Три женщины - Лиза Таддео

Она не могла забыть его холодности. Сигналов его тела, его слов. Его глаз, холодных, как у рыбы. Как он мог? Как он мог делать все то, что делал с ней, ласкать ее языком и губами, повторять, что любит, а потом повести себя так, словно она – пустое место? Потом ей пришла в голову еще более ужасная мысль – может быть, он сегодня и не притворялся.

Аарон пришел на выпускной вечер. Мэгги хотелось думать, что он пришел для того, чтобы увидеть ее. Они встретились на газоне, учитель и его лучшая ученица. Светило яркое солнце. Был обычный выпускной день – сияющий, идеальный, исторический. Он надел белую оксфордскую рубашку с короткими рукавами и серые брюки. Идеально отглаженные. На ней было бирюзовое платье, такое же, в каком она на Гавайях каталась на мотоцикле с Матео. Волосы она уложила в сложную асимметричную прическу. Аарон наклонился к ней, обнял и прошептал:

– Ты такая красивая.

Сестра Мэгги, ничего не подозревая, подошла и спросила, можно ли их сфотографировать.

Оба улыбались. Мелькнула вспышка. Фотография осталась навсегда. Мэгги еще долго будет смотреть на нее снова и снова.

Через неделю он написал ей, спрашивая, можно ли написать ей в фейсбук. Они попробовали, но фейсбук был еще новинкой, поэтому они перешли на MSN. Он преподавал в летней школе, и занятия там заканчивались после полудня. Он возвращался домой, а Мари не появлялась до пяти. У него была куча свободного времени. Они разговаривали о своих отношениях, вороша тлеющие угли. Она твердила, что скучает по нему. Он отвечал, что если она будет говорить о воссоединении, то общаться они не смогут. Это уже невозможно. В его словах скользила угроза. Или учительский тон.

Они общались до четырех, а потом она уходила на работу.

Хотя Мэгги хотела услышать что-то другое, ей показалось, что ситуация все же изменилась. Снова выглянуло солнце. Он снова открыт для нее, пусть даже не так, как прежде.

На следующий день в MSN пришло сообщение:

«Она снова нашла тебя в списке моих контактов, твой телефонный код. Больше мы не сможем общаться».

Лина

Когда Лина писала Эйдену, то всегда представляла его дома. Она представляла, как вибрирует его телефон, а потом видела, как он наклоняется и видит, что это она. Вокруг него царит хаос. Жена моет посуду, дети бесятся за столом. Лина представляла, как его младшая пролила на пол целую банку томатного соуса. Соус из Сан-Франциско, где приятель Эйдена создал рок-группу и теперь живет на берегу океана. Лина знала, что Эйден никогда не был в Калифорнии. Жена кричит на дочку, не оборачиваясь, не прекращая мыть посуду. Фактически она кричит в грязное окно над раковиной, словно там кто-то есть, и это выглядит безумно. В фейсбуке другой приятель Эйдена только что обновил заставку – разместил свою фотографию с красивой пуэрториканкой на пляже под пальмами. Эйден никогда не был ни в Пуэрто-Рико, ни на Багамах. Лина чувствовала, что больше всего ему хочется, чтобы его обняли, чтобы им восхищались, ценили в нем что-то, что он сам ценил в себе. Лина знала, что он устал так жить – для всех, кроме себя, и уже не помнит, как оказался в такой ситуации. Наверное, он предложил Элли выйти за него, и она согласилась. Он не знал, что все покатится снежным комом. Он не знал, что ему придется стоять в глубоких ямах в земле дольше, чем лежать в постели, или сидеть на диване, или гулять по лесу. Он никогда не завидовал людям, у которых есть деньги. Он просто знал, что его жизнь будет такой. И даже еще тяжелее.

Но теперь у них снова есть река. Она надеялась, что для него это значит так же много, как и для нее. Мерцающий туман, голодные поцелуи. Иногда Лина чувствовала, что влюблена в реку так же сильно, как и в мужчину, с которым она здесь встречается.

Она сидит на металлическом стуле в дегустационном зале небольшой винодельни на дороге к реке, пьет горячий сидр со специями и смотрит на подсвеченную крышу собора – идет подготовка к праздникам. На ней темные очки-авиаторы, свободные брюки и зеленая рубашка. Перчаток она не снимает.

Она только что отправила Эйдену сообщение: «Река?»

А теперь она ждет. От места, о котором она мечтает, ее отделяет несколько миль. Она надеется, что любовь всей ее жизни сможет с ней встретиться.

Через несколько минут она ненадолго уходит в туалет. Руками в перчатках она опирается на раковину, пытаясь сдержать биение сердца. Утром суд окончательно закрепил ее расставание с Эдом. Удивительно, но в ту самую минуту, когда они подписывали документы, ей захотелось пойти с ним на свидание. Устроить ужин с вином. Она поняла, что одиночества боится больше смерти.

Кожу на лице покалывает. Она купила у подруги несколько кремов Mary Kay. Подруга пригласила ее к себе, провела косметические процедуры с этими кремами, и Лина почувствовала себя обязанной купить что-то. Но с лицом произошла полная катастрофа.

– Моя мать – настоящая дама Avon, – всегда говорила Лина. – Это сплошные уловки. Они заставляют тебя покупать товары, которые сами не могут продать достаточно быстро. У моей матери в каждом ящике валяется по пятьдесят засохших подводок для глаз, перетянутых резинкой.

Выпив несколько бокалов и так и не получив ответа, она расплачивается и садится в свой коричневый «Бонневиль». Когда-то он принадлежал родителям Эда; в машине пахнет стариками и детьми.

Она едет к реке, так, на всякий случай. Ей хочется немного побыть на их месте.

Ей здесь нравится, но тут страшно холодно, и она предпочла бы заниматься любовью в отеле. Но номер стоит 129 долларов, и бронировать его нужно заранее. С Эйденом понятия «заранее» не существует. В отеле нужно расплачиваться кредиткой, а ни у нее, ни у него ее нет.

Она могла бы встречаться с ним где угодно. Нет места, куда она не смогла бы добраться ради встречи с ним. Однажды он работал в Сент-Луисе, в четырех часах езды, и она готова была поехать туда среди ночи. Не поехала она только потому, что он велел ей не приезжать.

В другой раз он предложил встретиться у реки, и она была счастлива, потому что было раннее утро, но потом поняла, что для него это была поздняя ночь. Она просыпалась от звука его сообщений и отвечала сразу же. Когда она в такой момент оказывалась в душе, то писала ответ, даже не вытираясь.