Приключения-91 - Виталий Гладкий

Деньги... Их у меня много. Больше чем достаточно. Можно купить все, что душа пожелает. Но что у нас купишь? И зачем, кому? Одеваюсь я просто, мне особо «светиться» незачем, кутежи в ресторанах не по моей части, потому как спиртного в рот не беру, а женщины... Они у нас бесплатные. За исключением путан, но на этих крыс у меня душа не встанет, я ими брезгую.

К спиртному у меня отвращение сызмала. Пьяные гульбища моей матери, забулдыжного вида хмыри, от которых за версту перло сивухой и грязным бельем, напрочь отшибли желание хотя бы попробовать этого зелья. Видимо, из-за упрямого неприятия того шабаша, который годами не прекращался в нашей коммуналке, я и начал заниматься дзюдо. Учился на удивление хорошо, меня даже как мастера спорта приняли в институт физкультуры. Все могло быть совершенно иначе в моей жизни, не случись стычки с очередным «папашей», которому вздумалось поучить меня уму-разуму. Я его так отходил, что он месяц валялся в реанимации. Из института меня, конечно же, выперли...

Ее я заметил сразу. Ужинал я обычно в ресторане; был один из порядком надоевших мне угарных кабацких вечеров, она пришла с шикарной подругой в «фирме», лупоглазой и нахальной. Я как увидел ее, так и прикипел к ней взглядом, хотя «фирмовая» деваха тоже была вполне ничего.

Интересно, почему я люблю таких незаметных, серых мышек? Красота их неброская, по натуре они добры и чертовски наивны. Эта была к тому же еще и стеснительная до невероятия. Видно, чтобы уговорить ее пойти в ресторан, лупоглазой выдре пришлось немало потрудиться.

Их столик находился неподалеку, до меня даже изредка долетали обрывки разговоров. Говорила больше лупоглазая, а «мышка» только кивала растерянно и сжималась в комочек, когда подходил очередной кавалер приглашать на танец. Она отказывала всем подряд, не поднимая глаз, что вызвало прямо-таки водопад гнева ее шустрой подруги, возле которой крутились два грузина.

— Дурочка... шикарные ребята... Чего тебе еще нужно? — зло бубнила лупоглазая в перерывах между танцами. — Так и останешься старой девой... Корчишь из себя недотрогу...

«Мышка» кивала, соглашаясь и едва сдерживая слезы, но проходила минута-другая, и очередной фрайер топая от нее несолоно хлебавши.

Конечно, подойти к ней я не решился, знал что откажет. Вышел из ресторана раньше, чем они. Рассудил так: поначалу узнаю, где она живет, а потом... Впрочем, что будет «потом», мне представлялось весьма смутно. Вскоре появились и они в компании — трех грузин. Лупоглазую обнимали сразу двое, а третий что-то квохтал, бегая вокруг «мышки», видимо, уговаривал. Но она упрямо мотала головой и не спешила к автостоянке, где горделиво сверкала лаком машина «тружеников Востока», японская «тоёта».

— Ну чего ты? — цыкнула на нее лупоглазая. — Едем. И точка. Решено.

— Извини, но я остаюсь, — впервые услышал я ее голос, он был тих, но ясен и мелодичен, как звон хрусталя.

— Э-э, нэт, зачэм так гаварищ? Подруга зовет — нэ хочэш, да? На руках понэсу... — ухажер «мышки» сгреб ее в охапку.

Но она неожиданно резким и сильным движением для довольно хрупкого тела освободилась из объятий и попыталась уйти. Тогда на помощь ее ухажеру пришел его товарищ, и вдвоем они потащили «мышку» к машине.

— Я буду кричать. Отпустите меня. Сейчас же отпустите! — взмолилась она.

— Молчи, дурочка! — прикрикнула на нее лупоглазая. — Иначе сейчас получишь от меня по башке.

Я подошел к компании, когда «мышка» начала плакать.

— Отпустите девчонку, генацвале, — как мог спокойнее обратился я к главному, здоровенному горбоносому бугаю. — Хватит вам и одной.

Он молча, даже не глядя в мою сторону, оттолкнул меня и открыл дверцу машины.

— Садитесь, — сказал он компании. — И поехали...

Судя по всему, это были «кидалы», наши доморощенные гангстеры автомобильных рынков, и в другое время, при иных обстоятельствах я бы не рискнул с ними связываться. Но неделями копившаяся злость затуманила мне мозги. Я решительно шагнул вперед и оттер от них девчонку, которая тут же спряталась за мою спину.

— Вы поедете, она останется, — твердо сказал я, едва ворочая непослушным от ярости языком.

Я видел, как главный лениво повел бровью, и один из них, высокий, худощавый, с родинкой под глазом, молниеносно выбросил вперед кулак, целясь мне в челюсть.

И попал в пустоту. Но удивиться этому не успел: мой ответный удар опрокинул его на землю, где он и затих.

Все на какое-то мгновение остолбенели. Первым пришел в себя горбоносый бугай:

— Мы тэбя сейчас рэзать будэм...

В этом у меня сомнений не было, такие ребята зря не суетятся и слов на ветер не бросают.

— Не советую... — я взвел курок нагана и направил ствол в толстый живот бугая. — Свинец чересчур вреден для пищеварения...

Они как-то вдруг отрезвели и сникли. Ребята были битые, сразу поняли, что у меня в руках не детский пугач, а настоящая «пушка», потому пробовать судьбу на авось не стали.

— Мы с тобой еще встретимся... — выдавил из себя горбоносый, садясь за руль.

— Лады, — ответил я, кипя от злобы и едва сдерживая палец на спусковом крючке. — Готов в любое время. А сейчас проваливайте.

Они затащили пришедшего в себя забияку на заднее сиденье и уехали, увозя с собой и лупоглазую.

— Пойдем... — пряча наган, обернулся я к «мышке», которая тихо всхлипывала позади. — Тебе куда?

— Т-туда... — показала она в темноту.

Некоторое время мы шли молча, а затем вдруг она остановилась и пролепетала в отчаянии:

— Нет, туда... туда не пойду.

— Почему?

— Они могут быть там, на квартире, где мы с Инкой живем...

— Ты здесь отдыхаешь?

— Да-а...

— Дела-а... — задумался я. — Вот что... Как тебя зовут?

— Ольга...

— Значит, так, Ольга, как я понял, ночевать тебе негде. Поэтому пойдем ко мне.

— Но... — робко пискнула она.

— Никаких «но», — как можно строже прервал я ее. — У меня в комнате две кровати, есть комплект чистого белья. И не дрожи ты, все позади...

Так она и вошла в мою неприкаянную жизнь нечаянно, негаданно, не сказал бы, что тихо и незаметно, но по-будничному просто, будто я и она ждали этого момента долгие годы, ждали наверняка, не разменивая свои чувства на житейские мелочи, а храня их, как скупец свои сокровища.

ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ

Вид Ивана Савельевича не сулил мне ничего хорошего. Настроение у него было хуже некуда, и я прекрасно понимал, по какой причине, но отступать не собирался — не приучен.

— Дачу Лукашова я нашел. Она записана на имя его матери.

— Ото новына... — безразлично буркнул Иван Савельевич, не поднимая головы.

— Мне нужна санкция на обыск, — упрямо гнул я свое.

— С какой стати? — взвился, будто ужаленный, следователь. — Ты в своем уме? Лукашов тебе шо, преступник? Цэ бэззаконие.