Счастья тебе, дорогуша! - Татьяна Веденская

– Марго, зачем тебе это надо? Он, конечно, хороший парень, но ведь сопьется же!

– Без меня он пропадет совсем, – упрямо отвечала я. Хороший парень смотрел на меня глазами, полными безусловной, всепоглощающей, вечной, преданной и восторженной любви. Мне тогда еще не исполнилось и двадцати пяти, я была склонна романтизировать все. Даже пьянство. И потом, мне тогда казалось (и я это отчетливо помню), что я обязательно смогу его исцелить, спасти. Ради любви ко мне он сможет все! Просто человеку одиноко и, наверное, пережил он что-то такое… Мне нравилось, что меня так любят, с такой силой. И мне хотелось замуж. Замуж мне хотелось сильно, причем по нескольким причинам.

Во-первых, просто хотелось замуж. Все-таки возраст, то-се. У нас же принято выскакивать замуж раньше, чем ты вообще поняла, зачем тебе это нужно. Просто замуж, не именно за Кешку. Я бы с гораздо большим удовольствием вышла замуж за Диму, например. С Димой у меня (ха-ха!) была Большая Любовь, не та, первая, из-за которой я в слезах и т. п., но все же Большая и Сильная, и имей он ко мне честные намерения, я бы в Кешкину сторону даже и не посмотрела. Но потом, когда Дима неожиданно (молодость-молодость) перекинулся на мою соседку по общежитию Альбину, я – из чистого противоречия – пару раз подала надежду его лучшему другу и просто хорошему, в общем-то, парню Кеше.

Кто бы мог подумать, что все так интересно закрутится! Но официально заявляю, когда мы с Кешкой женились, Дима злился и исходил ядом ревности. Разве одно это не стоило замужества?

Во-вторых, мне совсем не хотелось после института возвращаться в свой родной Бердянск, где меня поджидали любимые родители, свежий воздух, теплое море и невыносимо тоскливая жизнь. Но оставаться в Москве с профессией «социолог», что в переводе на нормальный язык (особенно в те годы) означало «на фиг не нужный», было не с руки. А у Кешки была квартира, в которой можно было стать хозяйкой. Стало быть, в-третьих, как уже понятно, мне надо было закрепиться в столице.

И, в-четвертых, как это ни смешно, но в двадцать три года спасти кого-то от чего-то кажется ужасно заманчивым. И заслуживающим уважения. Это только потом ты понимаешь, что жить придется не с планами и мечтами, а с реальным живым человеком. Конкретно с Кешкой. Который в день свадьбы уснул в туалете. Просто расчувствовался, не рассчитал (с ним это вообще часто случалось), и вот результат: уснул прямо так, в смокинге и черной бабочке поверх изрядно заляпанной в процессе празднования белой рубашки.

Самым ужасным, как сейчас помню, было то, что именно Дима и вытаскивал Кешку из его сторожевой будки, где он предусмотрительно заперся от всех остальных гостей. Гости страдали и мучились от вполне определенных земных желаний. Туалет у нас был один. Чай, не баре. И на все вежливые стуки и просьбы Кешка мутно бормотал: «Сейчас, сейчас», а потом вообще скис и что-то тихо блеял.

– Так, народ, подвиньтесь! – скомандовал Дима, после чего он выломал замок, попробовал уговорить, но не уговорил своего лучшего друга оттуда выйти на своих ногах и вынес его, бесчувственного, на руках и торжественно водрузил на брачное ложе.

– Ну, как говорится, горько! – ехидно заметил он и оставил меня наедине с молодоженом. Именно тогда я поняла, что спасение утопающего будет не так уж романтично. И злая как черт, оставила утопающего утопать в своих вертолетах, а сама пожала плечами и отбыла праздновать и любоваться кольцом. Танец новобрачных я танцевала с Димой (как бы в благодарность за совершенный подвиг). Мы, кстати, потом еще некоторое время встречались. Мое замужество сильно распалило его почти увядшие чувства.

