Парламентер - Любовь Безбах

— Мое судно столкнулось с метеоритом, и я осталась без связи, — ответила Поморова. — Этим объясняется мое вынужденное молчание. Сейчас я нахожусь на борту пассажирского транспорта "Селена". Пассажиров на борту нет — транспорт опечатан Департаментом межпланетных пассажирских перевозок.

— Сколько человек находится на борту, кроме вас?

— Только владелец "Селены".

Я задумчиво оглядел космического робинзона. Аспидно-черная борода почти полностью закрывала лицо, а глаза маслянисто вращались. Поморова по-детски издала неприличный смешок.

— С кем имею честь? — осведомился я у робинзона.

— Юрий Табунов, владелец "Селены". Безработный, — прохрипел тот.

— Я направляюсь на Землю одна. Пилоты Власова вывели канонерку в космическое пространство и покинули судно в шлюпке. Я не собиралась садить канонерку на Землю. Предполагалось, что меня снимут с борта ваши люди и доставят на Землю.

— Вы сказали, что летите сюда на военном судне. Я не ослышался?

— Пушки демонтированы. Как видите, против вас я полностью безоружна.

Поморова развела в стороны белые ладошки.

— Я убежден в этом. Продолжайте, прошу вас.

— Как вы знаете, Власов до войны пятнадцать лет провел в космосе, причем не один, а с большой командой. Большую часть времени эскадра находилась за пределами территории Содружества. Астронавты производили высадки на разные космические объекты, наблюдали за жизнью Вселенной. За все это время на эскадре накопился большой объем исследовательского материала о Вселенной, того материала, которым Земля не располагает.

Я слушал без комментариев, только кивал головой, ободряя юную собеседницу. Почему Власов прислал именно ее, а не профессионального дипломата?

— Это очень большой объем информации, господин Адамсон, — рыжая Поморова лучезарно улыбнулась, и я не пытался сдержать ответную улыбку. — Кроме того, профессор Качин и его команда постоянно проводили исследования в области внеземных болезней и эпидемий. Они добились неплохих результатов. Все наши люди привиты от многих болезней, чего нельзя сказать об остальной части человечества.

— Любопытно, — обронил я. — О каком профессоре Качине вы говорите?

— Качин Иван Сергеевич, который вот уже двадцать лет считается без вести пропавшим.

— Он находится в банде Власова? — удивился я.

— Да, причем добровольно. Возвращаться домой он не собирается и считает себя преступником наравне с Матв… Власовым.

— Чем он объясняет нежелание возвращаться домой? Только ли опасениями попасть под трибунал?

Поморова помедлила.

— Точно не знаю, — сказала она. — Он утверждает, будто на флоте Власова он принесет человечеству больше пользы.

— Да, это интересно. Что Власов собирается делать со всем собранным материалом?

— Передать его на Землю.

— Разумеется, не безвозмездно.

Я уже понял, что хотел Власов.

— Да, не безвозмездно, — согласилась Поморова. — Материал имеет цену, как и всякая информация.

— Какова же цена?

— Нас здесь только двое, а я должна назвать цену не только вам. Позаботьтесь, чтобы во время следующего сеанса связи присутствовали не только вы и не только комиссия, которую вы наверняка уже собрали, но и журналисты.

— Комиссия собрана, журналисты тоже будут, — пообещал я. — Наш сегодняшний разговор записан и будет предоставлен комиссии. Вопросов у них к вам будет больше, чем вы хотели бы. Уважаемый господин Табунов, сколько времени требуется вашему транспорту, чтобы добраться до Солнечной Федерации?

И без того мрачный Табунов насупился еще больше.

— Не меньше трех недель, — с неохотой процедил он.

Большей скорости для межпланетного пассажирского транспорта с дедвейтом полторы тысячи тонн, рассчитанного на короткие прыжки в подпространстве, ожидать не приходилось.

— Будьте добры, подсчитайте точную цифру, — указал я Табунову. — Чуть позже с вами свяжется оператор. Госпожа Поморова, как вы знаете, далее на вашем пути находится зона, удаленная от трасс, где видеосигнал не улавливается, а вас желают не только слышать, но и видеть. Мы свяжемся с вами, как только вы войдете в зону приема, находящуюся в ведении Солнечной Федерации, будьте готовы. Члены комиссии собираются побеседовать с вами еще до того, как вы ступите на Землю.

Видеофон дальней связи погас. Организованная мною комиссия желала побеседовать с посланником Власова как можно быстрее, хоть сейчас, даже без видеосвязи, одновременно никто не хотел преждевременной огласки первых результатов переговоров. Именно нежелательная огласка являлась настоящей причиной, почему я отложил переговоры на три недели. Я поднял трубку внутреннего телефона:

— Будьте добры, проверьте, откуда звонил абонент по внеземной связи.

И еще один звонок:

— Досье на Юрия Табунова, владельца пассажирского каботажного транспорта "Селена".

Теперь я знал визуально, кого Власов отправил парламентером. Это было сюрпризом. Если Власов считает, будто у меня нет своих людей у него в банде, то он глубоко заблуждается. Возможен другой вариант: он об этом знает, но закрывает на это глаза. Я был в курсе, что его команда осваивает удаленную планету, и знал, где она находится. Правительство Содружества об этом не догадывалось, до поры я целенаправленно скрывал этот факт, позволяя Власову выкручиваться на свой лад, чтобы его люди не умерли от голода на своей Онтарии. Разумеется, я знал далеко не все. Мне никак не удавалось выяснить, где Власов отстроил себе военный флот, и где его команда черпает финансы.

