Право на эшафот - Бронислава Антоновна Вонсович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сеньора Лусеро потеряла интерес к разговору и опять устроилась в кресле с книгой. Я думала, она отправится готовить зелья на продажу, но, похоже, запрет на работу касался и ее. Или она хотела полюбоваться на пару после благословения? Вот уж чего не хотела я. В конце концов, при желании это можно будет сделать без присмотра через слуховое окошко чердака. Но, увы, выяснилось, что оно выходит на торговые ряды, поэтому Теодоро мне сегодня больше было не суждено увидеть.
Решив, что это к лучшему, с энтузиазмом закопалась в ошметки книг и газет, которые до меня старательно изучали мыши. Так старательно, что наверняка могли ответить на все вопросы школьной программы. Впрочем, понять, что именно они изгрызли, не представлялось возможным, настолько мелкая труха осталась от книг. Может, это были учебники, может, романы, которые мне так старательно рекомендует сеньора Лусеро, а может, вообще книги по магии. Хотя последнее вряд ли: книги по магии магией же и защищаются.
Зато подшивки газет мыши не тронули. Возможно, потому, что те лежали высоко и съестным не пахли – и сейчас от газетных листков ощутимо несло краской. Или это была специальная пропитка? К примеру, от мышей. Но почему тогда ею не пропитывали книги?
Я задумчиво листала газетные страницы, приходя к выводу, что Сиятельные существовали отдельно, а обычные люди – отдельно, потому что новостей, касающихся Сиятельных, было мало, даже заметок о браках, рождениях и смертях. Скорее всего, у Сиятельных имелась своя пресса.
Но читать газетные заметки оказалось довольно интересно, особенно те, что касались городских происшествий, – этакий срез обычной жизни, в которую мне вскоре предстоит погрузиться. К сожалению, подшивок было немного, и через пару часов я вынужденно спустилась с чердака. Нашла ли я что-то интересное? Однозначно да, хотя и не то, что хотела.
– Ты вовремя, – приветствовала меня сеньора Лусеро. – Я как раз собиралась звать тебя обедать.
– Посыльный из трактира уже приходил? Я не слышала.
Не слышала, и как возвращались Теодоро с невестой. А ведь это наверняка проявлялось более шумно, чем приход посыльного. Последнего радостными воплями никто не приветствовал: сеньора Лусеро для этого слишком хорошо воспитана. Или недостаточно голодна.
– Как раз только что, – улыбнулась она, – и остыть не успело.
– А разогрев не считается работой? Иначе нам опять давиться холодным пирогом.
– Будет нормальный обед. Благословения не случилось, – со странным прищуром сказала сеньора Лусеро.
– Что?
– В храме Двуединого на пару не снизошло благословение, – повторила она.
– Да быть того не может, – изумилась, – не поверю, чтобы маги на этот случай ничего не припасли. Если Бог забывает про паству, маги должны стоять на страже интересов короны.
– Не богохульствуй. – Она дернулась ко мне с намерением стукнуть по губам, но ее рука застыла буквально в паре сантиметров от меня. – С вопросами веры шутить нельзя.
– Я думала, что маги не пускают вопрос благословения короля на самотек, – ответила, удивленная ее горячностью. – Двуединый может быть чем-то занят, а отсутствие благословения на королевской помолвке – дурной знак.
– Вот именно, дурной знак. Подделывать благословение – себе дороже, плохо заканчивается как для правителя и его страны, так и для имитаторов, – пояснила она. – Дураков нет так подставляться, даже не из Сиятельных не найдутся.
– И что теперь?
– Свадьбы не будет.
– Но она же нужна Муриции и Теофрении?
– Значит, Теофрения еще не искупила вину перед Двуединым. Возможно, если на их земле опять появятся свои Сиятельные…
Которые могут быть только потомками Сиятельных из соседних стран…
– Как-то со стороны Двуединого это не совсем благородно.
Сорвавшийся брак Теодоро меня не расстроил. Только принцессу было немного жаль. Но, возможно, для нее это к лучшему: найдет себе другого Сиятельного, брак с которым благословит Двуединый? Или не Сиятельного… Короче говоря, я была полностью за то, чтобы предоставить принцессе право выбора. Лишь бы в ассортименте не было Теодоро.
– Боги и не обязаны быть благородными. – Сеньора Лусеро осенила себя знаком Двуединого, я последовала ее примеру, уж очень пристально она на меня смотрела. – Не дано нам понять божественные замыслы. Двуединый милостив, но мы, смертные, это не всегда понимаем.
– И что теперь будет делать Теодоро? Он на этот брак возлагал определенные надежды. И не только он, вся страна.
– Будет ждать знака, – ответила сеньора Лусеро. – Как ты сказала, королевские свадьбы не пускают на самотек, особенно при таких неприятностях с помолвками.
– То есть это уже не первая?
– Вторая. – Она опять прищурилась, словно раздумывая, говорить мне или нет. – Смотрю, все важные новости прошли мимо вас.
– Просто интересы тети были направлены не в сторону Муриции.
– Вот как? Самой не получилось, так племянницу пристроить?
– О чем вы, сеньора?
– Называй уж меня тетей, чтобы не путаться, – бросила сеньора Лусеро. – Я о том, что твоя тетка чуть было не вышла замуж за наследного принца Варенции. До помолвки дело не дошло, но переговоры были. Мы тогда с ней еще дружили, поэтому я в курсе. Даже какие-то обследования Селия проходила.
– Обследования?
– Наследные принцы не женятся на ком попало. Помимо хорошего происхождения невеста должна быть здорова, способна к деторождению и невинна.
– У графини Хаго не было детей, – припомнила я.
А еще припомнила, что на родовом древе Эрилейских это была не первая тупиковая ветвь. Время от времени дамы из этого семейства не имели наследников, правда, и не всегда при этом они были замужем.
– Возможно, дело не в Селии, а в графе Хаго, потому что переговоры продолжались и после обследований.
– Почему тогда помолвки не случилось?
– Дружбе настал конец, а с ней – моей информированности о жизни Селии, – отрезала сеньора Лусеро, которой разговор чем дальше, тем меньше нравился. – Мы собирались обедать, не так ли? И… я нашла учебник по этикету, знание которого у тебя хромает.
Глава 24
На рынок я все-таки выбралась – через несколько дней, когда сеньора Лусеро убедилась в моей разумности. Правда, она сопротивлялась не только моему желанию прогуливаться по рынку, но и стремлению готовить, но я предложила ей сначала попробовать, а потом решать. Поджав губы, она недовольно кивнула, а я поняла, что для нее кулинария в исполнении Сиятельной – верх неприличия. Слишком сильно в ней укоренилось благоговение перед той частью общества, места в которой ее лишили. А еще я поняла, что она меня рано или поздно выдаст, если будет знать, где я, – к такому решению приведет вдолбленная с раннего детства уверенность в Сиятельном превосходстве
