодные жесткие глаза выдавали человека, который думает, что ему что-то должны. К своему ужасу, пару недель назад они снова увидели его в квартире Жермен, где он слушал их разговоры и узнал их позывные – Огюст и Артю. Они хотели устранить его на месте, но их планы были нарушены приходом других участников Сопротивления, и Алеш ухватился за возможность сбежать. Теперь он знал, что Близнецы тоже были тесно связаны с Вирджинией, и даже знал, где они жили.

Жермен, сохраняя обычное радостное настроение, передала Близнецам продукты и газеты. Она прикрыла свои темные кудрявые волосы яркой шляпкой, украшенной двумя райскими птицами, но на этот раз рядом не было дикого черного котенка, который обычно за ней следовал. Даже безупречный макияж не мог скрыть страх в ее глазах, и, когда она рассказывала новости об очередных арестах, ее прервал Генри Ньютон. Все трое затаили дыхание, прислушиваясь к тяжелым шагам, миновавшим их квартиру по внешней лестнице и остановившимся этажом выше. В дверь ударил приклад, и раздался голос: «Aufmachen! Polizei!». Другой немец закричал, что они ошиблись этажом. Гестапо, СС и полиция Виши толпой ринулись вниз по ступенькам. «Открывайте, или мы стреляем!» – кричали они, сапогами пиная дверь в квартиру Жермен.

Генри открыл кухонное окно и беззвучно спрыгнул на задний двор, а Альфред за руку подтащил Жермен. Он обхватил ее руками, чтобы передать своему брату, ожидавшему внизу, но она вырвалась. «В добрый путь, мальчики, – сказала она с нервной улыбкой. – Я с вами не пойду. Я француженка и смогу справиться с этими малышами». Она начала снимать пальто и шляпу, и братья поняли, что она готовится пожертвовать телом, чтобы дать им уйти. Для Жермен самым важным в жизни было то, что ее друзья с восхищением называли «пламенной любовью и стыдом за Францию»[256]. Она олицетворяла собой невероятное мужество, которого, ей казалось, не хватало многим ее соотечественникам. Братья умоляли ее бежать, пока была такая возможность, но ее лицо отражало стальную решимость. Одному из братьев на короткий миг даже пришла идея вырубить ее и отнести в безопасное место, пока она без сознания. Но на пути к свободе они должны будут преодолеть множество препятствий и, скорее всего, им придется отстреливаться. Так что в последние секунды, пока дверь еще не была выбита, они сделали то, о чем она просила. В последний раз, когда Альфред видел Жермен, она раздевалась до нижнего белья и сонно кричала: «Эй! Кто здесь? Что вам нужно посреди ночи?»[257] Гордая и величавая, она накинула халат и открыла дверь.

Два дня спустя Ньютоны вернулись на улицу Буало, переодевшись инженерами-газовиками, чтобы, как они выразились, «навестить гестапо». Хотя свет еще горел, немцы и Жермен уже ушли. В потрясенном молчании они оглядели пустую квартиру, перевернутую вверх дном. Стулья, столы и разбитые лампы были разбросаны по полу, а обои свисали клочьями. Будильник, серебряная зажигалка, сигареты и вся еда в кладовой были изъяты. Больше всего пугали пятна крови на ковре. Братья достали кое-какие спрятанные бумаги из-под коврика на кухне и скрылись.

Через пару ночей после ареста Жермен Алеш снова появился в Лионе и навестил Жене, обезумевшего от известия. Притворившись, что ничего не знает о произошедшем, аббат сообщил, что у него есть связи в гестапо, утверждая, что они могли бы добиться освобождения Жермен, если бы ему дали достаточно денег для подкупа. Чрезвычайно благодарный, Жене предложил ему десятки тысяч франков из собственного кармана и признался Алешу, что у Жермен в квартире есть еще много миллионов золотыми монетами. Не мог ли священник позаботиться о том, чтобы их поместили в безопасное место? Также не мог бы он передать какие-нибудь посылки с едой для Жермен в ее тюремную камеру?

