Семья Тибо (Том 1) - Роже дю Гар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мартен дю Гару ничего не стоило превратить последние эпизоды "Лета 1914 года" в апофеоз пацифистского, индивидуалистического бунта. Но он не сделал этого. Он заставил Жака упасть с неба, прежде чем тот успел сбросить листовки. Французский жандарм пристреливает умирающего Жака как шпиона. Гибель Жака - героический подвиг. Но его гибель бессмысленна, и Мартен дю Гар подчеркивает ею исчерпанность индивидуалистических форм борьбы. Это крушение целой системы французской мысли. Бессмысленно сгоревший, "упавший с неба" Жак - почти символ. Он остается примером цельности характера и моральной высоты. Но гибель его подчеркивает историческую ограниченность и относительность такого характера. Его пламенная, но не гибкая целеустремленность в дальнейшем уже недостаточна. Она должна уступить место иному сознанию, более зрелому, более народному и революционному. И писатель, поднимая образ Жака, как образ душевной высоты, достигнутой в непримиримом бунте, зовет тех, к кому обращен роман, продолжить борьбу Жака, но не повторять его жизнь. Продолжить путь Жака теперь уже можно и нужно иными путями. Сыну Жака Жан-Полю в 1939 году было бы двадцать четыре года. Возможно, он стал бы бойцом антифашистского Сопротивления. Но в справедливой войне против гитлеризма лозунгом его и его сверстников будет уже не "мир", а вооруженная борьба. А внуки Жака в 60-х или в 70х годах должны были бы бороться против империалистических войн опять под новыми лозунгами.
В "Эпилоге" завершается путь и Антуана Тибо. Отравленный ипритом, зная, что он обречен, Антуан подводит итоги той переоценке ценностей, которую вызвали в нем четыре года фронта. Ибо они провели грань между теми, кто воевал, и теми, кто посылал умирать. Антуан становится теперь на сторону Жака. Он понимает, что бунтарь Жак больше, чем он, сумел остаться самим собой. Философия эгоизма распадается, когда Антуан пытается осознать смысл мировой катастрофы и потрясений, еще предстоящих миру. Блестящий медик робко начинает задумываться над социальными проблемами, которые он, специалист, раньше так презирал. Сцены медленной агонии Антуана принадлежат к самым большим психологическим достижениям Мартен дю Гара. Отчаяние Антуана - не от сознания своего ничтожества перед небытием, но от страстной любви к жизни, от ужаса перед тем, что он уйдет, не успев осуществить себя целиком. Он пытается мысленно выйти за пределы своего "я". Умирая, он полон мыслей о конце войны, о будущем Европы. Теперь он остается прежде всего ученым. Иначе, чем Жак, Антуан тоже превращает свою гибель в подвиг, создав из наблюдений над распадом собственного тела научное открытие. Самую свою смерть он превращает в творчество.
Жизнь Антуана заканчивается в дни подписания Версальского мира, в преддверии новой эпохи. Разгадать ее стремятся все герои "Эпилога" - и какая смесь прозрений, догадок и наивных иллюзий в их размышлениях! Антуан все время возвращается к идее медленной эволюции человечества. Именно он поддается новым для него пацифистским иллюзиям. Лига наций, Вильсон, Соединенные Штаты Европы - не есть ли это средства навсегда покончить с войной? Антуан мыслит так, как он только и мог мыслить в 1918 году. В нем соединяются идеи организованного капитализма, иллюзии буржуазной демократии, концепции биолога. Но и он предчувствует непрочность уродливого Версальского мира, возможность в будущем новых кровавых конфликтов. И он предчувствует впереди новую длительную эпоху потрясений.
Последние мысли Антуана, как и автора, как и весь роман в целом, обращены к маленькому Жан-Полю, сыну Жака. Бунтарская линия Жака не погибла, она продолжена в "Эпилоге" судьбой Женни и ее сына. Все лучшие друзья Жака в Советской России (замечание, брошенное мельком, но многозначительное). А Женни мечтает воспитать ребенка в том же духе революционного бунта, воплощением которого был для нее Жак. Маленький Жан-Поль унаследовал характер отца: упорство, волю, резко выраженную индивидуальность, непослушание, в котором окружающие видят зачатки бунтарского духа Жака. Упрямое "нет", которое повторяет этот малыш, - не является ли оно проявлением характера того героя нового поколения, который сумеет сказать решительное "нет" старому миру? "Быть может, - так мечтает, умирая, Антуан, - сила и энергия Тибо лишь у Жан-Поля выльются в настоящую творческую силу, а мы все, Отец, Жак и я, были лишь его предтечами". Имя Жан-Поля Антуан вписывает в свой дневник, уже впрыснув себе морфий. Жан-Поль - последнее слово "Эпилога", последнее слово всего огромного романа. Оно подчеркивает логику развития всего цикла "Семьи Тибо", подчеркивает преемственность поколений, но и относительность, ограниченность характеров, сходящих со сцены, когда начинается новая полоса жизни и на сцену должно выступить новое поколение.
