Драккары Одина - Андрей Зайцев

Колбейн, не имея возможности выйти за пределы круга, метался с ножом в руке, уже слабо надеясь па удачу. Олаф, как и двое сыновей Стейнара, находившийся тут же, заметил, что Виглиф будто играет со своим противником.

Один раз его меч уже нашел тело Колбейна, и сейчас сын Хальфдана так же был в крови, как и его соперник. Прошло еще несколько напряженных мгновений боя. Уйдя от очередного выпада Виглифа, Колбейн отступил назад и, не удержавшись, упал на землю. Острие меча Виглифа застыло у его груди.

— Довольно! — хлопнул в ладони Стейнар, отнюдь не желавший, чтобы сын отправился к Ностранду — Берегу Мертвых вслед за своим отцом. — Мне не нужна смерть кого- то из вас.

Несмотря на то, что ярл по своей воле прекратил схватку, многие поняли, что Виглиф не хотел убивать Колбейна. Иначе сделал бы это гораздо раньше возгласа Стейнара.

—   Не я убил твоего отца, — покачал головой Виглиф, от­бросив меч. — Это был Магнус, сын Харальда...

—   Магнус? — глаза Колбейна впились в него как иголки. Медленно поднявшись на ноги, молодой викинг обдумывал новость. От него не укрылось и то, что Виглиф действительно не хотел убивать его.

—   Магнус, Магнус... — между тем повторяли меж собой викинги.

—   Почему же ты раньше ничего не сказал мне?

—Я не хотел оправдываться, — пожал плечами Виглиф Беспалый. — Любой поймет меня. Ты тоже поймешь.

— Это дело я хотел бы взять на себя, ярл, — выступил из рядов хмурый Кнуд Вороний Глаз.

— Кто еще пойдет? — взгляд Стейнара обвел теснившихся в его дворе викингов. На этот раз он не стал удерживать брата Гейды. Это было его право на месть.

— Я иду, ярл, — вытирая кровь с рубашки, поднял голову Колбейн.

— И я... Я тоже... — раздались голоса других викингов.

... — И назывался тот город — Вавилон. А в те времена на всей земле был один язык, одно наречие... И вот жители Вавилона, возгордившись своим величием, задумали построить башню до самого неба, чтобы сравняться с Богом, — Бранжьена помолчала, вспоминая все, что слышала об этом. — И Бог, раз­гневался на людей, спустился на землю и разрушил башню, а строителей ее наказал тем, что каждый из них стал говорить на своем языке, и его не понимали остальные. Рассеялись строители по всему свету, и с тех пор на земле много народов и каждый говорит на своем языке...

— Ва-ви-лон... — повторила по слогам Хельга, раздумывая над тем, что услышала. — Вавилон. А что это значит?

— Говорят, на каком-то древнем языке это означает — Вра­та Бога... — сказала Бранжьена, и перед глазами ее как будто опустился туман.

Ее прошлое, погребенное где-то там, за морем, словно плескалось, как изменчивые морские волны, меняясь, ис­чезало и появлялось вновь... Ее отец, мать, братья — все они протягивали к ней руки, беззвучно шевеля губами и о чем-то умоляя. О чем?.. О возвращении назад? А разве такое возможно?..

— Выходит, и предки наших конунгов пришли оттуда? — пыталась разобраться в этом хитросплетении Хельга. — Но Бог был, как ты говоришь, всегда один. А что же тогда наши боги? Те, что населяют Асгард? Кто же тогда они?

— Мне говорили, что это — ложные боги, — голос Бранжьены слышался будто издалека, временами он становился ближе, а иногда — чуть слышен. — Есть ужасное место, на­зываемое Адом... Туда попадут все убийцы, грешники, воры и насильники!

— А как же Вальхалла? — недоуменно спросила Хель­га, повернув голову к Бранжьене. — Ведь всех воинов за­берет к себе Один, великий и мудрый Один! А видела ли ты когда-нибудь воина, которые не убил хотя бы одного чело­века?

— Великий Один... — усмехнулась Бранжьена, словно ей рассказывали сказку. — Ты веришь тому, что он есть?

— Не знаю... — неуверенно ответила Хельга, кутаясь в стеганое теплое одеяло. — Но Боргни говорила мне о том, что Мимир существовал. То самое божество, которое забрало у Одина глаз. А потом ваны убили его, отрубив голову, но Один оживил голову и мог советоваться с ней.

— Мимир... — задумалась Бранжьена. — Кто знает, может, он и есть... Я верю в Ад. И не верю. Знаешь Хельга, у всех христиан есть один самый главный священник...

—   Верховный жрец?

— По-вашему — так, — кивнула франкская женщина, прислушиваясь в звукам за стеной. Ей не хотелось, чтобы Халвард застал ее врасплох, разговаривающей с Хельгой. — Он живет в Риме, великом городе, и называется этот чело­век — Папа.

