Тузы за границей - Гейл Герстнер-Миллер

– Джетбой!

Отец Кальмар и сенатор Хартманн пытались поговорить с ним, но его познания в английском языке ограничивались всего несколькими существительными, среди которых были «шоколад», «телевизор» и «Иисус Христос». Этот парнишка вел себя вполне адекватно – при виде отца Кальмара его глаза расширились, он протянул руку и с изумлением потрогал щупальца на лице священника, по-настоящему улыбнулся, когда сенатор похлопал его по плечу и сказал, что мы прилетели помочь им, хотя не думаю, чтобы понял хоть слово. Мы все стояли как громом пораженные, глядя, как его уносят, а он продолжал выкрикивать что-то, размазывая кровь по впалым коричневым щекам.

Кошмарный день с начала до конца. Вечером, когда мы уже вернулись в Аддис-Абебу, наш водитель провез нас мимо пакгаузов, где стояли контейнеры с продовольствием для голодающих – кое-где их пришлось даже составлять друг на друга. Хартманн пришел в ярость. Если кто-нибудь и в состоянии заставить это продажное правительство оторвать задницы от кресел и накормить свой голодающий народ, то это он. Я молюсь за него – вернее, молился бы, верь я в бога… вот только что это за бог, который допускает то непотребство, которого мы насмотрелись за время этой поездки…

Африка ничуть не менее прекрасна, чем любой другой континент. Сколько всего я увидел здесь за последний месяц. Водопад Виктория, снега Килиманджаро, многотысячные стада зебр, пасущиеся в саванне, – как будто полосатый ветер колышет высокие травы. Я бродил по развалинам гордых древних царств, названия которых были мне неизвестны, держал в руках изделия пигмеев, видел лицо бушмена, на котором отразилось любопытство, а не отвращение, когда он смотрел на меня. Однажды во время посещения охотничьего заказника я проснулся на рассвете и, выглянув в окно, увидел двух огромных африканских слонов, которые подошли к самому зданию, а между ними стояла самая настоящая Радха – обнаженная, в нежном свете зари, и они касались ее своими хоботами. Я отвернулся – сцена показалась мне очень интимной.

Да, я видел красоту этой земли и красоту ее детей, чьи лица полны теплоты и сострадания.

Однако, несмотря на всю свою красоту, Африка произвела на меня тяжелое и удручающее впечатление, и я покину ее с радостью. И дело тут не только в том лагере беженцев. До Эфиопии были еще Кения и ЮАР. До Дня благодарения еще очень долго, но то, свидетелями чему мы стали за прошедшие несколько недель, вызвало у меня такое желание возносить благодарности, какого я никогда не испытывал в Америке в самодовольную ноябрьскую пору торжества обжорства и футбола. Даже джокерам есть за что возносить благодарности. Я и так это знал, но Африка донесла простую истину до моего сознания с грубой очевидностью.

Начинать этот этап нашего путешествия с ЮАР было довольно жестоко. Безусловно, ненависть и предрассудки встречаются и у нас, но мы при всех наших недостатках хотя бы достаточно цивилизованны, чтобы сохранять видимость терпимости, мирного сосуществования и всеобщего равенства перед законом. Когда-то я назвал бы такой подход лицемерием, но это было до того, как я хлебнул той действительности, в которой живут Кейптаун и Претория, где бесчинства творятся в открытую и с благословения закона, насаждаемого железной рукой в бархатной перчатке, которая давным-давно вытерлась и износилась до прозрачности. Некоторые утверждают, что Южная Африка пусть и ненавидит, зато открыто, тогда как Америка ханжески прикрывает свое истинное лицо маской добросердечия. Может, оно и так… но я в таком случае выбираю ханжество и благодарен за такую возможность.

Пожалуй, первый урок, который мне преподала Африка, состоял в том, что в мире есть места и похуже Джокертауна. Второй же заключался в том, что бывают вещи и похуже неравенства, и получили мы его в Кении.

Как и большинство других государств Центральной и Восточной Африки, Кению самая страшная эпидемия дикой карты обошла стороной. Конечно, изредка споры вируса проникают и сюда – с воздушными потоками, а чаще через морские порты с зараженным грузом, который был плохо обеззаражен или не обеззаражен вообще. В большинстве портов мира на контейнеры американских благотворительных организаций смотрят с большим подозрением, и не без основания, так что многие капитаны изрядно поднаторели в сокрытии того факта, что последним пунктом захода их судна был Нью-Йорк.

Внутри страны случаев заболеваний дикой картой почти не отмечено. Находятся такие, кто утверждает, будто покойный Иди Амин был кем-то вроде безумного туза джокера, обладавшего такой же огромной силой, как Тролль или Гарлемский Молот, и способностью превращаться в некое магическое существо – леопарда, льва или ястреба. Сам Амин похвалялся, будто может чуять своих врагов телепатически, а те немногочисленные его враги, которым удалось пережить его, говорили, что он был людоедом и считал человечину необходимой для поддержания его магических сил. Однако вся эта чепуха – слухи и пропаганда, Амин, будь он джокер, туз или свихнувшийся натурал, определенно мертв, а официально зарегистрированных случаев заболеваний дикой картой в этих краях мало.

Но в Кении, как и в прилегающих к ней государствах, свирепствует другой грозный вирус. Если дикая карта здесь – пустой звук, то СПИД приобрел масштаб настоящей эпидемии. Пока президент принимал сенатора Хартманна и большую часть нашей группы, остальные предприняли утомительную экскурсию по полудюжине клиник в сельских районах Кении, перелетая из одной деревушки в другую на вертолете. Вертолет нам выделили всего один, совсем старенький, да и тот по настоянию Тахиона. Правительство предпочло бы, чтобы мы почитали лекции в местном университете, встретились с педагогами и политическими деятелями, посетили заповедники и музеи.

Большинство моих коллег с радостью подчинились. Дикой карте уже сорок лет, и мы привыкли к ней, но СПИД – вот новый ужас нашего мира, и мы лишь только начали постигать его. У нас его считают болезнью гомосексуалистов, но здесь, в Африке, это убеждение опровергается на каждом шагу. Только на одном Черном континенте он уже собрал более обильную жатву, чем такисианский ксеновирус за все те сорок лет, что прошли со дня его распространения.

И СПИД, похоже, напасть куда более грозная. Дикая карта убивает девяносто процентов тех, кто вытащил ее, причем зачастую гибель эта ужасна и мучительна, но разница между девяноста и ста процентами не столь уж ничтожна, если входишь в тот десяток, кому посчастливилось выжить. Это разница между жизнью и смертью, между надеждой и безнадежностью. Некоторые заявляют, что лучше умереть, чем жить джокером, но я не из их числа. Пусть моя жизнь не всегда была счастливой, у меня есть воспоминания, которые я бережно храню, и достижения, которыми я горжусь. Я рад, что прожил эту жизнь, и не хочу умирать. Я смирился с тем, что скоро умру, но отнюдь не зову к себе смерть. У меня еще слишком много неоконченных дел. Говоря словами Роберта Томлина: «Я еще не посмотрел “Историю Джолсона”». И у каждого из нас есть своя такая «История».