Дочь Клеопатры - Мишель Моран

Его сестра испуганно ахнула.

— Десять дней — никаких бесплатных раздач, — приказал он. — Объявим, что мне теперь нужны деньги на личную охрану.

— Но мы убьем сотни людей! — воскликнула Октавия. Цезарь опустился в кресло.

— Никто еще не умирал от небольшой голодовки. Некоторые неделями обходятся без еды.

— Только не старики! Не больные дети!

— Об этом они могли бы подумать раньше, когда помогали предателю! — рявкнула Ливия. И с жаром продолжила: — Разумеется, люди тут же отвернутся от мятежника. И вольноотпущенникам не мешает напомнить, почему им всегда будет нужен Цезарь.

Агриппа сильно переменился в лице.

Однако Октавиан уже укрепился в своем решении.

— Как только лучник найдется — распять негодяя, — сказал он и встал, давая понять, что беседа окончена.

Полководец отпер дверь и придерживал ее, пока мы выходили. Вдруг Цезарь окликнул меня по имени.

Я повернулась, в груди учащенно стучало сердце.

Впрочем, Октавиан и не улыбался, и не сердился.

— Ты меня удивила, — только и вымолвил он.

Глава девятая

Виллу Октавии оцепили солдаты. На Палатине уже не осталось дома, который не охранялся бы на случай нового покушения. Александр и Марцелл оживленным шепотом говорили о последних событиях, когда у самого входа сестра Цезаря вдруг замерла.

— Где Галлия?

— Я видела их с учителем Веррием у подножия холма, — отвечала Антония.

— И что они делали?

— Разговаривали. Наверное, она не ждала нас так рано.

Я заметила, как углубились морщинки между бровями Октавии. Может, Галлия и не владела латынью в совершенстве, но учитель уж точно владел. Что, если эти двое писали воззвания вместе? Веррий прекрасно знал, каково это — быть рабом. Он и сам принадлежал к вольноотпущенникам, хотя ни разу не заводил с нами разговора о своем детстве.

Марцелл посмотрел на меня, потом на мать.

— В чем дело?

— Ни в чем, — отмахнулась она. — Идите к себе в комнаты.

А сама незаметно остановила меня рукой. Когда все ушли, Октавия произнесла:

— Сегодня вечером ты спасла моего брата.

— Я ничего не сделала. Это все Юба.

При свете факелов, озаряющих атрий, наши взгляды встретились.

— Но ты увидела первой. И догадалась. Как?

— Он прицелился. Его мускулы напряглись, точно перед выстрелом.

Октавия медленно кивнула, и ее глаза наполнились слезами.

— Почему?

Можно было не продолжать вопроса. Почему я вскрикнула, если убийство Цезаря могло бы дать мне свободу? Что изменилось со дня триумфа? Я сжала губы и хорошенько подумала, прежде чем отвечать. А потом осторожно сказала:

— В нем — наше будущее.

К чему разъяснения? Кто знает, как обернулась бы наша с братом судьба без Октавиана? И что бы стало с Октавией, если другой сенатор вздумал бы провозгласить себя Цезарем? Кто бы тогда кормил голодных и раздавал одежду в Субуре? Новое кровопролитие, новые гражданские войны… А брошенные младенцы у Молочной колонны? Их бы скормили римским собакам.

— Благодарю богов за то, что ты есть, Селена.

Я вспыхнула до макушки.

— Выполни, пожалуйста, одну мою просьбу, — продолжила Октавия.

— Непременно.

Хозяйка отперла двери в библиотеку. Внутри до сих пор стояла нестерпимая духота, пропитанная тяжелыми запахами кожи и папируса. Лунное сияние посеребрило мраморные бюсты на полках. Октавия подошла и сняла один из них. Мы вместе вгляделись в лицо при свете дальнего факела. Натурщиком был довольно красивый мужчина с римским носом и сильно вьющейся бородой. Я думала, что смотрю на Зевса, но тут сестра Цезаря тихо произнесла:

— Это отец Юбы. Давно нужно было отдать ему бюст, но я не могла с ним расстаться. И вот сегодня, после всего, что случилось… Я хочу, чтобы ты отнесла это Юбе.

У меня опустились руки. Куда угодно, только не к нумидийцу на виллу. С таким поручением можно послать любого из сотни рабов, да хотя бы Галлию, когда та вернется. Почему я? Октавия отдала мне бюст (он был мельче других и совсем не тяжелый) и проводила меня до двери. Ночную дорогу освещали сотни факелов; по склону туда и сюда сновали военные.

— На Палатине теперь спокойно, — сказала хозяйка виллы, заметив мое замешательство.

Несколько солдат кивнули нам, и я узнала охранников, сопровождавших нас по утрам до школы и обратно.

На стук вышел раб и сурово сверкнул глазами.

— Да?

Это был пожилой человек с густой, совершенно седой шевелюрой и запоминающимся лицом.

— Я принесла подарок.

— Хозяин не желает сейчас никого принимать.

— Я от Октавии.

Вытянув шею, я попыталась заглянуть внутрь, а потом и обойти раба, но тот преградил мне путь.

— Сегодня сюда никто не войдет.

— Меня прислала Октавия! Я принесла бюст отца Юбы! Что с вами такое?

Внезапно за его спиной появился хозяин, и старик сердито покачал головой.

— Эта девушка не желает меня слушать.

— Неудивительно, Сергий. Она никого не слушает.

Мужчина выпятил губы, приняв замечание нумидийца как личную обиду; я осторожно обошла его — и тут же вздернула подбородок:

— У меня подарок.

— Вижу. — Юба принял бюст и тут же небрежно передал его Сергию. — Кому обязан?

— Октавии. Между прочим, ей трудно было расстаться с этой вещью. Не хочешь взглянуть?

— Я и так знаю, что там. Мраморный бюст Юбы Первого, царя Нумидии.

— Ты получил портрет отца — и не испытываешь ни малейшей признательности?

— Еще как испытываю, — улыбнулся он. — Пожалуйста, передай Октавии, как я тут рассыпался в благодарностях.

Юба подал знак рабу запереть дверь, и тут, бросив взгляд через атрий, я увидела в настежь открытой библиотеке столы, сплошь покрытые свитками.

— Что это? — шепотом вырвалось у меня.

Хозяин дома оглянулся. Могу поклясться: его лицо слегка побледнело.

Тогда я шагнула внутрь, и на сей раз никто не стал преграждать мне дорогу.

— Возможно, тебе безразличен подарок, потому что ты прячешь какие-то тайны?

— Чушь! — разозлился Сергий, однако Юба лишь поднял брови.

— Погоди. Давай послушаем. И какие же?

Мужчины уставились на меня сверху вниз. И царевич, и его раб заметно превосходили незваную гостью ростом и силой.

— Да нет, ничего, — поспешно сказала я.

Юба впился в меня пронзительными черными глазами.

— Ты заглянула в библиотеку и заявила, будто бы мне есть что скрывать. Сергий, может, проводишь туда царевну?

Тот громко вздохнул и, взяв меня за руку, потянул за собой через атрий. В библиотеке столы действительно были покрыты свитками; вот только последние оказались разукрашенными картами.