Каникулы принцессы - Галина Анатольевна Гордиенко

«Интересно, она тоже надеется в Европу поехать? Комедия: Верка Сидоренко и Катька Плющенко – победительницы конкурса! Смертельный номер: два жиртреста из Вологодской области покоряют Европу! Правда, Сидоренко намного противнее и толще, Ленка рядом с ней прямо Мэрилин Монро… – Катя хмыкнула: – Вот уж Толик Оболенский обрадуется, если они с ним в одной команде окажутся, а Верка наверняка еще и кокетничать начнет, она себя чуть ли не красавицей считает, дура редкостная, зеркала у них в доме нет, что ли…»

Катя помрачнела, она не сомневалась, что Толик Оболенский выйдет в призеры.

Он давно стихи пишет, вся школа об этом знает. Его работы даже в каком-то литературно-художественном альманахе печатали, Ленка, помнится, показывала, она в центральной городской библиотеке журнал брала, вот только как называется этот альманах…

Впрочем, какая разница?

Катя вздохнула: Олег учился в десятом классе и совершенно не обращал на нее внимания. Раньше, конечно, и Катя не очень-то его замечала – подумаешь, стишки свои на школьных вечерах читает! – но вот как узнала, что она из дворянской семьи…

Катя потом у папы спросила, и он подтвердил: Оболенские – очень известная фамилия в царской России. Аристократы. Вроде бы даже князья!

Вот и выходило: они с Толиком – из старинных дворянских родов, не то, что остальные. Почему бы им не дружить или хотя бы не общаться? Это… не Васька Гончаров с его предками-работягами!

Катя криво улыбнулась: вообще-то Оболенский не очень походил на аристократа. И на поэта не походил. Уж слишком большущий и бесцеремонный – ни хрупкости в нем, ни томности, как творческой личности положено. И… грубоватый, да. Даже наглый. А еще стихи пишет!

Катя покраснела, вспомнив, как подошла к Оболенскому на школьном вечере, посвященном Пушкину. Спросила, гордится ли он своей фамилией – ведь не так много после советской власти осталось в России дворян. Само собой, добавила, что тоже может гордиться предками и собственной кровью.

А бессовестный Оболенский заржал как конь! Мол, княжеские фамилии носили в царской России и крепостные крестьяне. Так что сама фамилия ни о чем не говорит. К тому же в нашей стране аристократов не осталось, даже если предки у кого-то и были ими. Ведь дворяне – прежде всего воспитание и образ жизни.

То есть, служба стране, жизнь во благо и ради интересов России, это передавалось из поколения в поколение, а после революции цепочка прервана, к чему теперь зря языком трепать?

Шпарил почти как мама, у Кати даже зубы заныли!

– Значит ты из крепостных? – язвительно поинтересовалась Катя.

– Какая разница? – пожал плечами Оболенский. – Я – это я. Кем себя сделаю, тем и буду. – И будто погрозил кому-то: – А я таки себя сделаю!

Катя растерянно молчала, Толик весело пояснил:

– Буду первым в своем роду, основателем, так сказать, пусть потомки от меня род считают и мной гордятся. Чтоб не я чей-то там сын или праправнук, а на меня ссылались!

Этот нахал даже не пригласил Катю танцевать! Потрепал по щеке, как малышку-первоклассницу и отошел к парням. А Катя стояла красная от злости, потому что на нее с ехидством смотрели девчонки из параллельного класса. Противный Оболенский всем нравился, вот только подойти к нему никто из восьмиклассниц не осмеливался, одна Катя рискнула.

«И ничего в нем хорошего, – угрюмо сказала себе Катя. – Подумаешь – фамилия! Может, он, правда, из крепостных.

