Последний защитник - Тэйлор Эндрю

Издав победный клич, Бекингем поразил грудную клетку Шрусбери, заодно проткнув ему правое плечо. Граф выронил оружие и рухнул на землю. Герцог выдернул свою шпагу из тела поверженного соперника.

Холмс и Тэлбот бились на равных, отвечая ударом на удар, поэтому Бекингем бросился вправо, придя на помощь Дженкинсу, которого сильно теснил Говард. Заметив опасность, Говард со злобным выражением лица отбил оружие герцога, лишив его равновесия и вынудив отшатнуться в сторону Дженкинса. Тот хотел было вернуться в бой, но Бекингем попытался перехватить вооруженную руку противника. Однако опоздал. Говард молниеносно и с неожиданной грациозностью перенес атаку на Дженкинса и вонзил клинок ему в левый бок. Молодой офицер вскрикнул и упал.

Дуэль закончилась так же внезапно, как и началась. Наблюдатели с криками ринулись вперед. Четверо уцелевших дуэлянтов замерли на месте, опустив свои клинки, с открытым ртом, тяжело дыша и раскрасневшись. Они выглядели растерянными и смущенными, как будто их внезапно застали за неким несусветно глупым занятием.

Какой-то мужчина, вероятно врач, опустился на колени подле Шрусбери и нащупывал его пульс. Кровь лилась на траву. Граф попытался встать, опираясь левой рукой о землю. Один из слуг уложил его обратно на землю, сорвал с себя плащ и укрыл хозяина.

Дженкинс лежал безмолвно и неподвижно. Господин Вил склонился над ним и на вопрос Бекингема лишь покачал головой:

– Мертв, ваша светлость. Бедный храбрый парень.

– Будь я проклят! – произнес герцог, утирая рукавом пот с лица.

Вил пробормотал в ответ что-то невразумительное: кажется, спросил, что теперь делать.

– Кобель и сука, – вдруг сказал Бекингем.

Или, во всяком случае, я так понял. Попробуй-ка разбери на таком расстоянии, о чем идет речь. Так что я вовсе не был уверен, что расслышал правильно. Может, Бекингем произнес вовсе не это, а что-нибудь созвучное, допустим: «Капель в лесу-то». Герцог продолжал говорить, но теперь уже так тихо, что я вообще ничего не слышал, а только видел, как двигались его губы и как он показывал на двоих мужчин, лежащих на земле в окровавленных рубашках.

Через пару минут обе компании вернутся к своим лодкам. Мне тоже пора было уходить. Я вернулся в рощу и как можно быстрее направился вниз к переулку, периодически переходя с шага на бег. Вода стояла по-прежнему высоко, и пока еще не стемнело. Если повезет, Вонсвелл ждет меня в пивной. Я бросил взгляд на реку, где у спуска были пришвартованы лодки.

К моему ужасу, один из гребцов Бекингема указывал в мою сторону. Не обращая внимания на шов в боку, я заставил себя идти быстрее, моля Бога, чтобы гребец принял меня за работника фермы.

Пивная у причала была битком набита мужчинами, которые зарабатывали на жизнь на реке. Когда я ввалился в наполненное дымом помещение с низким потолком, некоторые посетители повернули голову и неодобрительно посмотрели на меня. Вонсвелл выпивал, сидя за длинным общим столом у окна.

– Скорее, надо спешить! – крикнул я.

Он поднял голову:

– Надо ли, хозяин? – А затем обратился ко всей компании: – Надо ли мне спешить, ребята?

– Не надо, – ответил кто-то громко. – Ты такой же свободный человек, как и любой другой в Лондоне. Лучше выпей, приятель. Давайте все выпьем.

Его товарищи в знак согласия застучали кружками по столу.

Я наклонился к Вонсвеллу.

– Еще пять шиллингов сверху, если мы тронемся прямо сейчас, – сказал я дружелюбно. – Или я отправлюсь назад пешком, а ты лишишься платы за обратный путь, а также шиллинга в час за ожидание.

Вонсвелл принял предложение, хотя, чтобы сохранить лицо, допил свой эль без спешки. Я первым пошел к выходу, а лодочник, пошатываясь, побрел следом. В результате я потерял пять минут – слишком много. Роджер Даррел, слуга господина Вила, шел по переулку в направлении пивной. Несмотря на свою громоздкую фигуру, двигался этот тип с поразительной скоростью. Завидев меня, он остановился в тридцати ярдах, положив руку на рукоять старой кавалерийской шпаги:

– Ба, какие люди! Разрази меня гром, если это не Марвуд! – Он говорил гнусаво, будто у него был заложен нос. – Господин Вил наверняка заинтересуется. Похоже, лодочники, эти водоплавающие придурки, все же были правы. Вы пойдете со мной, сэр, не так ли?

