Судьбы вертящееся колесо - Абдухаким Фазылов

После каждого сообщения Алим Акрамович в туманных выражениях формулировал оценку качества и темпы выполнения работ. Присутствующие с преданным вниманием слушали его. А наиболее смелые приближенные, вроде «Правой руки» и доктора наук Эшанходжаева, осмеливались даже высказать «свое» мнение, которое в основном сводилось к подсказыванию шефу наиболее удачных фраз, «работающих» на его сиюминутное настроение и замыслы. Ну, а если кто-то решался на выступление, то должен был умудриться построить его, перефразируя околесицу шефа — притом из расчета не менее двух ссылок на его имя в одном предложении.

Не дай бог, если Алим Акрамович начинал ругать кого-нибудь по известному только ему соображению. Тогда критикуемый, даже при явной необоснованности нападок, мог рассчитывать, в лучшем случае, на холодное молчание сидящих, в худшем — на дружное или даже яростное нападение со стороны всех тек, кому сегодняшняя «политическая ситуация» предписывала лишний раз «блеснуть» перед шефом… А в таких ситуациях у нас никогда не было недостатка…

Рустам коротко и лаконично описал состояние своих работ. Успехи были налицо. Но присутствующие с трудно скрываемым любопытством молчали, не зная, в какую форму выльется реакция шефа на эти успехи. Ведь руководящая линия для открытого проявления своего отношения к делам Рустама еще не дана. Ко всеобщему удивлению директор по-отечески и с явным оттенком снисходительности начал хвалить Рустама. В частности, он заметил, что Рустам вначале не хотел браться за работу, предложенную институтом (имелась в виду неосновная работа, которая была начата как раз самим Рустамом, а потом навязанная ему как основная), все хотел копаться в своей малоактуальной химии катализа (где сильно мешал «Правой руке» и любимцу шефа Бузрукходже Саидходжаевичу), а теперь, как видите, образумился (сломался и подчинился воле конкурентов) и делает большие успехи. При этом шеф не забыл несколько раз подчеркнуть, что он-де тогда предвидел их, эти успехи. Все кивали, и даже послышалось несколько робких реплик в пользу Рустама. Под конец, расчувствовавшись (видимо, от своих же слов), директор спросил, не нужна ли Рустаму помощь. Тот решил воспользоваться неожиданной благосклонностью.

— Алим Акрамович, по результатам этой работы написаны две статьи, — Рустам остановился в затруднении, было видно, что он подбирает выражения помягче, дабы не слишком раздражать своих «друзей», — но их по какому-то недоразумению не визируют, — с досадой добавил он.

Алим Акрамович помрачнел. Все видели, что жалоба даже в таком смягченном виде ему не понравилась. Рустам тоже увидел это и застыл, слегка побледнев. Но было поздно. Алиму Акрамовичу надо было перед публикой хотя бы для вида решить вопрос. Ничего, благо это он умел делать мастерски.

— Расул Сагдуллаевич, в чем дело? — спросил он, повернувшись в сторону «Правой руки», словно впервые слышал о «недоразумении».

Тот поднялся с места с надменной ухмылкой на лице. Естественно, ответ у него, как всегда, был готов — там наверняка фигурировали такие обороты, как «общеинститутские интересы», «обратная сторона медали», «для пользы дела» и тому подобная демагогическая дребедень. Вот сейчас над Рустамом засвистит кнут — после директорского-то пряника.

Ну нет, решил я, пора пускать шайтана в дело. Такой случай упустить нельзя. Пусть «Правая рука» впервые за свою жизнь скажет то, что у него на уме, а не то, чем он обычно морочит головы окружающим.

Я слегка погладил сложенный листок, не спуская глаз со своей жертвы. И сразу же заметил, что, уже открывая рот для ответа, он вмиг переменился в лице. Надменная улыбка исчезла, глаза стали недоуменно-злыми.

— Алим Акрамович, как вы сами понимаете, из стен института не каждый день выходит такая работа. А этот, — «Правая рука» просверлил взглядом Рустама, — возомнил, будто он один является ее автором. — Мы-то ладно, — «Правая рука» кивнул в сторону Бузрукходжи Саидходжаевича, — но он даже вас не вписал в соавторы. Вот я и держу статью, надеюсь, рано или поздно до него дойдет, чего от него хотят.

Наступила зловещая тишина. Рустам, не ожидавший такого оборота событий, не решался даже согнать одинокую муху, севшую на его поразительно побелевший нос. Директор, не поверив своим ушам, обалдело уставился на Расула Сагдуллаевича. Через некоторое время, с трудом овладев собой, он неуклюже сыграл роль человека, не уловившего суть ответа.

— Расул, я тебя не понял. О чем ты говоришь? — спросил он упавшим голосом, а обычной уверенности в нем не было и вовсе — он почувствовал неладное.

— Алим Акрамович, почему сразу уходите в кусты, ведь понимаете же, о чем речь? Я вполне с вами согласен — приятно оказаться автором интересной работы, к которой, между нами говоря, никакого отношения не имеешь. Но почему всю грязную сторону этого предприятия должен тянуть один я? Вместо того, чтобы переспрашивать меня, отругайте этого нахала, пусть впишет наши фа…

«Правая рука» не успел закончить, кабинет сотрясся от низкого рева директора.

— Что ты мелешь? — Алим Акрамович вдруг осекся, с опаской быстро прошелся взглядом по лицам застывших людей и зло кинул «Правой руке». — Садись, я с тобой потом поговорю.

Расул Сагдуллаевич сел с обиженным видом.

Директор перевел налившиеся кровью глаза на остолбеневшего Рустама и резко бросил:

— Давай сюда свою стряпню.

Предусмотрительный Рустам дрожащей рукой вытащил из папки рукописи и положил перед директором. Алим Акрамович тут же поставил на них размашистую визу и с презрением швырнул статьи растерявшемуся автору.

В это время тяжелую тишину кабинета нарушил легкий нарочитый кашель, затем раздался заискивающий голос доктора наук Эшанходжаева. Поблескивая очками то в сторону шефа, то в сторону публики (таким образом он следил за реакцией нужных людей и с ходу корректировал свое выступление), Эшанходжаев начал говорить, по своему обыкновению растягивая некоторые слова, для того чтобы придать им особый вес (никто не знал точно — он делал это нарочито или умело пользовался дефектом речи).

— Я как член Ученого совета считаю, что на плечи именно дире-е-е-ктора ложится основная тяжесть ноши институтских забот. О-о-о-о-н пробивает финансы, оборудование, штаты. Создает для нас все-е-е-ех, — сверкающие очки прошли по кругу этих «всех», — необходимые условия для работы. Это отнимает у него массу времени и сил. Поэтому я считаю, что в результатах всех выполняемых в институте научных работ есть львиная доля деятельности дире-е-ек-тора. Следовательно, я считаю, каждый честный научный работник должен сам включать его в авторы самых важных…