—  Папа?

—   Папа Римский, — подтвердила старая наложница. — И так повелось, что все папы — мужчины. Женщин среди них быть не должно. Но вот слышала я, когда была молодой, как ты, что несколько лет папой все-таки была женщина!

— Как такое могло быть? — глаза Хельги расширились от удивления.

— Про то, что это была женщина, долгое время никто не знал. Случилось это, когда земли империи Карла Великого разделили между тремя его внуками. Старший из всех, сын Людовика Благочестивого, получил столицу — Аахен, а также земли южнее, Италию и сам Рим. Вторым королем стал Карл по прозвищу Лысый. Когда мой отец, поссорившись со свои­ми родственниками, покинул Аахен, он направился к Карлу Лысому. Мы жили тогда в городе Париже. Когда его осадили норманны, я попала к одному из них в рабство. С тех пор я живу среди норманнов...

—   А что же стало с той женщиной? — напомнила Хельга.

— Обман раскрылся, когда ей настало время рожать. Она была беременна от своего любовника, какого-то священнослужи­теля. Он один и знал ее тайну. Ну а потом... Говорят, она умерла от родов и ее похоронили вместе с мертвым ребенком...

— Боргни тоже была жрицей, — начала вспоминать Хельга. — Она говорила, что боги Асгарда — не ее боги. Признавала только Мимира... Она умела разговаривать со своими богами. Веришь мне, Бранжьена?

Но дочь бывшего рыцаря при дворе Карла Лысого только покачала головой, ничего не говоря.

— Ты бы поверила, если бы видела то, что видела я, — продолжала Хельга. — Один раз она сказала, что ее божество требует жертвы, и люди эти будто бы сами шли к нам... На­звала их приметы: один из них — с рысьими глазами, имел посох, изрезанный рунами. А второй — его траль, имел шесть пальцев на правой руке. И эти двое, в точности как их описала Боргни, пришли к нам через несколько дней!

—   Боргни убила их?

—   Так приказало ее божество.

— Когда Карл Великий покорил саксов, он отменил их жестокий закон — сжигать ведьм на костре. Тебе повезло, Хельга, что у местных жителей нет такого обычая.

—   Смерть Боргни — на совести Халварда, и я никогда...

Она внезапно прикусила губу, услышав шум во дворе. Бранжьена, резко поднявшись, отошла от ее постели. Вошедший в дом Халвард Рябой внимательно оглядел их обеих.

— Когда моя невеста выздоровеет? — обратился он к Бранжьене, зная, что эти слова выводят женщину из себя.

Но сейчас Бранжьена относилась к этому уже по- другому. Общение с Хельгой неожиданно открыло ей саму себя. Она поняла, что прошлое — всегда рядом и жестоко отплатит тем, кто забывает о нем. Теперь Халвард Рябой стал ей безразличен, и она не хотела, чтобы Хельга стала его наложницей, совсем не из ревности, как было в самом начале. Сейчас она сознавала, что девушке суждено другое будущее, нежели жизнь жалкой наложницы у грубого, над­менного язычника.

— Это произойдет скоро, — двусмысленно сказала Бран­жьена. — Но только боги знают, когда именно.

Халвард посмотрел на девушку, отвернувшуюся к стене, и усмехнулся. Он подождет, еще немного подождет. Такое бывало уже не раз. Но все заканчивалось одним и тем же.

А Хельга в этот момент сжимала в руке рукоять острого ножа, который теперь всегда был при ней.

Когда дочь великана Нарви, что зовется Ночью, спустилась на холодную, покрытую снегами и льдом землю, жена ярла Стейнара сидела на своей половине и перебирала одежду.

Дело предстояло рискованное и опасное. Никто не должен был выследить их раньше времени, а цель у них была одна — ярл Харальд.

Гейда рассеянно перебирала платья, а мыслями была да­леко. Ее родственница, двоюродная сестра ее отца, наконец будет отомщена.

До ушей Гейды донесся чей-то слабый голос. Кто-то звал ее?

—  Кто там? — резко спросила женщина, поднимаясь на ноги.

—    Это я, госпожа.

Она узнала голос одного из тралей, бывшего пастуха с Оркнейских островов.

—    Чего тебе?

—    Тут вам передали кое-что...

Любопытство в жене Стейнара-ярла взяло верх, и она подошла к двери, различая смутный силуэт траля.

—  Вот... — он протянул руку, в которой держал кожаный мешок.

—    Что это? Откуда?

—  Какой-то человек передал мне некоторое время назад, просил отдать вам...

—    Кто это был? Где он сейчас?

—    Ушел.

Холодная темнота за спиной траля словно говорила: не было никакого человека. Кто же это пойдет куда-то, на ночь глядя?