Зеркала и лица: Солнечный Зайчик (СИ) - Екатерина Оленева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сама пигалица! – вернула «комплимент» младшая сестра старшей. – Будто ты понимаешь больше?!
– Вот и понимаю.
– Ой ли! Может быть, ты уже влюбилась в кого–нибудь?
– Вот ещё! – скривилась Петуния. – Просто если бы ты, Лили, хоть что–то смыслила в этой жизни, то не рыдала бы над книгами французского писателишки. Я сейчас принесу тебе настоящую книжку про настоящую любовь. Про такую, над которой действительно стоит плакать…
Лили и плакала. И влюбилась. По–настоящему. Этой любви она не изменяла до конца дней.
***
«Как она умерла? – спросил Хитклиф.
– Несчастный, – подумала Нелли Дин. – У тебя те же нервы, что и у всякого другого! Бога не ослепит твоя гордость. Ты же искушаешь его терзать твоё сердце до тех пор, пока он не исторгнет у тебя постыдного крика боли!
– Кэтрин, умирая, ни разу не позвала меня? – спросил Хитклиф.
– Госпожа умерла, не приходя в сознание...».
Слезы текли по щекам Лили.
Она представляла себя на месте Кэтрин Эрншо. В белом красивом длинном платье, с распущенными волосами. Обязательно с букетом белых лилий, венчающих её золотистые кудри. Со скрещенными на груди перстами.
« Она лежала со светлой улыбкой на лице. Её жизнь окончилась тихим сном. Дай ей Боже проснуться так же безмятежно в другом мире.
– Дай ей Боже проснуться в мучениях! – прокричал Хитклиф со страшной силой. – Она так и осталась обманщицей! Где она? Не на небе! И не погибла! Так где же?! У меня одна молитва. Я постоянно твержу её, пока не окостенеет язык: Кэтрин Эрншо, не находи покоя, доколе я жив! Ты сказала, что я тебя убил? Так преследуй же меня! Убитые, я верю, преследуют убийц. Я знаю, призраки бродят порой по земле. Будь со мной всегда. Прими, какой угодно образ. Своди меня с ума. Только не оставляй меня в этой бездне, где я не могу тебя найти! О Боже! Этому нет слов! Я не могу жить без жизни моей! Не могу жить без души моей!...».
«Как бы ты ни страдал, мне нет дела до твоих страданий! – сказала Кэтрин с ожесточением. – Почему тебе не страдать?! Ведь я же страдаю. Ты забудешь меня? Будешь счастлив, когда меня похоронят? Ты скажешь: «Когда–то я любил её! Был в отчаянии! С тех пор я любил многих. Мои дети мне дороже, чем была она. Скажешь, Хитклиф, да?
– Ты знаешь, Кэтрин, что я скорее забуду самого себя, чем тебя! Разве не довольно для твоего бестолкового самолюбия, что когда ты обретешь покой, я буду корчиться в муках ада? Ты даешь мне понять, какой ты была жестокой. Жестокой и лживой. Ты меня любила. Так какое право ты имела оставить меня? Ради твоей жалкой склонности к Линтону? Когда и бедствия, и унижения, и смерть – ничто не в силах было разлучить нас, ты это сделала по доброй воле! Не я разбил твоё сердце – ты разбила его сама. А разбив его, разбила и мое. Тем хуже для меня, что я крепкий. О Боже! Хотела бы ты жить, когда душа твоя в могиле?!»…
***
Лили по много раз перечитывала эти строки. Читала и не могла начитаться. Трагические образы вставали перед глазами, чаруя. Лили отчаянно завидовала Кэтрин. Огненной Кэтрин Эштон, которую беззаветно любил дикий зверь без роду и племени.
Она примеряла на себя эту роль бесконечно. И была готова согласиться с Петунией – раньше она ничего не знала о Любви! Зато теперь она знает, что такое Настоящая Любовь. Это когда вместе – до гроба!
И за гробом.
***
«Мне снились в жизни сны, – говорила Кэтрин Нелли Дин. – Сны, которые оставались потом со мной навсегда. Они входили в меня постепенно, пронизывали насквозь, как смешивается вода с вином, и меняли цвет моих мыслей. Если бы я попала в рай, Нелли, я была бы там бесконечно несчастна…
Лили чувствовала, что, как и Кэтрин, была бы несчастна в Раю.
«Я не могу этого выразить, но, конечно, и у тебя, и у каждого есть ощущение, что наше «я» существует не только в нас самих. Что проку было бы создавать меня, если бы я вся целиком была здесь?
Если все сгинет, а Хитклиф останется – я не исчезну из бытия. Если же все прочее останется, а он сгинет, Вселенная обратится для меня в нечто огромное и чужое, и я уже больше не буду её частью…».
– Спасибо, Туни, – поблагодарила Лили, когда несколько раз прочла книгу от корки до корки. – Это просто волшебно!
