Тринадцать ведьм - Инна Бачинская

— Уже нет. Я теперь тебе по гроб жизни, теперь, если что, сразу ко мне, поняла? Разберемся во всех твоих проблемах.

— Ой, да ладно! Ты не голодный? Я захватила из ресторана котлеты и салат, будешь? И… — Она оглянулась на дверь. — И пиво! Гарик сказал, нельзя… ну да он пьет только ромашковый чай.

— Ах ты, моя красавица! — обрадовался Монах. — Конечно, буду. Добродеев тут кормил меня бутербродами собственного производства… — Он поморщился.

— Только попробуй! Тебе нельзя! — Ида умылась и сменила черную одежду на белый свитер и джинсы.

— Что может знать человек о том, что ему можно и чего нельзя, — философски заметил Монах.

— Леш! — закричала Светка. — Подыхаю, хочу кофе! Идочка, садись. Я на кухню к Леше. Кто хочет чай с мятой?

Монах закатил глаза.

— Как ты? — Ида опустилась на диван.

— Нормально. А ты? — Он взял ее руку.

Она с усилием сглотнула, удерживаясь от слез. Ответить ей помешал звонок в дверь.

— Это Гарик! Я открою! — закричала из кухни Светка.

Дверь распахнулась, в прихожей раздались громкие голоса. В гостиную ввалились Анжелика и Жорик с сумками. Тут же прибежала любопытная Светка.

— Олежка! — воззвала Анжелика и замолчала, уставясь на Иду.

— Знакомьтесь, — Монах по-купечески повел рукой. — Мои друзья детства Жорик и Анжелика! А это Ида и Света, мои добрые знакомые. Леша тоже в наличии, дежурный по камбузу. Садитесь, ребята.

— Ой, Леша там один! — Светка снова побежала на кухню.

— Мы тут тебе котлеты, — сказала Анжелика, переводя взгляд с Иды на Монаха, определяя, степень их близости. Она подмигнула Жорику, давая понять, что была права, когда говорила, что неспроста Монах последнее время шастает неизвестно где, но Жорик не заметил. — Пойду поздороваюсь с Лешей, — сказала Анжелика, толкая локтем Жорика. — Я ни одной его статьи не пропускаю. Пошли, Жорик!

— Дай поговорить с человеком, — отозвался Жорик. — Да, Олежка, вид у тебя неважнецкий, прямо скажем. Ты никогда не умел драться. Он никогда не умел драться, — обратился он к Иде. — Мозгами брал. Ни разу! Все били друг другу морды, а ему не прилетело ни разу, аж не верится. Я лично немерено получал по морде… — Он ностальгически махнул рукой. — Не тошнит?

— Нормально, — сказал Монах.

Добродеев командовал, из кухни доносился его звучный бас. Девушки щебетали, звякало стекло.

— Ага, молоток, Олежка. Пойду посмотрю, как они там, — сказал Жорик, прислушиваясь к голосам из кухни.

— И я не пропускаю, — говорила Светка. — Ни одной статьи! Леш, тебе надо написать книгу, слышишь? А откуда вы знаете Олега? Оч-чень интересный мужчина. Прямо академик. Аж волосы дыбом!

— Наш Олежка такой! Друг детства. Они с Жориком в одном классе учились, — похвасталась Анжелика. — Правда, Жорик? Экстрасенс и путешественник! А ты давно его знаешь?

— Не очень, мы с Идочкой только недавно с ним познакомились.

— Ага, — сказала Анжелика, выразительно взглянув на Жорика, подпиравшего косяк; и снова Жорик не заметил сигнала. — Бедный Олежка! Бледный страшно и синяк! И губа разбита. Хорошо, что хоть глаз не выбили. А с кем он подрался? От бандюков теперь не продохнуть. Когда можно его забрать домой?

Потом пришли Гарик и его мама Регина Антоновна. И все началось снова: знакомство, обсуждение вчерашней драки, арест убийцы, крики.

Похороны Анатолия Крамера отодвинулись на второй план, о нем никто уже не вспоминал…

Стол придвинули к дивану, поближе к Монаху, и понеслось застолье.

— Хорошо сидим, — сказал Добродеев. — Когда на волю, Христофорыч?

— Еще денек, думаю, — сказал Монах. — Я в норме.

— Не меньше недели! — пробасил Гарик. — Это я вам как врач.

— Выйдешь, а на улице весна! — с энтузиазмом воскликнула Светка.

— Какая весна! Еще Новый год не гуляли, — фыркнула Анжелика.

— А сейчас все сдвинулось, трава вон полезла и почки. Скоро субтропики будут. Я сто лет не каталась на лыжах. Гарик говорит, нужно ехать в горы. Гарик — спортсмен!

— Наш Олежка тоже каждую весну сбегает в Непал, — заметила Анжелика.

— Ой, девочки, а что у меня есть! — вспомнила Светка. — В новом сезоне в моде пастельные тона, я тут всего нахватала… потом покажу!

— За тебя, Христофорыч! — сказал проникновенно Добродеев, поднимая рюмку.

— За тебя, Олежка! — сказал Жорик, поднимая свою. — Будь здоров!

— За спасение! — сказал Гарик и тоже поднял рюмку, делая вид, что не замечает укоризненного взгляда Регины Антоновны.

