Порождения войны - Яна Каляева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый конь упал, придавив всадника, от седьмого Сашиного выстрела. Второго всадника Саша сняла десятой, последней, пулей и едва успела увернуться из-под копыт его лошади.
Что там было про сберечь себе пулю? Уже неважно. На Сашу скакали два других всадника. Третьей обоймы у нее не было. Маузер она бросила на землю. Рядом застонал раненый. Саша бросилась к нему и подхватила его винтовку со штыком. Вовремя — едва успела подставить ее под клинок наскочившего кавалериста. Клинок удалось отклонить, только приклад винтовки разбил ей лицо. В рот хлынула кровь. Кавалерист проскакал дальше — Саша не стоила того, чтоб терять ради нее скорость. Тут же наехал следующий, с другой стороны, занес клинок — и этот удар Саша отразить уже не успевала…
Клинок замер на взмахе.
— Ты тут чего? — растерянно спросил кавалерист, осадив лошадь. — Бабам неча тут…
Саша посмотрела ему в лицо. Парень был поразительно похож на ее Ваньку, разве только на пару лет старше. Наверно, он никогда не видел женщин в бою. Наверно, он много чего не видел.
Саша глянула ему в глаза и сказала то, чего никогда не говорила Ваньке:
— Как же ты вырос, — шаг к нему, — сынок.
Парень раскрыл рот, вытаращился на нее. Сжимающая рукоять шашки рука ослабила хват.
Удерживая его взгляд своим, Саша со всех сил загнала штык ему под ребра и провернула.
— Мама… — прохрипел парень. Розовая пена пошла у него изо рта — пробито легкое, не жилец.
Лошадь взвилась на дыбы и унесла его прочь. Саша едва успела выдернуть штык.
— Помоги, комиссар, — простонал раненый, у которого Саша взяла винтовку. Он зажимал рану руками. Саша достала свой перевязочный пакет, зубами разорвала упаковку и бросила бинт раненому. Если сможет перевязать себя, выживет.
Пара кавалеристов миновала ее с каким-то пренебрежением, держась на безопасном отдалении от залитой своей и чужой кровью бабы. Следом за основной массой ехали две группы по несколько всадников. Одна из них крепила к патронным двуколкам заряды и поджигала огнепроводные шнуры. Другая осадила коней возле Саши и взяла ее в полукольцо, прижав спиной к линейке. Прямо напротив остановился поручик, Сашиного возраста или чуть старше, с американским пистолетом в руке. Он посмотрел Саше в глаза, секунду-другую изучая.
— Комиссар, — не то сказал, не то спросил поручик.
— Батя твой — комиссар! — выкрикнула Саша и оскалилась. Рот наполнился кровью из рассеченной губы.
Кобура маузера, конечно, выдала ее. От кожанки Саша отказалась еще в Петрограде, носила простую солдатскую форму — именно на такой случай. А от маузера отказаться не смогла.
Совсем близко раздались длинные, на треть диска, очереди «льюиса». В разведкоманде пятьдесят первого полка таких было два. Где-то в голове колонны ударил первый взрыв.
Наши подходят, поняла Саша. Но обоз разгромлен, скверно…
Поудобнее перехватила винтовку.
— Эту — живьем! — скомандовал поручик и дважды выстрелил Саше в лицо.
Саша инстинктивно зажмурилась и слишком поздно поняла, что пули ударили в стенку линейки поверх ее плеч. Распахнув глаза, боковым зрением увидела, как один из конников, далеко перегнувшись из седла, хватил ее шашкой плашмя по голове. Уклониться или отразить удар не успела.
Сырая от крови земля приняла ее в объятья. Стало тихо и темно.
Глава 19
Полковой комиссар Александра Гинзбург
Июнь 1919 года
Саша тонула. В первые секунды она ощущала только прохладу и покой, но потом вода хлынула в легкие, и они словно запылали. Саша забилась, пытаясь вырваться к воздуху, но что-то давило сверху, не позволяя вынырнуть. И только когда она уже почти перестала дергаться, кто-то выдернул ее из воды за волосы.
Через минуту она откашлялась и снова смогла дышать.
— Так-то лучше, — сказал человек, перед которым она почему-то стояла на коленях. Он сдвинул в сторону ведро с водой, размахнулся и ударил ее по лицу.
Саша упала на бок, попыталась подняться, что непросто оказалось со связанными за спиной руками. Рана на затылке ритмично посылала волны боли по всему телу.
Подняться удалось только на колени. Перед глазами все плыло, склеенные запекшейся кровью волосы падали на лицо, и все же Саша рассмотрела на том, кто ударил ее, погоны прапорщика. Солнце в глаза… двор, мощеный булыжником… рядом солдат… нет, двое.
Прапорщик взял траншейный нож и методично разрезал по швам ее гимнастерку, оставив на ней только сорочку.
— Работайте нагайками, — приказал прапорщик. — Не калечить. Пока.
От первого удара Саша вскрикнула, после прикусила губу. Ее хватило на пару минут и десяток ударов, но когда нагайка попала по сгибу локтя, Саша дернулась и закричала в голос. Прапорщик поднял ладонь, приостанавливая казнь. Взял Сашу за подбородок, посмотрел ей в лицо.
— Попроси, — сказал он, — и мы остановимся.
Саша судорожно всхлипнула, набрала полную грудь воздуха и высказала, в каком именно виде она хотела бы видеть солдат с их нагайками, Новый порядок, Великую Россию, лично прапорщика, его матушку и чертово солнце. Особенно солнце. Все грязные ругательства, некоторых из них она никогда не произносила прежде, пришлись теперь кстати. Уязвить прапорщика она не надеялась — он наверняка каждый божий день слышал и не такое. Саша наполняла злостью саму себя. Злость вытесняла страх, притупляла боль, прочищала голову.
Прапорщик усмехнулся и ударил ее мыском сапога в лицо. Рот наполнился горячей кровью. Саша едва успела наклониться вперед, и ее вырвало.
Пока ее выворачивало, ее не трогали, и это дало шанс собраться с мыслями.
Им ничего не стоит засечь ее
