Даниил Галицкий - Антон Хижняк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меньший колокол созывал на вече к Торгу у Ярославова подворья. А сегодня архиепископ велел созывать на площадь к Софии. Новгородцы толпами шли со всех концов — с Плотницкого, Славенского, Гончарного.
Перед мостом через Волхов Микула и Иванко остановились.
Их толкали, тискали. Вокруг стоял шум. Каждый хотел перейти через мост поскорее, чтобы стать ближе к помосту.
— Опоздали мы с тобой, — печалился Микула, — с кольчугой возились.
Весь Новгород был на ногах и двигался к детинцу. Обезлюдел Торг, биричам нечего было делать — теперь покупателей и медом сюда не заманишь. Осталось только навешивать замки и бежать со всеми. Кто откажется от такого зрелища! Ведь вече собирается не часто. Приятели встретили знакомого медовара, он возился у двери — никак не мог загнать ключ в замок. Микула взял его за плечо.
— Дашь по корчаге меду?
Медовар сердито гаркнул:
— Ты что? Глаза вылезли, не видишь? — Но, узнав Микулу, смягчился: — Тьфу! Никак замок не слушается, а ты с шутками…
Неожиданно послышалось:
— Беги на вече, мы посторожим. Больше ведра не выпьем. Замок не нужен.
Иванко оглянулся. Эти слова сказал одноглазый нищий. Он где-то оставил суму и держал в руках длинный суковатый посох. Худое, обнаженное по пояс тело его поражало выпирающими из-под сморщенной кожи ребрами. От солнца и ветра кожа огрубела, почернела, будто ее коптили на огне.
— А! Микола! — дружески улыбаясь, обратился Микула к одноглазому.
— Я! — живо откликнулся тот.
— Что ты высох так?
— В святые пробиваюсь. Кости есть, кожа есть, — он пощупал свои бока, грудь, — в пещеру класть можно, не протухну. В Киев пойду, там есть место в лавре.
Раздался хохот. Медовар плюнул и перекрестился.
— Тьфу! Богохульник! Я тебя к епископу… Вишь, какой святой нашелся!
Одноглазый не растерялся:
— К епископу? Так я же и хотел к нему идти. Тебя искал. Расскажу епископу, как ты крестом осеняешь себя, а мед в корчаги не доливаешь. Не к святому ли Петру понесешь ты украденное?
Медовар, словно иглу проглотил, умолк. И ключ его сразу же вошел в замок. Не глядя на одноглазого, медовар скрылся в толпе.
— Кто это? — шепотом спросил Иванко у Микулы.
— Миколай. Бродит по земле, бросает его судьба, как ветер листья. Закупом был, изгоем в монастырях, а потом прогнали. Работать не может, здоровья нет, а кормить даром в монастырях не хотят. Вот и бродит нищим, хлеба просит.
Медленно шли они через мост, еле двигались. Легче стало, когда вышли в детинец, но и там нельзя было пойти быстрее — впереди были головы и спины.
— Жарко, — намекнул Иванко на кольчугу.
— Ничего, зато не будет холодно.
— Не увижу ли я тут Якуна?
— Ищи иголку в сене!
Наконец добрались до площади, их словно волной сюда прибило.
— Глянь, вон видишь помост, там будут архиепископ и посадник, — толкнул Микула Иванку.
Иванко поднялся на цыпочки и над головами увидел высокий помост перед храмом Софии.
— А князь? — спросил Иванко.
— И князь, и Дмитрий там будут. Смотри, смотри, уже выходят!
Первым взошел на помост архиепископ в раззолоченных ризах, поодаль, в сторонке, остановился Мстислав, а потом, пропуская Дмитрия перед собой, появился посадник. Он подошел к архиепископу и начал что-то шептать ему.
— А там бояре, вон смотри, на паперти, — показывал Микула рукой, но Иванко не видел их, ибо паперть была за помостом.
Площадь гудела тысячами голосов.
— А нам будет слышно? — обеспокоился Иванко.
— Услышишь! — крикнул Микула.
Иванко теперь не отрывал глаз от помоста. Вдруг трижды ударили в колокол.
— Чтоб замолчали все, — пояснил Микула.
И верно, шум начал утихать.
10Кирилл устроился лучше всех галичан. Он стоял на крыльце монастырского книгохранилища, а это было очень близко от помоста. Андриан помог ему в этом. Вчера шепнул своему гостю, что утром вече собирается.
— Хочешь все увидеть — ночуй у меня. Выйдем, когда все соберутся.
Мог ли перечить Кирилл? Да он с радостью поблагодарил Андриана, только вечером сбегал к своим и предупредил их, что ночевать будет у монаха Андриана.
С высокого крыльца хорошо видно всю площадь. Кирилл силится увидеть, где стоят галичане. Рассыпались они повсюду между новгородцами. Вон стоит Иванко с Микулой, а вон два дружинника, а там, слева, еще трое.