— Аминь! — сказал Монах, и они выпили.

— Бери котлету! — сказал Жорик. — Закусывай, Олежка, а то ты еще слабый и с лица спал. Между прочим, я присмотрел тебе квартирку.

— Хорошо сидим, — повторил Добродеев. — Квартирка где?

Жорик принялся подробно рассказывать, где именно квартирка. Добродеев требовал деталей; девушки живо щебетали, обсуждая косметику, которую Светка вывалила на стол…

Ида иногда взглядывала на Монаха, глаза их встречались, и они тут же отводили взгляды. Никто ничего не замечал, все были заняты делом. Жорик, размахивая руками, рассказывал про квартиру и знакомого брокера, классного пацана; Анжелика, Светка и Регина Антоновна увлеченно копались в блестящих тюбиках и коробочках. Ида чувствовала себя как на острове, она усилием воли заставляла себя не взглядывать поминутно на Монаха, но не могла удержаться. Он сидел, опираясь о спинку дивана, бледный, бородатый, с хвостиком рыжих волос на макушке, перехваченных кожаным шнурком; с синяком под глазом и разбитой губой, и всякий раз морщился, опрокидывая рюмку. Куинбус Флестрин, вспомнила она, Человек-гора в стране лилипутов. Она улыбнулась, Монах взглянул на нее, и глаза их встретились. Ида порозовела скулами. Монах ухмыльнулся и подмигнул…

— Кстати, Христофорыч, я получил письмо от Лауры, — хлопнул себя по лбу Добродеев. — Пришло в редакцию, для Лео Глюка. Передает тебе привет.

— Кто такая Лаура? — спросил Жорик. — Иностранка?

— Наша знакомая из Зареченска. Пишет стихи, между прочим. Прислала целый сборник. Почитать?

— Стихи? — Жорик поморщился. — Я тоже по молодости писал стихи, помнишь, Олежка? Дурной был…

— Как не помнить, помню, конечно.

— Хорошее было время, — вздохнул Жорик.

— Всякое время хорошее, — оптимистично сказал Монах и снова взглянул на Иду. — Леша, ты не в курсе, великого магистра Никиту уже выпустили?

— Выпустили! Уже дома. Можем навестить. А знаете, господа, у него бабушка ведьма.

— Ведьма! — ахнула Светка. — Опять чертовщина?

И понеслось, и поехало, с новыми силами: ведьмы, нечистая сила, ведьмовские знаки, мистика, эзотерика.

И вообще за жизнь…

Глава 34. Финальный свисток

Добродеев перезвонил Монаху через пару дней и сказал, что Поярков будет ждать их сегодня в четырнадцать ноль-ноль.

Поярков и Монах рассматривали друг друга. Маленький, лысоватый, кажущийся полусонным в своих очках с толстыми линзами Поярков и большой благодушный бородатый Монах.

— Из служителей культа? — спросил Поярков, присматриваясь к Монаху.

— Нет, путешественник, — ответил Монах.

— А Шепель вам зачем?

— Интересно было бы проникнуть во внутренний мир преступника, — сказал Добродеев. — Олег Христофорович у нас психолог и экстрасенс.

— Не получится, Шепель отказался от встречи.

— Он признался?

— Нет, он ни в чем не признался. Кроме драки, естественно. — Поярков задержал взгляд на синяке под глазом Монаха. — Никогда бы не подумал, что экстрасенсы не дураки подраться.

— Так получилось, — скромно заметил Монах. — Случайно. Я могу передать ему записку?

— Записку? Ну… я думаю, можно. Дадите прочитать? — ухмыльнулся Поярков, взглядывая на Добродеева.

— Дам. — Монах вытащил из кармана джинсов сложенный листок. — Пожалуйста.

Следователь развернул листок. Там была всего одна строчка. Добродеев вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что там написано.

Поярков поднял глаза на Монаха, сложил листок и потянулся к телефону…

— Как ты догадался? — спросил Добродеев.

— Я не догадался, Леша, я же не гадалка. Я путешественник, психолог и где-то волхв. Я сел, подумал, разложил все по полочкам. Проанализировал. Люблю анализировать. Кроме того, у меня богатый жизненный опыт, как тебе известно.

Они сидели за своим «клубным» столиком в заведении гостеприимного Митрича. Добродеев, сгорающий от нетерпения, и Монах, спокойный, как удав после сытного обеда, по его собственному выражению. Бормотал телевизор над стойкой бара, в зале было полутемно и очень уютно. Митрич, перетирая стаканы, с симпатией поглядывая в их сторону.

— Ну! — подтолкнул Добродеев.

— Что такое психотип знаешь?

— Знаю. И что?

— Психотип — то, что держит каждого из нас на коротком поводке. Взять тебя, Леша. Ты привираешь, изменяешь жене, сплетничаешь, суешь нос не в свое дело, кроме того, ты гулена и обжора… в хорошем смысле слова. Не обижайся. Правильные люди — скучные люди. С тобой весело, во-первых, а во-вторых, ты влезаешь в любую авантюру, за что я тебя и ценю. Ты не жаден, не способен на подлость, ты молод душой. Кроме того, у тебя сравнительно высокий коэффициент интеллекта. Поэтому ты классный журналист и вообще человек. У нас много общего. Согласен?