Вонсвелл подошел ближе:

– Это кого ты назвал водоплавающими придурками?

– Придержи язык, недоумок.

– Это я-то недоумок? Да я дух из тебя вытрясу, жирное трепло.

Даррел глянул на приземистого худощавого мужчину и разразился хохотом:

– Ну просто вылитый бойцовский петушок!

Вонсвелл вытаращил глаза. А потом сплюнул, пожал плечами и трусливо удалился обратно в пивную, бросив меня на произвол судьбы.

Даррел медленно двигался ко мне. Я дал деру по тропинке, ведущей к реке, надеясь, впрочем не слишком, что сумею вскочить в лодку и таким образом спастись.

Двери пивной снова отворились, и появился Вонсвелл. В руках у него была дубина с железным наконечником. За ним вышли шесть или семь его дружков. У одного на плече был топор. Другой рубил воздух перед собой, размахивая резаком.

– Вот он! – махнув дубиной в сторону Даррела, крикнул Вонсвелл. – Паршивый пустомеля! Назвал нас водоплавающими придурками. Жирный сукин сын.

Лодочники наступали плотной грозной фалангой. Даррел обнажил шпагу и замер в нерешительности. Потом повернулся и быстро зашагал туда, откуда пришел.

Часы над Кордегардской лестницей пробили пять.

Выслушав подробный доклад Марвуда и отпустив его, господин Уильямсон, заместитель государственного секретаря, позволил себе взять минуту на размышления: следовало хорошенько обдумать все, что ему стало известно, и решить, как наилучшим образом представить это милорду Арлингтону. Затем Уильямсон встал из-за стола, надел плащ и двинулся через Скотленд-Ярд в Уайтхолл. Моросил дождь. Темное небо было затянуто тучами. Дворец таял в сумерках. Уильямсон направился в контору лорда Арлингтона, выходящую окнами на Собственный сад, и попросил чести удостоиться аудиенции у его светлости.

Секретарь вернулся почти мгновенно и проводил посетителя в кабинет. Занавеси были опущены, и горели свечи. Лорд Арлингтон ответил на приветствие Уильямсона величественным кивком головы. Целых четыре года он представлял английского короля в Испании и усвоил манеры испанского двора.

– Есть новости? – строго спросил Арлингтон.

– Да, милорд. У меня имеется свидетель, который видел все собственными глазами.

– Что именно там произошло?

– Дуэлянты встретились в Барн-Элмсе. Все вышло не так, как нам бы того хотелось. Бекингем ранил лорда Шрусбери.

– Смертельно?

– Этого мы пока не знаем. Лезвие вошло в правую часть его грудной клетки и вышло через плечо. Шрусбери упал на землю. Вытекло много крови. Очевидно, он был в сознании, но встать не смог.

– Весьма печально, – вздохнул Арлингтон. – Я должен тотчас доложить королю. – Однако он не тронулся с места, а смотрел на огонь, не проявляя видимых признаков спешки. – Я полагал, что Тэлбот и Говард сделают свое дело. Я очень на это надеялся. Они ненавидят Бекингема. Кто-нибудь еще пострадал? Или был убит?

– Дженкинс. Говард пронзил его. – Уильямсон поджал губы. – Он мертв.

Арлингтон обдумывал сказанное. Уильямсон ждал. Он привык к манере своего начальника делать долгие паузы и знал, что лучше их не прерывать. На носу у государственного секретаря всегда красовалась узкая полоска черного пластыря, что Уильямсон втайне находил просто смехотворным. Пластырь был нужен, дабы скрывать шрам от раны, полученной, когда Арлингтон сражался за короля в самом начале гражданской войны. Злые языки утверждали, что особой надобности в пластыре нет, просто таким способом милорд напоминает всем о былых заслугах, о свой верности короне, проявленной в последних войнах. Но в глаза ему этого, разумеется, не говорили.

– Да, большое несчастье. – Арлингтон нахмурился, а потом лицо его просветлело. – Но нет худа без добра: один участник дуэли мертв, а Шрусбери ранен, возможно смертельно. Четверым уцелевшим это так не пройдет. Им придется скрываться, не исключено, что даже покинуть страну.