Поколение пепла - Алексей Доронин

Александру все стало ясно. Им скучно, вот и провоцируют его. Не со зла, просто из спортивного интереса.

Данилов не был силен в такой пикировке. Одно дело жонглировать датами и цитатами, подавлять оппонента артиллерией логических аргументов, и совсем другое – перебрасываться грубыми остротами.

– Да вы че, ребят, я не обижаюсь, – он обвел их открытым и дружелюбным взглядом, – Если вам интересно, я не ел. Но видел людей, которые ели. Паре даже снес башку.

Это была самая длинная фраза, произнесенная им за последнее время, и она произвела впечатление. А может, тон, которым была сказана. На этом разговор прекратился, и каждый занялся своими делами.

Вскоре Александру пришла очередь идти на наблюдательный пункт. Даже днем, находясь в условно дружественном месте, они выставляли часового, а ночью и вовсе будут стоять двое.

Данилов замечал, что ему как молодому обязанностей достается чуть больше, но не видел в этих проявлениях «дедовщины» несправедливости. В конце концов, он был моложе и по возрасту, и по опыту, и по стажу в отряде. Да и ничего унизительного ему не поручали. Идти на наблюдательный пункт сейчас всяко лучше, чем под утро.

Над пожарной частью возвышалась платформа с облупившимся красным резервуаром, на низкое ограждение которой не стоило облокачиваться.

Данилов легко забросил свой вес по приставной железной лестнице наверх и оказался в двадцати метрах над землей. Там не было ничего, кроме коврика, рации и бинокля, которые ему уступил сменяемый им незнакомый боец. У этого места был еще один плюс: отсюда можно было хорошо рассмотреть поселок.

Первое время после их появления большинство селян сидело по домам – все переговоры шли через старосту и двух его помощников, которых, впрочем, во временный лагерь не провели. Наверняка именно с ними командир обсудил приобретение машин и топлива. Но к тому времени, как три полных автоцистерны перешли к новым хозяевам и въехали через железные ворота части, жители уже успокоились и вернулись к своим повседневным делам.

Данилов досыта насмотрелся на степные травы, облупленные крыши и уходящую вдаль ленту дороги, поэтому с радостью направил бинокль на заселенные дома.

Худая женщина с преждевременно постаревшим усталым лицом, в заношенной куртке стирала белье в ручье. Мужик поднимал воду из колодца. Дед в бликовавших на солнце очках колол дрова на большой колоде. Данилов подумал, не впитала ли та за зиму крови, как хороший жертвенный алтарь? Хотя, может, зря они на селян наговорили. Можно было пережить зиму и без людоедства. Саша по своему опыту знал, что наесться можно и парой сухарей. Когда поменьше думаешь о том, что нужно телу, легче преодолевать его потребности.

В ближайшем к лагерю дворе за невысоким забором стучали топоры. Там велись какие-то плотницкие работы. Присмотревшись и покрутив ручку фокусировки, Данилов понял, что мужики сколачивают гроб из свежих сосновых досок, и лишний раз подумал, как же ему хочется быть кремированным. Почему-то он все чаще думал о смерти, хотя еще недавно, когда она была куда ближе, стояла рядом, мысли эти в голову вообще не приходили.

Среди ржавых машин на дороге расположилась стайка грязных рахитичных ребятишек. Наверно, они думали, что оттуда могут наблюдать за пришельцами, сами оставаясь незамеченными.

Данилов вспомнил, что когда колонна проезжала через село, те глазели на машины не с детским любопытством, а с настороженностью дикарей, готовых бежать при первом признаке опасности и в то же время надеющихся на добычу. Александр подумал, что в этом и была главная причина, чтобы выставлять часовых. А то можно недосчитаться не только мешка продуктов, но и цинка с патронами.

«Ё-мое, что будет, когда эти волчата подрастут», – подумал он.

Через пару минут к укрытию, где скрывались дети, подошел один из грободелов. Это было смело с его стороны, ведь на Сашином месте мог быть и более нервный, и более меткий. Черт его знает, как тому удалось разглядеть этих бесенят, но его окрика оказалось достаточно, чтобы малышня и подростки как тараканы брызнули в сторону дворов. После этого к месту стоянки никто не подходил, хотя Александру казалось, что за ними продолжают скрытно наблюдать.

«Живем всего в одном дне пути, – подумал Данилов. – А мы для них все равно, что фашисты. Наверно, уже засело глубоко в подкорке».

Тут он понял, что не совсем омертвел душой. Ему было жалко не только этих детишек, но и всю растерзанную страну. Соберется ли она когда-нибудь? Или это так же невозможно, как склеить разбитую вдребезги вазу?

Дежурство прошло до безобразия буднично. Данилов пару раз представлял себе, что сейчас из-за холма выскочит банда мародеров-пикаперов. В смысле, тех, что ездят на пикапах «Тойота» с пулеметами – Саша видел такие в репортаже про гражданскую войну в Сомали. А то и вовсе повылазят агрессивные марсианские буказоиды, которые на самом деле подстроили всю ядерную катавасию, чтобы захапать эту замечательную планету под свои нужды.

Наверно, воображение было его даром и проклятьем одновременно. Но он хорошо понимал, что приключения – они только в книжках хороши. В жизни хорошая операция – та, которую потом не вспомнишь. Это верно и для хирургических, и для валютных, и для боевых. Не один десяток именно таких книжек был загружен в Сашин планшет с сервера Подгорного, где хранилась уйма информации как полезной, так и бесполезной. В дороге книги позволяли скоротать время, хотя во время дежурства он себе этого позволить не мог.

В этот момент его окликнули с земли.

– Что, Данила, скучаешь? – сурвайвер Дэн, которого на самом деле звали Денис, стоял внизу у подножья импровизированной вышки.

– Уснуть можно. Все спокойно.

– Давай, не теряй бдительности. Десять минут тебе осталось. Потом, если хочешь, можешь сходить к аборигенам. Заодно нам расскажешь, что увидел…

Когда Данилов покидал лагерь, остальные смотрели ему вслед, но без зависти. Видимо, командир колонны Колесников решил, что делать послабление нет смысла – свободных женщин, готовых к браку на одну ночь, тут все равно явно не было, а больше ничего нищая деревня предложить путникам не могла.

Уже через пять минут Александр шел по улице, которая пересекала весь поселок. Тот, в общем-то, был самым обычным и внешне мало отличался от довоенного. Но при ближайшем рассмотрении отличия бросались в глаза. Больше облезлой краски, ржавого железа, трухлявого дерева. Как будто даже если у людей были и силы, и материалы, то не было желания. Еще не было привычного запаха скотины – ни сладковатого аромата перепрелого коровьего навоза, ни резкой, похожей на дух человеческого нужника вони свиней. Ни одна собака не залаяла на чужака. Во дворах не было слышно ни квохтанья, ни блеянья, ни мычания. Похоже, живность за зиму повывелась.