Мой бедный Йорик - Дмитрий Вересов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это я сквозь слезы. Рассуждаю об уголовных физиономиях, а у самой муж сидит в «Крестах»…
— За что?
— За убийство, — просто ответила девушка и внимательно посмотрела на Ольгу Владимировну. Сейчас та сошлется на обязательные процедуры или придумает еще какой-нибудь предлог, чтобы вежливо раскланяться с женой убийцы. Но женщина так же медленно брела рядом по пустынному пляжу.
— Вас не шокирует, что вы совершаете моцион с женой убийцы?
— А вас не шокирует, что вы совершаете моцион с убийцей? — спросила в ответ Ольга Владимировна.
— Вы хотите сказать, что убили человека? — Аня остановилась, и ее босые ноги по щиколотку зарылись в мокрый и холодный снизу песок.
— Вы только не подумайте, что я какая-то Никита. Нет, все было банально и просто… Я сидела в КПЗ, потом был суд. Адвокат говорил про смягчающие обстоятельства, про состояние аффекта, про самозащиту, досадную случайность… Это подействовало на суд, на приговор, но разве это меняет что-нибудь во мне самой? Женщина дает жизнь, убивать она не должна ни при каких обстоятельствах. Лучше ей самой умереть, уйти в пещеру, монастырь. Если бы я тогда знала, что человека убить так легко, что он так же хрупок, как хрустальная ваза!
Аню пробирал холод, исходящий и от сырой земли, и от понимания, какое страдание держит в себе эта женщина. Ей пришло в голову, что ее мука похожа на ребенка, которого она носит в собственном теле, но который никогда не родится. А так хотелось утешить эту женщину, больше того, Ане вдруг захотелось подружиться с ней.
— Ольга Владимировна, я вот что хочу вам сказать. Я сейчас это вдруг ясно поняла. Пока еще неизвестно, убил мой муж или нет. Вроде, все указывает на него, и причины у него были на это убийство, и он последним видел убитого, и косвенно все на него указывает, да и сам он уже признался. Его бы давно уже засудили. Только следователь попался очень необычный, сомневающийся чудак, заварит зеленый чай странным способом и думает о жизни, о вечности. Разве таким следователем можно быть? Так вот, я сейчас для себя твердо решила, что если мой муж убил, я его никогда не брошу, каким бы ничтожеством он ни был, как бы ко мне ни относился. Мне это трудно объяснить, но это я решила твердо. Я уже говорила это, но еще прикидывала, а сейчас твердо решила. Как в воду! Пусть говорят, что я играю в декабристку или в достоевщину. Это глупости. Я поступаю по велению души…
Ольга Владимировна смотрела на нее и улыбалась. Ее утомленное жизнью лицо подобралось и помолодело. Ане показалось, что она угадала жизнь этого женского лица. Сначала оно было красиво молодой, безупречной красотой, которую тиражируют кино и журналы. А потом было тяжелое внутреннее страдание, переживание своего греха, один на один с собой. Вся красота ее душевной борьбы отразилась на ее лице очень честно, откровенно.
— А вам хочу сказать, Ольга Владимировна, что вы удивительно красивы!
Женщина неожиданно смутилась и даже покраснела.
— Может, когда-то я и была красива, — ответила она. — А теперь мне нужны шейпинги, бассейны, массажи. А еще надо делать операцию.
Она провела ладонями по лицу, как молящаяся мусульманка.
— Не надо портить себя! — чуть не закричала Аня. — Пока я здесь, я буду вас разубеждать ежедневно, ежечасно. Я обязательно поговорю с вашим мужем, чтобы он вам не позволял портить настоящую женскую красоту.
— Вы еще очень молоды, Анечка, — улыбнулась Ольга Владимировна. — Вы сказали, что не играете в достоевщину, а сами говорите точь-в-точь, как Аглая из «Идиота» или Катенька из «Братьев Карамазовых». Вы не обидитесь, если я вам кое-что подскажу? Когда вы говорили, мне показалось, что вы влюбились…
— В своего мужа?
— Нет, в следователя. Вы говорили про него, а мне пришло в голову: вот рассказывает, рассказывает, а сама влюбляется с каждой минутой. Еще немного, и будет по уши. А то, что вы собираетесь себя в жертву мужу принести — так вы еще просто не осознали своей новой любви, а переносите свое новое состояние на старую любовь. Но скоро вы все сами поймете…
— Это он в меня влюбился! Слышите?! — закричала вдруг Аня и… расплакалась.
— Будет, будет, — утешала ее Ольга Владимировна, прижимая к себе. — Совсем еще девочка, хоть и матрона, и декабристка, и Аглая. Я уже вся мокрая от твоих слез. Доктор Хачатурян скажет, что я купалась, чем грубо нарушила санаторный режим. Еще освободит от отдыха досрочно…
Аня подняла на нее глаза. В них уже горели задорные огоньки, хотя ресницы были еще мокрые.
