Синтез (СИ) - "Токацин"

— Я думал, ты уже загрузил уран… — он провёл пальцем по виску, что-то припоминая. — Или не было времени сделать сферы? Что у тебя там?

Гедимин собрал все контейнеры и сейчас готовился их распаковать — разворачивал защитные экраны над верстаком и проверял, как работают манипуляторы. Сам он целиком в поле не закутывался — прикрыл только руки до локтей и надел шлем и респиратор.

— Плутоний. Хватит на замену двух сфер. Работать мне с ним всё равно некогда.

Последние недели (когда удавалось оторваться от прессовки урановых таблеток и нарезки бесшовных труб) его занимали только три излучателя, припрятанных в стенных нишах «грязной» лаборатории, — практически бластеры, только подогнать по руке и приделать удобную рукоять… Несложные системы обсидиановых линз и защитных экранов, генерируемых встроенной «оджи», на вид — обычные фриловые трубки полуметровой длины. Сам опыт, для проведения которого они были сделаны, выглядел ещё проще — оставалось найти пару часов и как следует к нему подготовиться…

— Плутоний? Из РИТЭГа и твоей установки? — Хольгер недоверчиво покачал головой. — Отдаёшь его Ведомству? Учти, оно не вернёт.

— Ну и на Сатурн его, — пожал плечами Гедимин. — Надо как-то поднимать выработку. У нас до сих пор не наберётся полукилограмма, а работаем мы третий год.

— Если Ведомство будет растаскивать ирренций, мы никогда ничего не накопим, — сузил глаза Хольгер. — Не знаю, что тут делать. Я бы откладывал «излишки» при выгрузке, ты мог бы поставить ещё одну сферу в укромном месте… но от Константина и Альваро трудновато будет спрятаться.

— Как надоели эти прятки… — Гедимин досадливо поморщился. — Пусть забирают, что хотят. В этом году надо заняться исследованиями. Я ничего не знаю об ирренции — и при этом берусь строить реакторы. Поэтому такая ерунда на выходе.

— Тебе виднее, — задумчиво покивал Хольгер. — Да, наверное, это разумно. Пока из Лос-Аламоса тоже нет новостей. Может, и им следовало бы заняться исследованиями.

«Не забыть зайти в форт,» — подумал Гедимин. У него пока не было времени ни на что — даже на свежую почту, но он надеялся, что Герберт Конар не изменил традиции, и кексы с перцем и горчицей ждут сармата на посту охраны. Новостей из Лос-Аламоса действительно давно не было — в последних письмах учёный рассказывал о «беспокойстве» со стороны военных, о студентах-«зоозащитниках», снова отловленных рядом с лабораторией радиобиологов, и о досадном происшествии с одним из лаборантов, получившим лучевой ожог кисти. Реактор в Лос-Аламосе ещё не собрали — и Гедимин робко надеялся, что успеет первым.

С тремя сферами, установленными в хранилище — одной урановой и двумя плутониевыми — казалось, ничего не происходило, и только возросшее альфа-излучение и еле слышный свист газоотводов, откачивающих лишний гелий, напоминали о процессе, идущем под защитным полем. Ирренций исправно синтезировался — как надеялся Гедимин, в полтора раза быстрее, чем раньше.

Странно было осознавать, что вся рабочая смена — от начала до конца, до последней секунды — полностью свободна и может быть потрачена на что угодно, хоть на чтение почты в «чистой» лаборатории, хоть на раскладывание деталей ровным слоем по верстаку. Ещё первого января плутониевый реактор был доверен новым операторам, и до сих пор троим сменщикам ни разу не потребовалась помощь Гедимина или Хольгера. До выгрузки ирренция оставалось два месяца, до перезагрузки реактора — все четыре, задания Ведомства поделили между собой Константин, Иджес и Хольгер. Гедимин, в растерянности бродя по коридорам и лабораториям, чувствовал себя очень странно.