— А кто это напротив нас? — наклонился Кирилл к уху Андриана.
Андриан дернул его за руку и тихо ответил:
— Сейчас скажу, подожди… То купцы заморские… Не разговаривай громко, их биричи недалеко стоят, услышат.
У крыльца высокого каменного строения, вдоль стены, — широкий помост со скамьями. На них сидят безбородые напыщенные чужеземцы.
— Тот, который с самым большим посохом, — продолжал Андриан, — купец из Дании. Много денег имеет.
— Дания? — вопросительно посмотрел Кирилл.
— Есть такая страна на море, там, где солнце заходит.
— Как много их! — удивляется Кирилл.
— Много. Множество товаров к нам везут, но и от нас немало берут. Два двора занимают, немецким и готским те дворы называются. Пускай живут — хороший люди. Только тот, толстый, вельми лукавый — свейский купец.
— Который? — переспросил Кирилл.
— Тот, что возле высокого сидит. Хитрый, не любят его наши купцы.
Но Кирилл уже не слушал Андриана. Он наклонился вперед, едва не перескочил через перила.
— Свейский, говоришь?
— Свейский. Уже, почитай, больше года в Новгороде.
Кирилл качал головой и шепотом ругался.
— Ты чего? — всполошился Андриан. — Не заболел ли?
— Заболел? Отчего? — задумчиво ответил Кирилл. — Нет, не болен… Болен, болен, — торопливо добавил он, — болен от лютости… Ах ты, собака!
— Да что ты? Что ты? — испуганно потянул его в сени Андриан.
— Не тяни! — Кирилл оттолкнул старика от себя. — Смотри и запомни. Я тебе могу доверить тайну. Тот свейский купец — не свейский купец.
— Кирилл! Тише!
— А я же только тебе говорю. То не купец, а латинский поп. Зверь! Людомира замучил!
Сбиваясь, Кирилл поспешно рассказал Андриану о том, что происходило в яме, о том, как истязали Людомира. Окровавленный Людомир тогда уже ничего не видел, он не заметил, как насильно втолкнули в яму четверых галичан, схваченных на улице. Среди них был и Кирилл. «Смотрите! Расскажите своим галичанам, всем то же будет!» — неистово орал тогда Бенедикт, а монах подпрыгивал возле него.
Андриан побледнел и прошептал на ухо Кириллу:
— И этот… купец — он? Верно ли признал?
— Он! Узнал. Я его не раз в Галиче видел. Что теперь делать?
— Боюсь, — сжал Андриан руку Кирилла. — Поразмыслить надобно… Боюсь… Не поверят… Нет, поверят, а что с ним учинят? Ничего. Скажешь — тебя уберут, в яму бросят, рот заткнут. С этими купцами не будут ссориться.
— Уберут, — задумчиво промолвил Кирилл. — А что поделаешь?
— Молчи… Ты молод. Я сам… А то бояре вельми злые. Кто тебе или мне поверит? Я сам поймаю его на слове, пойду к купцам… Нет, к посаднику… Я ему покажу, как русских людей убивать! А ты не встревай, а то и домой не попадешь.
Архиепископ поднял крест, и стало так тихо, будто на площади не было ни единого человека.
— Люди Великого Новгорода! — услышал Иванко старческий голос. — Слушайте все. К нам прибыл посол из Галича, подмоги просит князь Даниил против иноплеменных.
Дмитрий вышел из толпы и поклонился. По толпе прошелестел ветерок.
— О! Дмитрий, Дмитрий говорить будет! — неожиданно вырвалось у Иванки.
На него зашикали.
— Люди русские новгородские! — громко прозвучал голос Дмитрия. Сняв шелом, Дмитрий три раза низко поклонился во все стороны. — К вам мы пришли! Галицкий люд просит вас. Грамоту князь Даниил написал к мужам новгородским. Когда злые люди обижают кого-нибудь из семьи, кто защищает? Свои! Кто щитом, становится для дитяти? Отец да братья родные. А к нам чужеземцы забрались. Король мадьярский баронов пригнал. Сидит Бенедикт в Галиче, веру нашу попирает, над женщинами враг глумится, дышать не дает. Долго ли так будет? Помогите, братья! Русских людей вызволите! Убивают враги, мучают…
Толпа зашевелилась, глухой ропот возмущения прокатился по площади:
— Наших убивают!
— Не дадим убивать!
— Врага изгнать!
— Братья ведь наши!
— Пойдем в Галич!
Архиепископ поднял крест, но людское море бурлило, кипело, из края в край перекатывался шум голосов. Он махнул рукой — трижды зазвонил маленький колокол. Шум утих.
— Посадник хочет говорить!
И в ответ где-то в толпе резкий голос разрезал тишину:
— Слушаем!
Приглаживая ладонью бороду, посадник поклонился и начал издалека:
— Люди русские всюду живут — и в Новгороде, и в Галиче… Но далеко они разошлись, рукой не достать. И солнце одно, а греет не одинаково.