О воскресении мертвых - Афинагор Афинянин

16. Пусть не удивляются, что жизнь, прекращаемую смертью и тлением, мы называем пребыванием — имея в виду, что не один смысл этого выражения, и не одна мера пребывания, так как не одна и природа пребывающих существ. Ибо каждое из пребывающих имеет пребывание сообразное с своею собственною природою, и никто не должен искать такого же пребывания у существ совершенно нетленных и бессмертных, так как существа совершеннейшие не равняются с низшими; и у людей нельзя искать такого неизменного пребывания. Те сотворены бессмертными от начала и нескончаемо пребывают по единой воле Творца; а люди по душе имеют от сотворения непрерывное существование, но по телу получают нетление после изменения. Таков смысл учения о воскресении. Имея его в виду, мы ожидаем и разрушения тела, следующего за жизнью немощной и тленной, и после него уповаем иметь пребывание в нетлении: таким образом мы не равняем нашу смерть со смертию животных, и пребывание людей с пребыванием бессмертных, чтобы чрез это нам не поставить неразумно природу и жизнь людей в один уровень с существами, совершенно различными. Итак, недолжно сокрушаться, если усматривается некоторое неравенство в пребывании[2] людей, и ради того, что отделение души от частей тела и разложение частей разрывает непрерывность жизни, — не должно отвергать воскресения. Ибо с ослаблением чувств и физических сил, которое естественно бывает во время сна, по-видимому, также прерывается жизнь, состоящая в сознательном ощущении, так как люди засыпают на известный промежуток времени, и как бы снова возвращают к жизни, — и однакож мы не отказываемся называть такое состояние жизнью. По этой причине, я думаю, некоторые называют сон — братом смерти, не потому, чтобы производили их от одних и тех же предков или отцов, но — по одинаковости состояния умерших и спящих, по спокойствию и нечувствительности ко всему, что существует и происходит, и даже к бытию собственной жизни. Итак, если мы жизнь людей, несмотря на то, что она подвержена таким изменениям от начала до разрушения, и терпит перерывы от всех выше — сказанных обстоятельств, не отказываемся, однако, называть тою же жизнью: то мы не должны отвергать и жизни, следующей после разрушения, которая приведет воскресение, — хотя она прерывается на некоторое время чрез разлучение души от тела.

17. Ибо такова природа людей; из начала и по мысли Творца она получила в удел — подвергаться изменениям и имеет жизнь и пребывание неодинаковое, но прерываемое то сном, то смертью, то переменами в каждом возрасте, так как последующий возраст не обнаруживается ясно в предыдущем. Кто поверил бы, если бы не был научен опытом, что в безразличном и бесформенном семени заключено столь много и столь великих сил, такое разнообразие частей, возникающих и слагающихся в нем, как-то: костей, нервов, хрящей, кроме того, мускулов, плоти, внутренностей и прочих составов тела? Ни во влажных семенах ничего этого не видно, ни у младенцев не замечается того, что обнаруживается у юношей, ни в возрасте юношеском того, что свойственно мужам зрелым, ни у сих последних того, что бывает у стариков. Хотя из помянутых возрастов некоторые вовсе не обнаруживают, а некоторые не ясно представляют естественную свою последовательность и перемены, происходящие в человеческой природе: однако, те, которые не слепотствуют злонамеренно или по беспечности в исследовании дела, знают, что прежде всего должны быть брошены семена, что когда после образования из отдельных частей и членов плод явится на свет, наступает развитие первого возраста, после этого развития следует зрелость, после зрелости — упадок естественных сил — до старости, а потом разрушение одряхлевших тел. И так, если здесь, хотя ни семя не представляет ясно начертанной жизни человеческой или ее вида, ни жизнь не обнаруживает последующего разрушения на первоначальные стихии, однако, порядок естественных явлений внушает веру в то, что еще не удостоверено самыми явлениями: тем более разум, исследуя истину в естественном порядке, удостоверяет в воскресении, имея надежнейшие и более сильные, чем опыт, основания к подтверждению истины.