После "Эпилога" Мартен дю Гар долгое время ничего не издавал. И только из "Воспоминаний" (1956) мы узнали о работе писателя во время и после второй мировой войны. Уже с 1941 года, среди потрясений войны и оккупации, у Мартен дю Гара опять возникает мысль о большом романе, на этот раз в свободной форме "Дневника", который мог бы вобрать его мысли о жизни, воспоминания, наброски, накопленные за сорок лет. В нем мог бы отлиться весь жизненный опыт писателя. Роман был задуман в форме дневников старого полковника Момора, живущего в своем поместье во время оккупации Франции гитлеровцами. Эта книга должна была стать итогом жизни писателя и своеобразным его завещанием - "завещанием целого поколения накануне полного разрыва между двумя эпохами человечества". Благодаря свободной форме такой роман мог бы продолжаться бесконечно и, по замыслу писателя, мог быть прерван лишь его смертью. После смерти писателя в 1958 году опубликованы пока лишь отдельные фрагменты из "Дневника полковника Момора"[1]. Судя по записям Мартен дю Гара, он столкнулся в работе с большими трудностями. Полковник Момор, как сложно задуманный образ, довольно далек от самого писателя, и мысли Мартен дю Гара о жизни, о современности, о войне, видимо, с большим трудом поддавались изложению от имени Момора. Отсюда непрестанные попытки изменять композицию романа, попытки разорвать его на цепь новелл и опасения Мартен дю Гара, что "большой роман" может остаться неосуществленным. Но, судя по дневникам, были и трудности идейного порядка.
Автор столь острых политических романов, как "Жан Баруа" и "Семья Тибо", Мартен дю Гар не считал для себя возможным принимать участие в политической борьбе, и непосредственно, и в качестве публициста. Он сожалел о писателях, которые "ради минутного воздействия отказываются от воздействия более долговечного". И поскольку Мартен дю Гар годами жил уединенно в маленькой провинциальной усадьбе, поглощенный лишь работой писателя, о нем складывалось представление как о затворнике, который, отрешившись от бурь эпохи, в уединении лепит свои образы. Записи дневника во многом разрушили эту легенду. Они показывают, с каким жгучим интересом писатель следил за политическими событиями, как он был обеспокоен настоящим и будущим мира. Порой, упорно отыскивая точное слово, в дни, когда на политическом горизонте снова сгущались тучи, Мартен дю Гар казался себе безумцем. "У Архимеда не было чувства юмора", - записывал он иронически в годы войны.
Ключ к идейным трудностям Мартен дю Гара, думается, надо искать в его оценке судьбы его поколения. Он понимал, что задачи современности состоят не в перекрашивании фасада, но в постройке нового здания. В дневнике 1945 года он записывал: "Надо все пересоздать заново: города, учреждения, нравы..." Но вместе с тем со свойственной ему честностью художника он, видимо, сомневался в том, что сам он сможет ответить на запросы молодого поколения, призванного построить новый мир. Ему казалось, что люди, воспитанные, подобно ему, в духе старых представлений о гуманизме и демократии, в какой-то мере уже являются анахронизмом. Вероятно, сложность обстановки, возникшей после второй мировой войны, невозможность дать четкие ответы на запросы молодежи и породили главные трудности, с которыми он столкнулся в "Дневнике полковника Момора". Художник, столь уверенно утверждавший своим творчеством идею преемственности, эстафеты поколений, кажется, усомнился, может ли она быть передана в современной обстановке.
Между тем высокая оценка, которую творчество Мартен дю Гара получило в странах социализма и в прогрессивной критике, явно опровергала эти сомнения. Может быть, это почувствовал и сам писатель. К его семидесятипятилетию (1956) в издательстве Галлимара вышло полное собрание его сочинений, с большой вступительной статьей Альбера Камю, включавшее "Воспоминания" и обширную библиографию. В это же время во Франции появился и ряд критических работ о его творчестве. В письме к одному из критиков Мартен дю Гар писал: "Мне бы хотелось... чтобы я мог уйти с мыслью, что оставляю после себя роман, который сможет (не потому, что я хотел этого или намеренно к этому стремился, - но ведь это и есть самый верный путь) облегчить читателям "познание истории" завтрашнего дня".