Спеши любить - Николас Спаркс

В своем стремлении творить благо Джейми не ограничивалась исключительно людьми. Если она случайно находила раненое животное, то пыталась помочь и ему. Опоссумы, белки, собаки, кошки, лягушки – никакой разницы. Доктор Роулингз, наш ветеринар, узнавал ее издалека и лишь качал головой, когда Джейми поднималась на крыльцо, неся в коробке очередного страдальца. Он снимал очки и протирал их платком, пока она объясняла, что случилось с этим несчастным созданием. «Доктор Роулингз, его сбила машина. Наверное, на то была воля Божья, чтобы я проходила мимо. Вы ведь ему поможете?»

В представлении Джейми, на все была воля Божья. Она не забывала упомянуть ее, о чем бы ни заходил разговор. Бейсбольный матч отложили из-за дождя? На то была воля Божья, иначе случилось бы нечто худшее. Внезапная контрольная по тригонометрии, за которую весь класс схватил двойки? На то была воля Божья, Он решил послать нам испытание. Короче говоря, вы меня поняли.

Ну и, разумеется, заскоки Хегберта отнюдь не облегчали бедняжке жизнь. Быть дочерью священника непросто, но Джейми держалась так, как будто это самая естественная вещь на свете и вообще ей исключительно повезло. «Я просто счастлива, что у меня такой отец». В ответ мы только качали головами и гадали, с какой планеты эта девочка.

Вдобавок ко всему прочему одна черта в Джейми по-настоящему сводила меня с ума – она всегда была чертовски жизнерадостна вне зависимости от того, что творилось вокруг. Она никому не говорила гадостей, даже тем из нас, кто был с ней нелюбезен. Шагая по улице, Джейми напевала и махала рукой прохожим. Когда она продавала лимонад или печенье, от покупателей не было отбоя. Все взрослые в нашем городе обожали ее. «Какая милая девочка, – говорили они, когда речь заходила о Джейми. – Мир стал бы намного лучше, если бы таких, как она, было больше».

Впрочем, мы, подростки, считали иначе. Нам за глаза хватало и одной Джейми Салливан.

Я думал об этом, когда Джейми стояла перед нами в классе; признаюсь, мне было не очень-то интересно ее разглядывать. Но странно, когда Джейми обернулась к нам лицом, я испытал нечто вроде шока, как если бы вдруг схватился за оголенный провод. Все те же клетчатая юбка, белая блузка и коричневый кардиган, которые я видел миллион раз, но на груди обрисовались два заметных бугорка. Клянусь, еще три месяца назад ничего подобного не было. Джейми по-прежнему не пользовалась макияжем, но она загорела, возможно, во время пребывания в летнем лагере, и впервые казалась… почти хорошенькой. Конечно, я тут же отогнал эту мысль, но Джейми, обводя глазами одноклассников, остановила взгляд на мне и улыбнулась, явно радуясь моему присутствию. Истинную причину я узнал далеко не сразу.

Глава 2

После школы я собирался в Университет Северной Каролины, в Чейпл-Хилл. Отец хотел, чтобы я поступил в Гарвард или Принстон, как сыновья других конгрессменов, но с моими оценками это было невозможно. Не то чтобы я учился плохо – просто не уделял учебе особого внимания и получал недостаточно высокие баллы для того, чтобы претендовать на поступление в один из университетов «Лиги плюща»[1]. В выпускном классе я все еще не знал наверняка, примут ли меня в Университет Северной Каролины, но там некогда учился мой отец, и он мог использовать кое-какие связи. Вернувшись домой на выходные, за ужином он изложил мне свой план. Занятия в школе начались всего неделю назад, папа приехал погостить в честь Дня труда.

– Полагаю, тебе следует выдвинуть свою кандидатуру на выборах школьного президента, – заявил он. – Это будет неплохо смотреться в твоем личном деле, когда ты окончишь школу. Кстати, твоя мать со мной согласна.

Мама с полным ртом гороха кивнула. Когда говорил отец, она по большей части молчала и подмигивала мне. Кажется, ей было приятно наблюдать за моими мучениями.

– По-моему, у меня нет шансов, – ответил я. Несомненно, я был самым богатым парнем в школе, но, увы, не самым популярным. Эта честь принадлежала Эрику Хантеру, моему лучшему другу. Бейсбольный мяч, пущенный его рукой, развивал скорость до девяноста миль в час; наша футбольная команда, в которой он играл защитником, была одной из лучших в штате. Короче говоря, классный парень. Даже имя подходящее.

– Не сомневаюсь, что есть, – немедленно возразил отец. – Мы, Картеры, всегда побеждаем.

Вот еще одна причина, по которой я не любил проводить время с отцом. Во время своих недолгих визитов он пытался сделать из меня миниатюрную версию себя любимого. Я рос в общем-то без него, но не особенно тосковал. Это был наш первый разговор за несколько недель. По телефону он редко со мной общался.

– А если я сам не хочу?

Отец положил вилку с куском свиной отбивной и окинул меня сердитым взглядом. Он ходил в строгом костюме, невзирая на нестерпимую жару, и оттого казался еще более грозным. К слову сказать, отец всегда ходил в костюме.

– А мне кажется, – с нажимом произнес он, – что это неплохая идея.

Я знал: если отец заговорил подобным тоном, вопрос решен. Таков был порядок в моей семье. Его слово – закон. На самом же деле я хоть и согласился, но без особого желания. Мне не хотелось тратить время, встречаясь после уроков с учителями (повторяю, после уроков!) – и так каждую неделю, до конца года, – чтобы придумать тему для школьной вечеринки или решить, какого цвета должны быть транспаранты. Именно этим и занимались президенты – по крайней мере в те времена, когда я учился. Школьники не имели права голоса ни в чем по-настоящему значительном.

Но опять-таки я понимал, что отец прав. Мне нужно было приложить усилия, чтобы поступить в колледж. Я не играл ни в футбол, ни в баскетбол, ни в шахматы, ни в боулинг, не занимался музыкой, не блистал умом – да, черт возьми, практически ничем не блистал. В отчаянии я принялся вспоминать свои коронные трюки, но, честно говоря, насчитал не так уж много. Я умел вязать восемь морских узлов; мог дальше всех пройти босиком по горячему асфальту; балансировал карандашом на кончике пальца в течение тридцати секунд… Вряд ли этого было достаточно, чтобы обеспечить себе поступление в колледж. Я пролежал всю ночь без сна, медленно проникаясь осознанием собственного ничтожества. Спасибо, папа.

На следующее утро я зашел в кабинет директора и вписал свое имя в список кандидатов. Кроме меня, в предвыборной гонке участвовали двое – Джон Форман и Мэгги Браун. У Джона шансов не было, я точно знал. За разговором этот тип обрывал собеседнику пуговицы. Зато он хорошо учился. Он сидел в первом ряду и поднимал руку каждый раз, когда учитель задавал вопрос. Если его вызывали, Джон почти всегда отвечал правильно и смотрел по сторонам с самодовольной улыбкой, как бы демонстрируя свое интеллектуальное превосходство. Мы с Эриком обстреливали Формана жеваной бумагой, когда учитель не смотрел.