— Ольга Владимировна! А пойдемте купаться! Всего-то шестое сентября. Назло всем!
— Николай Пророк уже, кажется, недели три, как камень опустил в воду, по народному поверью.
— Чихать!
— Вот-вот, будем потом чихать. Да у меня и купальника нет.
— А кто увидит? Кому в голову взбредет такое, кроме нас? Ну, решайтесь! Слабо?
— Ничего не слабо! — обиделась Ольга Владимировна. — Ну, только одним махом, туда и обратно… Чего ты на меня уставилась? Или ты собираешься купаться в одежде?
— Вы богиня, Ольга Владимировна! Никогда еще я не купалась с богиней! Только с разбега, а то ноги сведет! Я все решила, надо жить, как в воду! Мамочка-а-а-а-а!..
Глава 23
Следующий случай —Офелии болезнь, в которой всеСтановятся зверьми или тенями.
— Тамара Леонидовна рассказала мне про ваши проблемы.
— И мои проблемы — как раз ваш профиль?
— Невелико совпадение, Анна Алексеевна. Страхи реальные и мнимые вообще характерны для человека, а для современного особенно. Вы знаете, откуда берется гипержестокость в нашем мире? Думаете, из телевизионных боевиков и триллеров? В очень малой степени. В основном, из животного страха. Жертве наносят множество ударов ножом, хотя хватило бы одного-двух, избивают человека ногами долго-долго, пока он не превратится в тряпку… Почему? Потому что убийца боится жертвы! Вам кажется парадоксальной эта мысль?..
Ане мысль не показалась парадоксальной, а вот ее носитель, то есть доктор Розов, показался маньяком. Руки у него были еще более волосаты, а нос — еще более орлиный, чем у доктора Хачатуряна. Самой же парадоксальной в Розове была его голова, одновременно и лысая, и лохматая. Но, видимо, так было нужно для правильного воздействия на пациента.
Цвет стен и гардин в кабинете тоже были подобраны с этой целью. На стене висела небольшая картина, очень похожая по сюжету и композиции на те, которые писал Иероним в последний период своего творчества, то есть сценка из эротической жизни пятен и палочек. На стене противоположной раскачивался небольшой маятник без часов. Какой-то странный предмет был и в руках доктора Розова. Он то прятал его в рукав, то вообще запирал в стол, но тут же доставал снова. Но что это была за вещь, при всем желании рассмотреть было нереально. Возможно, что никакого предмета не было вообще, но зато у собеседника было непреодолимое желание его увидеть.
— Мы просто свидетели очередного этапа биологической эволюции, — продолжал свою речь Розов. — Но стереотипы «аварийного» поведения человека остались те же, что и тысячи лет назад. Ажитация, ступор, сумеречное состояние… Судя по вашему рассказу, у вас наблюдалось именно сумеречное состояние, выраженное в провалах памяти. Вот, например, эпизод с книгой. Наткнувшись случайно на эти шекспировские строки, вы, скорее всего, просто уничтожили эту страницу, вырвали, изорвали…
— Съела, — подсказала Аня.
— Не исключено… о чем теперь не помните. Страх необходим человеку, как прямая реакция на конкретную ситуацию. Если же из кратковременного эмоционального состояния он переходит в длительное или постоянное, тут требуется серьезное вмешательство. Давайте сделаем с вами небольшое психическое упражнение, точнее, проведем работу над вашей психикой. Вы слышали что-нибудь о бессознательном?
— Ну, Зигмунд Фрейд, а потом Карл Юнг, — стала припоминать Аня, подозревая, что этот вопрос уже является частью упражнения. — У Юнга была идея, что бессознательное не просто толкает человека на разные поступки, но и определяет его генеральную линию — стремление к душевному благополучию, счастью…
— Совершенно верно, — растрогался доктор. — Удивительная начитанность для современной девушки.
— Если вы спросите, откуда я это знаю, не отвечу ни за что. Наверное, оттуда — из глубин бессознательного.
— Из него самого. Хотите установить временную связь со своим бессознательным? Прямо сейчас и совершенно безопасно для вашей психики, по крайней мере, в моем присутствии?
— Ну, давайте попробуем, — пожала плечами Аня.
Доктор Розов встал и заходил по кабинету в такт настенному маятнику без часов.
— Религиозная практика называет его ангелом-хранителем, — заговорил он, делая заметные паузы между словами. — Я назову его Внутренним Советчиком. В обычном состоянии люди помнят не более одного процента от того, что помнит их психика. Она же помнит абсолютно все, с самого первого дня, все мелочи, детали, оттенки вкуса, цвета и запаха. Это богатейшая коллекция и проникнуть туда — заветная мечта любого человека. Разве вы, Анна Алексевна, когда-нибудь не пытались что-нибудь вспоминать долго и мучительно? А там все, представьте, сохранено, ничего не сгорело в огне жизни…