Бог из глины - Иннокентий Соколов

А потом было утро.

7. В ожидании

Некоторое время она лежала в постели, созерцая потемневший от пыли, давно не беленый потолок. Зимнее утро стучалось в ставни, порывами ветра, и царапаньем снежинок, что ломали острые грани об равнодушные стекла окон.

Надежда скосила взгляд — Сергей безмятежно развалился на всю свою половинку кровати, широко раскинул руки. Он спал, и на его лице застыло неопределенное выражение, словно он был счастлив и одновременно страшился этого.

Это его дом, и здесь он чувствовал себя в порядке, в отличие от нее. Высокие потолки, огромные комнаты, старинная мебель, что впитала дух ушедших времен — все это тяготило, давило на психику.

А еще эти сны. Проклятые кошмары — многие ночи были наполнены ими, и белые простыни, пропитанные потом, стали непременным атрибутом ночных приключений. Там, в этих снах, все казалось насквозь фальшивым, и, тем не менее, погружаясь в тревожное ожидание исхода, Надя каждый раз, поднимала выше планку, за которой могло окончиться ее терпение. Словно ее готовили к тому, что однажды, она столкнется лицом к лицу с настоящим ужасом, перед которым померкнут все кошмары, станут досадным воспоминанием, не более.

(Ты втянулась, Надежда, вот и весь сказ!)

Надя выбралась из постели, чувствуя странную усталость (словно всю ночь занималась бегом на длинные дистанции), и, передвигаясь по комнатам, словно сонная кошка, она даже не обращала внимания на мелочи, что в изобилии водились вокруг:

Засохшая сосновая иголка, она забилась в щель между полом и ножкой трюмо…

Подсыхающая лужица у самой кровати, словно растаял снежок, заброшенный чей-то умелой рукой…

И грязный, смазанный отпечаток на полированной поверхности шкафа, словно кто-то небрежно распахнул дверцу, не то, выбираясь, не то, наоборот, скрываясь в шкафу, среди разного белья и прочей всячины, что так любят прятать на полках усердные домохозяйки…

Возможно, всему этому бы и нашлось рациональное объяснение — было бы желание. Так пожелтевшая иголка, могла остаться с прошлого нового года, лужица у кровати — дрогнула рука, когда Надя пыталась отпить воды из стакана, что стоял на тумбочке, и, конечно же, отпечаток на шкафу принадлежал ей самой. Подобные объяснения казались не лучше и не хуже других, и в них не было ничего сверхъестественного, вот только Надежда вряд ли стала забивать голову подобной чушью. С нее оказалось довольно и того, что она увидела этим зимним утром, когда подошла к картине, чтобы рассмотреть ее, наконец, внимательнее.

Корабельная роща — изящная подделка маслом. Копия ничем не хуже оригинала. Вот только неизвестный художник допустил неточность, и Надежда, даже не будучи опытным ценителем, сразу же обратила не нее внимание.

Странно, как она раньше не заметила этого — цепочка следов, что начиналась от самого берега речушки, она вела в рощу. Отпечатки босых ступней, словно кто-то выскочил из воды, и помчался, не сбавляя скорости прямиком в темный лес.

Надежда коснулась пальцем полотна — старый холст заметно колыхнулся.

(Это твои следы, крошка, чего уж тут выдумывать разное, и кто знает, если бы существо поймало тебя прямо у самого берега, что же — возможно новый сюжет старой картины пришелся бы по нутру любителям живописи!)

Немного больше красного, только и всего. Багровые оттенки, несомненно, оживили бы пейзаж, добавили бы значимости…

Надежда отошла от картины, задумчиво качая головой. Что бы ни снилось ей, это никак не могло быть на самом деле.

Отпечатки ног не возникли сами собой на полотне, они были нарисованы там с самого начала, и никто не виноват в том, что она была так невнимательна.

(Но ведь ты не раз замирала возле картины, любуясь мастерством линий — и попробуй быть честной с самой собой, крошка, их там не было!)

Раньше их не было!

Не было и теперь, Надежда прищурилась, пытаясь рассмотреть внимательнее. Ну, конечно же! Вот это следы назойливых мух, а чуть выше — отлетела чешуйка краски, обнажив темноватый холст.

Надя с облегчением рассмеялась. Тихонько, чтобы не услышал Сергей. Все эти чудеса казались выше ее понимания, и каждый раз, найдя вполне простое и логичное объяснение, она радовалась как ребенок.

Вот прямо как сейчас. Она вышла из залы, улыбаясь своим мыслям. Прошла коридором, бросив косой взгляд на гудящий обогреватель в библиотеке. Остановилась перед зеркалом.

(И когда она оказалась достаточно близко, хрустальная поверхность треснула с тихим противным звуком, и осколки зеркала разлетелись в стороны!)

Сон как всегда не имел ничего общего с реальностью. Зеркало стояло целым и невредимым. В правом верхнем уголке трудолюбивый паучок сплел небольшую сеть, наивно полагая, что даже зимой летают огромные сочные мухи.

Оно отражало все, что находилось перед ним, как и всякое, себя уважающее зеркало. Надежда осторожно протянула палец, втайне ожидая, что зеркало осветится ярким светом, а холодная стеклянная поверхность всколыхнется подобно водной глади. Ничего такого не произошло. Ее палец наткнулся на непреодолимую преграду.

(А что касается песенки темного леса — выкинь ее из головы, тем более, ты уже не вспомнишь и половины слов…)

Сзади раздалось тихое и нарочито деликатное покашливание. Надя повернула голову. Она видела в отражении, как муж выплыл из спальни, сонно протирая глаза, но, только оглянувшись, заметила некую странность в выражении его лица.

Сергей отводил взгляд, словно чувствовал себя виноватым. Он протопал мимо, больше не проронив ни звука. Надя проводила взглядом его широкую спину.

В последнее время они мало разговаривали друг с другом, не то, что раньше. Хотя…

Если призадуматься, говорила всегда в основном она. Возможно глупая привычка Сергей, при разговоре поддакивать, и ронять ничего не значащие междометия, и создавала видимость приятной и ни к чему не обязывающей беседы. Надежда стиснула зубы. На самом деле ему было глубоко наплевать на все то, чем ей хотелось поделиться с ним. Наверняка все ее проблемы и заботы, казались для него не важнее комариного чиха, вот только ей от этого было не легче.

Она частенько ловила отсутствующий взгляд мужа, когда тот возвращался с работы, стягивал на ходу туфли, и первым делом валился на диван, уставившись в телевизор. Все это было частью обязательного ритуала, который исполняют обремененные семьей мужчины, в этом Надежда была уверена, как никто другой. Грязные носки, прилипшие к куску мыла волосы, — тоже отголоски давних обычаев, и наверняка можно было подобрать разумное объяснение тому, что, выходя из ванной вовсе необязательно выключать свет, а, пользуясь утюгом, можно оставлять его включенным целый день, но при желании такое можно было сказать и про нее саму. Надежда вовсе не собиралась влиять на дурные привычки мужа, просто ей хотелось получать самую малость из того, что и так ей причиталось.