Мародер - Виталий Забирко

Очень хотелось, округлив глаза, невинно переспросить: «Какой-такой Арчил-дебил?» Но я поступил по-другому.

– А ты таймстебля Воронцова знаешь?

В глазах Оганеза мелькнуло недоумение. Откуда ему знать о службе стабилизации, как, впрочем, и мне о местном криминальном авторитете?

– Нет? Тогда чего ты меня своей братвой пугаешь?

Рука Оганеза в кармане халата напряглась, он снова принялся буравить меня непримиримым взглядом. Но мне гляделки уже надоели.

– Слушай, чего надо? – намеренно с кавказским акцентом произнес я. – Утомил! Люля-кебаб стынет пиво греется… Иди, дорогой, я кушать буду.

– Кушай, дорогой, – неожиданно покладисто согласился Оганез, встал из-за стола, но руку из кармана халата не вынул. – За мой счет кушай…

И он принялся пятиться, не сводя с меня взгляда.

Я пожал плечами, демонстративно взял шпажку и впился зубами в люля-кебаб, но тут же, мысленно одернув себя, откусил маленький кусочек и принялся тщательно, не торопясь, пережевывать. Нечего потакать дурным привычкам – у кавказских народов не принято показывать голод. Уважать не будут.

В сторону избушки-кухни я принципиально не глядел. Давно понял, что ненароком встрял в какие-то местные разборки, но меня это мало волновало, хотя и было некстати. Пришел в кафе поесть, отдохнуть, так на тебе…

Я добавил в бокал пива, повернулся лицом к реке и, прихлебывая, стал смотреть, как по водной глади несется спортивный скутер. Красиво здесь живут…

В кресло напротив снова кто-то грузно уселся, но я не спешил поворачиваться. Наверное, примчалась «крыша» Оганеза выяснять отношения. Ну-ну, посмотрим, кто кого: они меня или Сатана их… В однозначном исходе я был уверен, но не собирался лишать братву гипотетического шанса.

Сделав глоток пива, я проводил скутер взглядом и медленно повернул голову.

Черт! Передо мной сидел таймстебль Воронцов и с неподдельным недоумением рассматривал меня. Будто первый раз видел. Легок на помине! О волке обмолвка, и он тут как тут… Или это поговорка другого народа? У русских, кажется, по-иному: не поминай лихо, пока оно тихо… На вселенское лихо Воронцов не тянул, но волк он был первостатейный. Тот ещё.

– Здр-драсте! – процедил я и по-волчьи оскалился. Чтоб, значит, соответствовать собеседнику. – Только вас и ждали-с! Не желаете ли присоединиться к трапезе? Щаз я пивка Оганезу закажу…

– Не ерничайте, Егор, вам не идет, – поморщился таймстебль и внезапно ткнул мне в щеку пальцем.

– Это еще что?! – отпрянув, возмутился я.

– Сидеть! – гаркнул Воронцов, и я невольно подчинился.

Он потыкал мне в щеку холодным, склизким, будто жабьим, пальцем и неопределенно хмыкнул.

– Не ожидал…

Явытер щеку салфеткой, и в этот раз мне не пришлось имитировать брезгливость. Сама проявилась.

– Чего не ожидал?

– В аэропорту я подумал о стекловолокнистом белье, но, оказывается, это было начало хроноадаптации. Редкое явление. Слышать слышал, но вижу впервые.

– Что еще за хроноадаптация? – хмуро поинтересовался я. Ощущение слизи на щеке не проходило – я взял чистую салфетку и снова потер щеку.

Воронцов подозрительно посмотрел на меня.

– Действительно ничего не слышали о хроноадаптации? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Хроноадаптация, хроноаберрация… Мало ли какие термины существуют в хронофизике? Я практик, а не теоретик. Мое дело – не преступать законы службы стабилизации.

Сказал инертно, без подтекста. В хроноадаптацию я не верил: скорее всего, это штучки набирающего силу Сатаны. Но таймстебль Воронцов почему-то решил, что я отпустил шпильку в его адрес, и скривил губы.

– Первый раз слышу, что пиллиджер не нарушает законы.

– Да, не нарушаю, – отрезал я и непримиримо посмотрел ему в глаза. Темные, мутные, с белесой слизью в уголках век. – По закону улицу переходят на зеленый свет, а на красный свет переходить запрещено. Я же перехожу улицу, когда на ней нет машин.

– Он еще и философ… – фыркнул Воронцов, но взгляд отвел.

– Так что такое хроноадаптация? – переспросил я.

– А вы за собой ничего не замечаете? – удивился таймстебль, и ехидная улыбка вновь заиграла на его губах. Мерзкие все-таки созданья, постанты… Неужели и обезьяны были такого же мнения о первых людях, как я о постантах?

– Что я должен замечать?

Воронцов довольно хихикнул. Гаденько у него получилось: будто жаба квакнула, и слюна брызнула.

– А вы, Егор, на свои руки посмотрите.

Я начал заводиться.

– А что мои руки? – Я повертел ладони перед глазами, положил на стол. – Руки как руки…

И тут я увидел, на что намекал таймстебль, – мои ладони не светились флуктуационным следом. Я уже привык, что тело, прикрытое межвременной тенью, не светилось из-под одежды, но почему не светились открытые ладони?

– Бывают случаи, когда хронер настолько вживается в чуждый ему временной континуум, что начинается хроноадаптация, – проговорил Воронцов. – Странно, что это происходит именно с вами… Хотя, если подумать, может, так и должно быть?

– Что должно быть? – хмуро поинтересовался я.

– То, чего не миновать! – внезапно развеселился таймстебль и этим окончательно испортил мне настроение. Что это они с Ваней-«небожителем» меня загадками кормят?

– И как к этому относятся в службе стабилизации? – хмуро поинтересовался я.

– А как, по-вашему, мы должны относиться к хроноадаптации, если она не нарушает целостности потока времени, а, наоборот, сглаживает флуктуационный след хронера до нулевой отметки?

– Неужели никак?

– Именно! – расцвел Воронцов неискренней улыбкой, и я насторожился. Очень хотелось послать его подальше, но вовремя одумался. Взял шпажку и принялся сосредоточенно жевать. Люля-кебаб был уже холодным, и бараний жир неприятно застывал на губах, будто слизь с пальца постанта.

– В таком случае, что вас ко мне привело? – спросил я, тщательно промокая рот салфеткой. Почему-то казалось, что жир скопился в уголках губ, как слизь в закисших глазах таймстебля.

– Эх, Егор Николаевич, Егор Николаевич… – притворно вздохнул он. – Я надеялся, вы человек разумный…

– Я не только разумный, но и умный, – небрежно отбрил я, отодвинул тарелку с остывшим люля-кебабом и вылил в бокал остатки пива. – И не стесняюсь это показывать.

– Не сказал бы, – категорически не согласился Воронцов жестким тоном, почувствовав, что я перехватываю инициативу.

– Это еще почему? – прищурился я и отхлебнул из бокала.

– Пока вы были обыкновенным пиллиджером, то вели себя тише воды, ниже травы. Образец законопослушного хронера, хоть иконы рисуй…