– Понравилось?
– Какое счастье быть любимой так, как любили Кэтрин!
– Настоящие мужчины так не любят. Так не бывает. Это просто книга.
– У меня будет! – страстно заявила Лили. – Я обязательно найду своего Хиклифа и…
– И умру на заре, – насмешливо блеснула глазами Петуния. – Уж если бы пришлось выбирать себе персонажа по душе, я хотела бы исполнить роль Нелли Дин. Пусть звезд с неба не хватает, зато она умная и рассудительная. Да! Ещё и жила долго.
– Это скучно!
– Лили, – тоном «рассудительной особы» заявила Петуния. – Нужно учиться различать сны и реальность. В реальном мире Хитклифов не бывает. Вот мистеров Тобиасов Снейпов – хоть пруд пруди.
– Да ну тебя! – разозлилась Лили. – Я думала, книга тебе нравится.
– Лил! Мне книга нравится. Но я не стану тратить время на то, чтобы ловить солнечных зайчиков.
– Чудесно! Мне больше достанется!
– Ну, ну. Лови, лови…
– И поймаю!
***
Лили не оставляло ощущение того, что в её жизнь вот–вот ворвется нечто, что навсегда все изменит. Все вокруг готово было зазвучать волшебной мелодией. В печальном, возвышенном ритме кружились золотистые листья, осыпаясь на траву. Листья клёна, дуба, платана и каштана, с красноватыми прожилками, яркие–яркие, мягко вальсировали в воздухе.
Парк наполнял горьковатый запах осенних костров. Тонкий аромат вился, поднимаясь к ясному небу. Погода стояла удивительно ясная для середины октября.
Бросив портфель прямо на землю, Лили стремглав неслась к качелям и отталкивалась от земли, будто надевала крылья. Она взлетала выше и выше; сердце замирало от горечи и предчувствия чего–то… чего–то волшебного. Вместо того чтобы опуститься на сидение, она вставала в полный рост и с каждым взмахом все смелее и смелее отталкивалась от воздуха, взмывая в небо, – туда, в чистую густую голубизну.
– Слушай, как шумит ветер! – цитировала, смеясь, Лили. И сердце её проваливалось в бездну, чтобы в следующую секунду оказаться подброшенным вверх, будто мячик. Было сладко и жутко. – Дай мне его почувствовать! Он прямо оттуда – с вересковых полей!
– Совсем чокнулась? – ухмылялась Петуния, одаряя младшую сестру снисходительной улыбкой.
– Я – горю! – с вызовом громче кричала Лили, дразня сестру. – Я полудикая, смелая и свободная! И я всегда буду смеяться в ответ на обиды, а не сходить из–за них с ума! – Лили показала Петунии язык. – Пусть всегда будет ветер!
– Дура ты, Лили Эванс, – солнце било Петунии в глаза, и она прикрывала глаза козырьком из ладошки.
– Да ну тебя, Петуния Эванс! – Лили села, наконец, на сидение, дав качелям затормозить. – Ты невыносимо скучное существо.
– Я разумное существо.
– Скучное, Петуния! Скуч–но–е.
– Держись, Лил! Не дури! У тебя и так в башке ветер, а если ты сделаешь в ней дырку, сквозняк усилится.
Лили снова принялась раскачивать качели.
– Лили, перестань! – закричала Петуния.
Цепочки подозрительно стонали. Но Лили только смеялась.
– Перестань, я тебе говорю!
Лили смеялась.
Странное чувство охватило её – уверенность, что небо не предаст, осенний воздух подхватит, подстрахует. Она – бессмертна! Выше, выше, выше!
С замиранием сердца, сама не ведая, что творит, Лили отпустила руки, раскинув их в стороны, как птица. Ей показалось, что качели ушли вниз, а она осталась парить в воздухе. Ветер обдувал щеки, развевал волосы того же оттенка, что и кленовые листья – золото с легким вкраплением алых искорок.
– Лили! – выдохнула Петуния.
Не переставая смеяться, девочка поняла, что действительно парит в воздухе, в полуметре от земли. Качнувшись вперёд, чтобы подлетевшие сзади тяжелые качели её не ударили, Лили медленно и изящно опустилась на землю.
– Как я тебя, Туни?! – сощурила зеленые глаза Лили. – Поймала я на сегодня своего Солнечного зайчика?
Обескураженная Петуния лишилась дара речи.
– Я ещё и не так могу! – Лили отступила на шаг и снова раскинула руки, запрокидывая голову и глядя в ясные небеса.
– Я просилась обратно, – цитировала Лили, смеясь. Словно в танце вертелась она на месте. – Рай не был моим домом. Ангелы рассердились и сбросили меня на землю!
Листики, устилающие землю, дрогнули и зашуршали, словно подхваченные ветром, а потом, будто капли воды в невесомости, медленно воспарили над землей, вращаясь и чуть покачиваясь.