А что? Рост, плечищи – прямо мужицкие, на таком медведе только пахать. А Оболенский стихи кропает, девчонки говорят – в литературный институт собирается. Глаза, конечно, у него…»

Катя раздраженно передернула плечами. Очень не хотелось сознаваться, что Оболенский ей нравится. И его лицо кажется значительным, совсем взрослым, и насмешливые синие глаза никак не забываются. Как и упрямый тяжеловатый подбородок. И выразительный крупный рот. И забавные усики над верхней губой. И сросшиеся темные брови, лохматые и смешные, ни у кого Катя таких не видела…

Катя поморщилась, отгоняя непрошеные мысли, и сердито окликнула подругу:

– Ты тут ночевать собралась?

– Ручку никак не найду, – виновато сказала Лена. – Я ее только вчера купила.

– Ничего, сегодня новую купишь, – отмахнулась Катя. – Ты ее наверняка потеряла или отдала кому-нибудь. И забыла.

– Да нет вроде бы…

– Слушай, пошли, а? Я тебе гелевую отдам, у меня две в сумке, уже надоело в дверях торчать!

– Ладно. Правда, по дороге куплю…

Девочки брели, изредка настороженно поглядывая друг на друга и не прерывая молчание. Смотрели по сторонам. Потоптались у закрытого киоска, вяло повозмущались и пошли к следующему.

Катя перепрыгнула через лужу и раздраженно воскликнула:

– Вот как тут о Новом годе стихи писать, если еще и снега нет? Зима называется! Никакого предновогоднего настроения! Русский Север, тоже мне, а в Европе наверняка считают, что у нас сугробы по крыши намело…

– И мне дожди надоели, – Лена обошла лужу, не решаясь прыгать и проклиная собственную неуклюжесть. – Но я в Интернете смотрела, со следующей недели обещают похолодание.

– На этой неделе тоже обещали снегопады!

– Это да. Они свои прогнозы меняют, как хотят.

Лена поскользнулась на размокшей картонке и едва не упала. Катя поддержала ее под локоть и сердито прошипела:

– Ты когда под ноги смотреть научишься? Все джинсы мне обрызгала, слоняра несчастная!

– Я нечаянно…

– Еще бы ты нарочно!

Лена мучительно покраснела и вырвала локоть. Катя примиряюще заметила:

– Не обижайся, я же не со зла, я по-дружески. И потом, тысячи раз тебе говорила – худеть надо!

Лена промолчала. Катя с деланым равнодушием спросила:

– Ты в конкурсе собираешься участвовать?

– А ты? – Лена отвела глаза.

– Я первая спросила!

– Наверное, буду.

– Да-а? Ты же обычно их игнорируешь!

– Просто… это первый конкурс, в котором я имею хоть какие-то шансы.

– Ты о чем?

– Не могла же я участвовать в конкурсе бальных или народных танцев, – смущенно буркнула Лена. – И любые карнавальные костюмы мне как корове седло, только не говори снова, что худеть нужно! И рисовать я не умею…

– А стихи писать, значит, умеешь? – ехидно поинтересовалась Катя.

– Может, и не умею, – Лена вытащила из кармана куртки десять рублей и свернула к киоску – ручку нужно все-таки купить, пусть и самую дешевую. Обернулась к подруге и хмуро добавила: – Но все равно пишу, понимаешь? Так, для себя.

– И часто?

– Не знаю, – Лена сунула купленную ручку в кармашек сумки. – По настроению. То пусто, то густо.

– А сейчас у тебя есть настроение?

– Сейчас нет. А вот на уроке, когда Луиза Ивановна объявила о конкурсе…

– Хочешь сказать – ты уже одно стихотворение написала? – Катя смотрела недоверчиво.

– Ну… да. Кажется.

– Как это – кажется? Ты что, сама не знаешь – написала или нет?

Лена тяжело вздохнула:

– Понимаешь, когда пишу, мне кажется – все получается, все здорово. А потом, позже…

– И что – позже?

Лена пожала плечами.

– Не нравится, что ли? – спросила Катя.

– Ага. Простенько как-то. Или слишком вычурно. Надуманно. Стишки, а не стихи, понимаешь? Рифма есть, а поэзии…

Катя