Возможно, именно в тот вечер Алеш начал грабить имущество Жермен, одновременно наслаждаясь продуктами с черного рынка, предназначенными для передачи ей в тюрьму. Под предлогом перевозки ее вещей в безопасное место он загрузил сундуки доверху золотыми монетами, мехами, модной одеждой и драгоценностями, а также сорвал ценные гобелены (которые позже продал за целое состояние парижскому дилеру). Даже светильники и фурнитура были содраны до голой штукатурки[258]. Сам Жене, конечно же, был арестован через несколько дней и также отправлен во Френ, где его, с туго скованными наручниками руками и измазанными кровью запястьями увидел другой участник Сопротивления. Вскоре после этого его депортировали в лагерь смерти в Бухенвальде вместе со 150 другими заключенными и затолкали в грузовик для перевозки скота, где он умер от удушья.

Конечно, Алеш ничего не сделал для Жермен, несмотря на рассказы ее друзьям о том, что он неустанно трудится ради ее свободы, одновременно вытягивая из них деньги. Да, он действительно посетил ее во Френе, но только для того, чтобы получить больше информации о Вирджинии и других участниках Сопротивления. Эта информация, как он утверждал, была необходима для организации освобождения Жермен и их защиты. Трагедия заключалась в том, что, хотя Жермен и отказывалась что-либо рассказывать своим следователям, Алеш обманом заставил ее выдать ему имена некоторых из тех, за спасение которых она боролась больше всего. Когда она перестала быть полезной, Жермен отправили в грузовике для перевозки скота с Восточного вокзала в Париже в концлагерь для женщин в Равенсбрюке к северу от Берлина, где ей полностью обрили, включая лобковые волосы. Ей дали арестантский номер 39280 и лагерную форму, состоящую из грубого хлопчатобумажного платья в бело-голубую полоску и деревянных ботинок. Позже, когда в лагерях стали убивать больше людей, ее отправили во вспомогательный лагерь, удобно расположенный прямо рядом с газовыми камерами.

В отсутствие Вирджинии жажда расправы над ее помощниками только усиливалась. Курьеры, радисты, владельцы конспиративных квартир, ее всевозможные контакты – всех задерживали, избивали и депортировали. 28 февраля настала очередь радиста Андре Курвуазье, который помогал в операции в Мозаке и многих других. К счастью, он едва успел спрятать свой передатчик. Его доставили в камеру пыток штаб-квартиры гестапо в отеле «Терминус». Полусумасшедший Клаус Барби пришел к нему в брюках и сапогах для верховой езды с тростью в руках, требуя информацию об «англичанке» и угрожая расстрелом. Курвуазье держался и молчал, пока в итоге его тоже не депортировали в Германию.

Петля затягивалась и вокруг Ньютонов, которые при любой возможности взрывали фургоны-детекторы (основной приоритет Лондона на тот момент). Зная, что их внешность была слишком известна, они попросили одного из дружественных парикмахеров УСО осветлить и завить им волосы, затемнить усы тушью и зачесать брови в обратную сторону. Затем они надели очки в роговой оправе и французские туфли на толстой подошве, которые визуально делали их выше, но оставляли мучительные волдыри на их широких британских ступнях.

Братьям не давало покоя самопожертвование Жермен, на которое она пошла ради них, поэтому Альфред, или Огюст, был рад услышать от ее преданного бойфренда, богатого и женатого мсье Дюбуа, что тот получил новости о своей любовнице от французского полицейского. Дюбуа предложил встретиться с Альфредом в подпольном ресторане, и теперь, когда тот чувствовал себя более уверенно в своей новой маскировке, он неохотно согласился. По прибытии он заметил Дюбуа у бара и подошел к нему неузнанным. Ободренный успехом нового образа, он привлек внимание Дюбуа – и сразу же был представлен еще одной ранее незамеченной фигуре в деловом костюме. К ужасу Альфреда, это был вездесущий Алеш, непривычно одетый в штатское. Аббат одурачил обычно проницательного Дюбуа, заставив его поверить в то, что он друг Мари, и смог проникнуть на их рандеву. Дюбуа выпалил: «Вы не узнаете нашего друга? Это же Огюст!» «Матерь Божья! – восхищенно ответил Алеш. – И правда. Вам удалось меня провести». Альфред похолодел от «слепой ярости», в ужасе от «глупости» Дюбуа и потянулся за кольтом, спрятанным в кармане, только чтобы обнаружить, что он – что было весьма необычно – его забыл. Алеш заметил движение, снисходительно ухмыльнулся, пробормотал какие-то оправдания насчет ждущей его очередной встречи и ушел. Альфред знал, что он пойдет прямиком к ближайшему телефону, чтобы оповестить руководство.