18. Предложенные нами выше доказательства, подтверждающие воскресение, все одного рода, так как происходят из одного начала, — а это начало у них — происхождение первых людей чрез сотворение; но одни из них утверждаются на самом первом начале, из которого произошли, а другие, вытекающие из природы и жизни людей, заимствуют свою достоверность от промышления Божия об нас. Ибо причина, по которой и для которой сотворены люди, находясь в тесной связи с природою человеческою, получает свою силу из сотворения; доказательство же заимствуемое из правосудия, по которому Бот судит благочестиво и нечестиво живших людей, получает силу из назначения их; и хотя суд и назначение людей происходят оттуда — от сотворения, но более утверждаются на промышлении. Раскрыв сколько можно первые доводы, хорошо доказать рассматриваемую нами истину и посредством последних: я говорю о предстоящей каждому человеку награде или наказании по праведному суду, и о цели человеческой жизни. И из этого нужно наперед поставить то, что естественно предшествует, и прежде рассмотреть мысль о суде. Здесь присовокуплю только, по заботливости о надлежащей основательности и порядке в изложении одно: что именно те, которые признают Бога творцом всего, если хотят быть верными своим началам, необходимо должны допустить, что все сотворенное находится под сохранением и промышлением премудрости и правды Его, и рассуждая таким образом должны признать, что ничто ни на земле, ни на небе не изъято из управления и провидения Божия, но что попечение Творца простирается на все сокровенное и явное, малое и великое. Ибо все сотворенное имеет нужду в промышлении Творца, и каждое существо в частности, относительно своей природы и назначения, для которого оно создано. Я считаю делом пустого тщеславия входить теперь в подробности о том, что свойственно природе каждой вещи; но человек, о котором предлежит теперь говорить, как слабый, имеет нужду в пище; как смертный, — в потомстве, как разумный — в правосудии. Если же каждая из этих потребностей свойственна человеку по его природе, и он нуждается в пище для поддержания жизни, нуждается в потомстве для продолжения рода, нуждается в правосудии для законного приобретения пищи и потомства: то необходимо, чтобы, как пища и преемство рода относятся к обеим частям его существа, так и правосудие простиралось на обе же части, — то есть на всего человека состоящего из души и тела, — и чтобы весь человек подлежал суду за все свои дела, и получал за них награду или наказание. Если праведный суд полагает возмездие за действия обеим частям, и не одна душа должна получить возмездие за то, что сделано ею вместе с телом, — ибо она не сама по себе увлекается к грехам относительно телесных удовольствий, пищи или других чувственных благ, — и ни одно только тело, — ибо оно само по себе не способно рассуждать о законе и правосудии: — но человек, состоящий из того и другого подлежит суду за каждое из своих действий; между тем разум не находит этого воздаяния ни в настоящей жизни, — ибо в настоящей жизни нет его по достоинству, так как многие безбожники, преданные всякому беззаконию и нечестию, не испытывают несчастий до самой смерти, и напротив, те, которые жизнь свою провождают во всякой добродетели, подвергаются скорбям, обидам, клеветам, мучениям и всяким бедствиям, — ни после смерти, — ибо человек не состоит еще из обеих частей, пока душа отделилась от тела, а тело разложилось на то, из чего оно было составлено. и не сохраняет ничего из прежней своей природы или вида, ни даже памяти о соделанном: — то следствие очевидно для всякого; именно что надлежит по апостолу, "тленному сему" и рассыпавшемуся "облещись в нетление", дабы, когда умершие оживут чрез воскресение, и опять соединится разделившееся или совершенно разрушившееся, каждый получил должное, за то, "что с телом соделал, благое или злое" (1 Кор. 15:53; 2 Кор. 5:10).

19. Итак, тем, которые признают Промысл и принимают с нами одни и те же начала, но потом, не знаю каким образом, отступают от собственных положений, тем пусть всякий предлагает эти рассуждения, и даже больше этих, если захочет пространнее изложить то, что сказано много сокращенно и мимоходом. А тем, которые расходятся в самых основаниях, полезно было бы предложить другое начало, показывая вместе с ними сомнение в том, что они исследуют, и вместе с ними рассуждая таким образом: совершенно ли навсегда оставлена без внимания жизнь и все поведение людей и распростерт на земле какой-то глубокий мрак, покрывающий неведением и забвением самих людей и дела их, или гораздо безопаснее думать, что Творец управляет Своими творениями, надзирает над всем существующим и совершающимся, и есть судия дел и намерений? Если бы никогда не было никакого суда над человеческими деяниями, то люди не имели бы никакого преимущества перед животными, или даже были бы еще несчастнее их, так как они борются со страстями и заботятся о благочестии и правде и о прочих добродетелях; а жизнь скотская была бы самою лучшею, добродетель — нелепостью, угроза суда — крайне смешною, наслаждение всякими удовольствиями — величайшим благом; и общим для всего учением и одним законом было бы любимое у невоздержных и сладострастных правило: "будем есть и пить, ибо утром умрем" (Ис. 22:13; 1 Кор. 15:32). Конец такой жизни не удовольствие, как думают некоторые, а совершенное бесчувствие. Если же Творец людей имеет какое-нибудь попечение о своих творениях, и соблюдает различие между доброю и худою жизнию, то это последует или в настоящей жизни, когда еще живут люди добродетельные или злые, или после смерти, когда они подвергнутся разделению и разрушению. Но ни в том, ни в другом случае не может быть соблюден праведный суд. Ибо в настоящей жизни ни добрые не получают должного за добродетели, ни злые — за свое нечестие. Я уже не говорю о том, что, пока пребывает наша природа в том виде, в каком мы теперь существуем, эта смертная природа не может понести наказания, которое равнялось бы весьма многим и весьма тяжким преступлениям. Так, разбойник, правитель или тиран, умертвивший несправедливо бесчисленное множество людей, одною смертию своею не мог бы заплатить за них правосудию. Так, нечестивец, который не имел ни одного истинного представления о Боге, предавался всякому глумлению и злохулению, презирал божественное, попирал законы, растлевал детей и женщин, несправедливо разорял города, сожигал домы вместе с живущими в них, опустошал области, истреблял множество людей, или даже целый народ: каким образом он в тленном теле получил бы наказание, соразмерное с этими злодеяниями, если смерть предвосхищает его от заслуженного наказания, и смертное естество его недостаточно для возмездия даже за какое-нибудь одно из преступлений его? Итак, ни в настоящей жизни не видно праведного суда, ни после смерти.