На следующий день я узнал из закрытой картотеки Содружества (списки колонистов Онтарии предназначались только для внутреннего использования), кем является парламентер с неведомой Онтарии. Мария являлась уроженкой государства Зарбай, весьма удаленной от Солнечной Федерации. Когда Марии было шесть лет, ее семья попала на яхте в катастрофу где-то на задворках Содружества. До ближайшей населенной планеты было далеко, и родители попытались спасти с гибнущей яхты хотя бы дочь. Они спустили ее с яхты в скафандре-капсюле, обеспечившей Марии анабиоз. Когда ее подобрало одно из судов власовской банды, ей было уже 14 лет. Мои люди, работающие на Онтарии, как-то оговорились, будто Поморову подобрали в космосе уже без скафандра, но оговорка походила на слишком типичную байку. Еще девять лет она провела в команде Власова. Похоже, "бандиты" неплохо ее воспитали. Да, это будет сюрпризом не только для меня, но и для комиссии. Со своей внешностью, молодостью, непосредственностью она имеет шансы понравиться комиссии, даже несмотря на полное отсутствие опыта. Правда, этого мало, очень мало для победы. Я решил не ломать голову, почему Власов не удосужился отправить на Землю с миссией кого-нибудь из своих дипломатов. Если Поморова провалит миссию, Власов уже не поступит так опрометчиво. Я вдруг поймал себя на том, что настроен помогать Поморовой в ее деле. Мне же следовало сохранять нейтралитет. С другой стороны, Содружество только выиграет оттого, что раздвинет свои границы, увеличится еще на одну планету, освоение которой идет полным ходом, и мое желание помочь посланцу в моих глазах было вполне оправданным. Я догадывался, какую цену запросит парламентер за исследовательский материал.

МАРИЯ ПОМОРОВА

Я шла к своей цели легко и непринужденно, так же, как легко я добивалась и всего остального. Так же легко я преодолевала науки, училась сложному штурманскому ремеслу и постигала тайны души человеческой, хотя последнее меня никогда особенно не занимало. Впереди простирались три недели, я считала этот срок достаточным для победы. Я без труда догадалась, почему Адамсон не захотел беседовать со мной вне зоны Солнечной Федерации. Не хочет, чтобы нас слушали другие члены Содружества. Несмотря на дружбу, табачок Содружества по-прежнему был врозь. Три недели дороги — это хорошо. Еще ни разу я не пыталась влюбить в себя мужчину, хотя сама влюблялась не раз. На эскадре следовало соблюдать рамки приличия, и это еще мягко сказано. Мне даже в голову не приходило вести себя вызывающе. Военная дисциплина не располагала к фривольностям. А здесь, за пределами военного линкора, я вдруг почуяла вольницу и опьянилась ею. Я не думала, что буду делать потом. Наверное, заберу Юрия с собой на Онтарию. Ведь Землю он настолько не любит, что предпочел болтаться в космосе в полном одиночестве, чем жить на Земле.

Я часто украдкой рассматривала его и гадала, догадывается ли он о моем чувстве к нему или нет. Сначала он смотрел на меня с настоящей ненавистью, и это смешило меня, а потом его взгляд потеплел. Изредка он даже мне улыбался. Я никогда раньше не встречала таких мрачных и неразговорчивых людей. После моей беседы с Адамсоном он сбрил свою чернющую бороду и подстриг длинные обломанные ногти. Он испытал неловкость перед гендиректором УГБ за свой внешний вид, и эта догадка тоже меня смешила. Мне нравилось угадывать, о чем он думает и что чувствует, хотя мне это редко удавалось. Пока он не сбрил бороду, я и не догадывалась, насколько он красивый. Никогда я не видела таких красивых глаз у мужчины — больших, черных, влажных, словно смазанных раскаленным маслом. Когда он смотрел на меня своими глазами, у меня все внутри обрывалось. Я готовила для него еду, которую пришлось научиться готовить на Онтарии, потом с удовольствием смотрела, как он ест. Я часто смеялась при нем. Мне не составляло труда смеяться, я умела видеть смешное буквально во всем, что меня окружало. Я принимала при нем самые красивые позы. Я часто с удовольствием смотрела на себя в зеркало: "Я ль на свете всех рыжее, всех рыжее и рыжее?" — и сооружала себе замысловатые прически. Гита Рангасами научила меня любоваться собой в зеркале и управляться с волосом. Юрий неизменно улыбался моим новшествам на голове, а значит, он меня видит и оценивает, и это радовало меня. Я не взяла с собой свои многочисленные наряды, которыми были забиты все мои шкафы на "Тихой Гавани". Теперь я об этом жалела, перебирая в памяти платья разнообразнейших фасонов — и строгих, и открытых, и совсем легкомысленных, и элегантные костюмы. У меня было с собой несколько костюмов для разных случаев, но теперь их запас казался мне удручающе скудным. Я желала по-разному демонстрировать свою фигуру, показывать себя в разных одеяниях. Мне хотелось постоянно меняться, быть разной: то загадочной, мечтательной, романтичной девой, то умным, проницательным прагматиком, верящим только в науку, то неуправляемым веселым человечком. Мне казалось, что мне это удается. Довольно часто я ловила на себе его горячие взгляды (раскаленное масло на сковороде!), и это меня вдохновляло.