Интересный факт, но со временем я поняла, что замужество, на самом деле, совсем не мешает личной жизни. Наоборот, скорее даже помогает. Мужчины с такой готовностью идут на сближение с окольцованной женщиной, что поневоле начинаешь чувствовать себя королевой. Еще бы: кругом полно молодых да свободных, а ты, хоть и не старая, и вообще очень даже ничего, и одета со вкусом, но ведь другому отдана и будешь век ему… Ну, не будем о грустном. Классик писал о другом времени, а современный мир имеет совсем другие нравы.

– Эх, если бы ты не была замужем, я бы… ух! – часто говорили мне мужчины, которым удавалось добиться моей благосклонности. Это было непросто, но, положа руку на сердце, не так чтобы уж очень сложно. Рядом с Кешкой всегда было так тихо и холодно, что я бы просто окоченела, если бы не отогревалась время от времени в чьих-то теплых нежных руках. Думаю, что Кешка и сам это понимал и старательно ничего не замечал. Иногда то, как он умеет ничего не видеть и не понимать, возмущало даже меня.

– Неужели тебе не интересно, почему я пришла так поздно?

– Но ведь ты же предупредила, что задержишься.

– Но ведь я даже не сказала где! Где именно я задержусь и почему! А ты и не спрашивал.

– Что я, какой-то ревнивый дурак из Средневековья, что ли? Мы же современные люди, я понимаю, что всем нужна некоторая свобода.

– Да уж, свобода, – фыркала я, глядя, как он сидит около телевизора и молча потягивает пиво. Бесконечный поток пивных бутылок всех сортов и мастей. Удивляюсь только, как его многочисленные клиенты не жаловались на его состояние. Впрочем, нет, на работе он всегда держался. Имеется в виду не больше пары бутылок, да и те после обеда. А до обеда ни-ни.

Я уверена, что если бы Кешка все же нашел в себе силы бросить свой алкогольный марафон на длинные дистанции, мы бы вполне могли быть счастливы. Периодически (но не реже раза в год) меня охватывало такое жгучее отчаяние и понимание всей бессмысленности нашего брака, что я начинала метаться и страдать, как птица в клетке. И кричать, и бить посуду, и взывать к Кешкиному разуму. Я просила его бросить пить, привести в порядок нашу жизнь, в конце концов, завести детей. Завести детей не получалось. Непонятно, почему. Врачи клялись и божились, что все у нас хорошо. Просили подождать, не думать о плохом, а Кешка говорил, что для него это вообще не важно. Что он хотел только меня в полумраке и тишине нашей спальни. Он был неутомим, он мог неистово заниматься со мной сексом, но никакие силы не заставили бы его со мной поговорить. И уж, конечно, никакие силы не могли заставить его бросить свою любимую… бутылку. Зато он вполне смог бросить меня.

– Ничего-ничего, – сказала я себе. – Пусть теперь она помучается. Пусть теперь она его потаскает до кровати, пусть постаскивает с него носки.

Не помня себя и никак не контролируя своего маршрута, я все же оказалась перед дверью своей квартиры, дрожащей рукой нащупала в сумке ключи и отперла эту дверь. Темнота рассеялась не сразу, и хотя так было всегда, я вдруг испугалась, сама не знаю чего. Я подумала, что теперь мне всегда вот так придется входить в свой дом, точно зная, что меня там никто не ждет. И не то чтобы я была так уж рада, когда Кешка оказывался дома и сидел, пялился там в свой ящик. И все же сейчас мне почему-то стало страшно оттого, что этого теперь не случится больше НИКОГДА. Я бросила сумку в прихожей и сразу, не снимая туфель, протопала в кухню и набрала мобильный номер Милы Градовой, Кешкиной помощницы и заместительницы по разного рода вопросам. У меня к ней как раз есть вопросы.