Пару минут он потратил на рассматривание кольцевого облучателя. Опыт, поставленный давным-давно — как иногда казалось сармату, лет десять назад — ещё не завершился, но образцы уже много месяцев не показывали Гедимину ничего нового. Заражённые материалы медленно превращались в ирренций — гораздо медленнее, чем плутоний, так что это не представляло для сармата никакого интереса; незаражённые оставались «чистыми». «Установки для работы с ирренцием придётся делать из рилкара,» — в очередной раз сделал вывод Гедимин, вспоминая фриловые трубки, спрятанные в «грязной» лаборатории. Фрилы, по свойствам близкие к металлам, были давно выпущены в производство, оставалось подобрать нужный, — например, тот, что пошёл на излучатели. Металлических деталей в них не было вообще.

Сегодня Гедимин впервые достал эти трубки из укрытия и подобрал для них штативы. В самом опыте не было ничего сложного — направить два луча в одну точку, сфокусировать на ней пронизывающее излучение сигма-сканера и посмотреть, что получится. Сложнее было убрать из опасной зоны всё, что могло сломаться…

Константин застал сармата за сооружением барьера из фриловых щитов и защитных полей, — Гедимин в очередной раз зашёл в «чистую» лабораторию за материалом и не ожидал, что командир «научников» внезапно отвернётся от экрана.

— Чем это ты занят? — настороженно спросил он.

— Работой, — коротко ответил Гедимин. С тех пор, как плутониевый реактор был построен, Константин снова стал чрезмерно подозрительным и всё чаще вспоминал о технике безопасности — и его интерес сармату очень не понравился.

— Не помню, чтобы поручал тебе выносить отсюда щиты, — сказал командир, поднимаясь из кресла. — Что ты будешь с ними делать?

— Закрою химические реакторы. Целее будут, — нехотя пояснил Гедимин. Глаза Константина сузились.

— Раньше это тебе не требовалось. Новые опыты? С чем на этот раз?

— Ничего нового не нужно, — качнул головой ремонтник. — Хватит того, что есть. Поставлю побольше щитов для надёжности.

— Пойду посмотрю, чем ты там занят, — сказал Константин.

…Прикрыть реакторы было недостаточно — Гедимин установил множество экранов там, где, по его мнению, мог пройти луч опасной интенсивности. Константин, осмотрев их, остался недоволен — и тут же своё недовольство высказал. Гедимину очень хотелось взять его за плечо и выставить из лаборатории, но на этот раз он сдержался.

— Там нечему взрываться, — в третий раз сказал он, хмуро глядя на командира. — Там нет ни одной частицы.

— В месте столкновения пучков есть, как минимум, атмосферный воздух, — парировал Константин. — И потом — что ты знаешь об омикрон-квантах?

— Они не придут сами и не расскажут о себе, — недобро сощурился Гедимин. — Нужно их изучать. Атмосферный воздух — не динамит и даже не ирренций. Никаких взрывов тут не будет. А если что-то случится, экраны примут удар на себя.

— Кто будет здесь во время эксперимента? Ты? — командир смерил сармата угрюмым взглядом. — Закроешься полем. А лучше — выйди в коридор. Тебе что, в прошлый раз ожогов не хватило?

Гедимин пожал плечами и, оттянув перчатку, провёл пальцем по старому серому шраму.

— Не вижу причин для шума. Несколько пятен на коже — не повод прекращать исследования.

— Константин утверждает, что это рванёт, — сказал Линкен, глядя на прикрытую защитным полем установку. Его глаза побелели и зажглись странным огнём, и дышал он чаще и громче обычного, — намёк на новую, ещё неизвестную ему взрывчатку не мог не взволновать его. Гедимин досадливо щурился и отворачивался.

— А я говорю — не рванёт, — буркнул он. — Это просто кванты. Там нет вещества. Ни единого кварка. Там нечему взрываться.

Линкен криво ухмыльнулся.

— Знал многих охранников и даже офицеров космофлота, которые так говорили. О разных вещах. Взрываться всегда есть чему. Здесь можешь мне поверить.

— Ну так выйди и закрой дверь, — отозвался Гедимин. — Ещё поранишься.

«Интересно, что цензура затёрла всё, что Герберт написал мне об опытах с пучками,» — думал он, отвернувшись от Линкена и в очередной раз проверив, куда направлены «щупы» сигма-сканера. Прибор не должен был проверять весь воздух между ним и защитным экраном по другую сторону от установки; Гедимин хотел знать, что конкретно станет с атмосферой в точке столкновения омикрон-пучков.